Захожу в дом, теперь я хозяин. Упс! Оружие не только у меня. Передо мной стоит пацаненок, в руках которого ружье выше него ростом. На потолке мигает тусклая лампочка, освещая нежные щеки и большие оленьи глаза, опушенные густыми черными ресницами. Видя, что я медлю, он начинает вскидывать свою стреляющую палку. Палец рефлекторно дергается. Пацана рвет очередью почти пополам. В доме поднимается женский крик. Выбегаю прочь. Потом возвращаюсь и подпираю дверь выручившей меня лопатой. Сердце в груди заходится так, что кажется, сейчас выскочит через горло. Вдох, выдох, вдох, выдох, спокойнее, спокойнее, это он сейчас пацан, а подрастет, тоже будет девок насиловать, порода у них такая. Ну вот, успокоилась, теперь пойду, посмотрю, что же там происходит.

Ешкин свет, сколько вас тут, вам что, по ночам не спится? Возбужденные товарищ в количестве человек десяти, в исступлении машут руками, исполняющий сегодня обязанности главного орет на двоих в камуфляже. Неподалеку лежат тела, кто там мне не понятно. Хорошо, что они меня не видят, а я их замечательно, а вот нефиг стоять под фонарем. Прижимаюсь поплотнее к стене, приклад к плечу. Дурное дело нехитрое, товарищи горцы стоят плотной кучкой, лишь бы патронов в обойме хватило, почему-то боюсь менять обойму на запасную, примотанную изолентой, вдруг пока буду разбираться, меня срисуют. Ну, начнем. Палец на спуск, давим. Автомат дергается в руках, ствол норовит улететь куда-то вверх и вправо, приходится возвращать его на место. Зато эффект на лицо. Спорящие валятся как трава, подрубленная косой. Щелк, щелк – это патроны аяк талды. Теперь бегом, бегом, куда-нибудь, в спокойной обстановке разберусь с этими обоймами.

Прячусь за задней, темной стеной одного из домиков. Ага, вот этот рычажок, похоже, чтобы обойму отщекивать, так и есть! Переворачиваю спарку, прилаживаю полную обойму к автомату. С первого раза не получается, но упорство города берет, вуаля, обойма на месте, как родная. Рычажок предохранителя стоит в средней позиции, а я стреляла очередями, значит, одиночные выстрелы и их отсутствие – это крайние положения. Сдвигаю вверх, для пробы делаю выстрел – ничего, в смысле не стреляет. Значит надо вниз сдвигать.

Вернувшись к спорщикам, обнаруживаю, что моя помощь здесь не требуется, убитые превратились в упырей и теперь с упоением жрут выложенные рядком тела, не замечая ничего вокруг. Близко подходить к ним я, разумеется, не буду, а вот на склад прогуляться все же стоит. Дверь, ведущая в телескоп, распахнута настежь. Помещение телескопа напоминает скотобойню. Ребят закидали гранатами, от них остались кровавые фрагменты и непонятные ошметки. К горлу подкатывает комок дурноты, приходится снова дышать.

Я осталась одна, но пока жива. Надо выбираться отселя к лешему. Только не с голой же задницей, надо набрать себе чего-нибудь. Барахло, кучей занимавшее центр комнаты, изрезано осколками. Принимаюсь копаться, изредка оттаскивая более-менее целое и полезное в чистый угол, периодически прислушиваясь к происходящему снаружи. Похоже, фортуна лично ко мне повернута совсем не пятой точкой, через полчаса раскапывания и складывания всяческих полезностей, нахожу практически нетронутым свой рюкзак. Ну надо же! Видимо его завалили вещами, после чего позабыли. Ок. Теперь можно двигать подальше от людей, куда-нибудь в горы. Только надо бы боезапас пополнить. Поиски приводят меня в домик администрации. В домике нахожу целое сокровище: сколоченную из досок пирамиду, в которой стоят разнообразные штуки. Вернее видов там можно насчитать всего три, но зато количество меня устраивает. Начинаю перебирать, ага, вот этот знаком, карабин Сайга, которую показывал Диас. Сайгу он давал снайперам, значит, я ее беру. Еще вытаскиваю калаш, выгодно отличающийся от потрепанных с деревянными ручками собратьев, металлической складной ручкой и новеньким смазанным видом. Мммм, теперь патроны, даже я понимаю, что без патронов оружие – это просто палка. Вместе с патронами нахожу еще и пистолет ТТ, из такого стрелял Великанов. Сажусь и неторопливо подбираю патроны к уже своим стволам, иногда вскидывая голову и прислушиваясь. Автомат который меня выручил, лежит под рукой, дверь закрыта на щеколду, защита конечно, ненадежная, но мне и не надо ни от кого закрываться, пока щеколду сломают я по любому буду готова встретить гостей. Разобравшись, нагребаю приличную кучку симпатичных картонных коробок. Сгребаю все в узел, сооруженный из зеленого знамени с письменами, висевшем на стене. Теперь будем стрелять себе еду. О! Еда, точно.

Оставляю все вещи сваленными рядом с домиком администрации, за камешком в теньке, чтобы никто, упаси Аллах не споткнулся, иду до кухни. По дороге мне встречается чечено-зомби, и я с удовольствием его упокаиваю. Кроме шаркающих фигур по территории лагеря передвигаюсь, представьте себе, только я. Остальные, судя по активности, сидят по домам и не кажут носа, ну или жрут. Ничего, вот морфы наедятся и будет вам веселье, мстительно думаю я.

В конце концов, вся куча барахла собрана, и я чешу в затылке, как же это все унести. И не навьючишь ни на кого, лошадки, которых пригнали только на забой и годятся, по крайней мере, меня они не подпустят. В результате отказываюсь от части еды и зеленого знамени, коробки с патронами и тушенку распихиваю просто между вещей, в клапан упихиваю несколько лепешек. Пистолет в кобуру и на пояс, автомат, сменивший отнятый у чечена, на шею, а карабин сбоку на рюкзак.

Потом иду на выход. На КПП меня встречает Вова. Не хочет он ходить неупокоеным.

– Это даже хорошо – говорю ему и стреляю из пистолета в голову, на таком расстояние даже я попадаю… со второго выстрела – прощай.

Теперь меня здесь ничего не держит, а лучше гор могут быть только горы.

Бездумно обрывая темно-зеленые копья дикого горного лука, я лежу на каремате рядом с палаткой и разглядываю облачность. Сегодня, опять, пойдет дождь, переходящий в снег, для высоты, на которой расположено озеро Жасыл-Коль – это нормально, ночью вся вода в окрестности стремиться перейти в твердое состояние, а по утрам поверхность Жасыл-Коля поддергивается треугольными узорами льда. Со вздохом поднимаюсь, начинаю собираться. Каремат в палатку, алюминиевую кастрюльку под полог, в ней еще осталось на дне немного супа из тушенки и гречки с диким луком, Одной банки мне хватает за глаза на весь день. Собираю развешанные для просушки на оттяжках вещи, и со вздохом и первыми каплями лезу в палатку – спать.

Обстановка внутри родная и привычная: по бокам палатки разложены вещи, по центру каремат, спальник и я внутри. Слегка выбиваются из романтического образа лежащие справа автомат, карабин и пистолет, а слева коробки с патронами: сине-красные для сайги и невзрачные для тт и калаша. Ласково поглаживаю бок автомата, пальцы приятно холодит оружейная сталь. Постепенно дождь набирает силу, в тент палатки дробно колотят капли. Под их перестук я засыпаю.

Тропинка с Озерного в Чонг-Кемин похожа на узкий грязный арык, наполовину заполненный хлюпающей, холодной жижей. По краям тропинки, насколько хватает глаз, а хватает их не на много – вогруг густой туман, заросли травы по колено. Я иду по самой бровке тропинки. Ботинки промокли насквозь, такоже и штаны, только куртка в районе спины, прикрытой рюкзаком, сухая. Стойкое ощущение де жа вю, где-то уже это было. Я помаленьку чапаю вперед и пытаюсь сообразить что же не так.

Впереди из тумана выступают две фигуры. Пытаюсь понять что и кто это, в какой-то момент видимость резко лучшеет, и сердце пропускает удар. Впереди папа и мама. Папа делает неловкий шаг в мою сторону, глаза его черные и затягивающие, как две дыры в пространстве. Судорожно начинаю шарить на поясе, там должна быть кобура, рука с третье попытки наталкивается на застежку. Кое-как вытаскиваю пистолет дрожащей рукой, тот норовит выпрыгнуть, поэтому придерживаю ходящую ходуном правую руку левой.

– Ты нас бросила – обвиняющее говорит папа.