Работая над портретом Доменико, Поли одновременно наблюдал за Тони. Ему казалось важным наблюдать за ними обоими сразу и ничего не упускать. Он видел, что Тони, листая журнал, в то же время следит за всем вокруг. Он все время за всем следит и как будто чего-то ждет. Даже когда он совсем неподвижен, глаза у него бегают. Мальчик решил, что у него глаза стрелка. В вестернах, которые он видел про таких стрелков, они всегда смотрели человеку в глаза, чтобы угадать, когда тот перейдет в наступление.

– Почему ты работаешь так долго? – спросил Доменико.

– Совсем не долго. Леонардо да Винчи понадобилось семь лет, чтобы написать Мону Лизу.

– Ого! Через семь лет я буду мертвый.

Когда рисунок был закончен, Поли протянул его мафиози, чтобы тот полюбовался. Дом засмеялся и удивленно покачал головой.

– Да это я и есть, право слово! Ты просто гений, паренек. Ты даже сумел нарисовать мой красивый рот. – Он показал портрет Тони. – Правда, здорово?

– Как раз то, что нужно всему миру. Любоваться еще одной такой физиономией, как твоя.

– Хотите, я и вас нарисую? – спросил мальчик. Он старался ладить с обоими. Ему казалось, что будет лучше, если он им понравится и если они поверят, что тоже нравятся ему. Может, тогда они не будут такими осторожными, и у него появится шанс.

Тони покачал головой:

– У карабинеров и без того хватает моих портретов.

Позже Поли сидел, натянув свою собачью цепь до конца, и смотрел, как Доменико чистит и смазывает свой пистолет. Мальчику нравилось, как он это делает, беря в руки и держа каждую часть как что-то совсем особенное. Поли считал, что в гангстерском бизнесе все должно быть особенное. Если даже самая маленькая частица окажется неисправной и подведет тебя – ты мертв.

Дом поднял на него глаза:

– Тебе нравится оружие?

– Не знаю. У меня его никогда не было. Я об оружии ничего не знаю. – И добавил в пояснение: – Мне ведь только восемь.

Дом засмеялся:

– Когда мне было восемь, я уже застрелил четверых.

Поли уставился на него широко раскрытыми глазами.

– Ладно, не бойся, я пошутил.

Мальчик немного помолчал, потом сказал:

– Если вы научите меня, как обращаться с пистолетом, я научу вас рисовать.

– Это дело, малыш. А потом ты, может, станешь богатым деловым парнем, а я уйду в отставку и стану знаменитым художником.

У Доменико был девятимиллиметровый автоматический пистолет, он показал Поли все части и объяснил, как они действуют: особый механизм выбрасывает после каждого выстрела пустую гильзу и загоняет в патронник новый патрон, тогда пистолет снова готов к стрельбе.

Когда Поли все это усвоил, Доменико показал ему, как надо стрелять.

– Просто не верится, что сижу и глазею на всю эту чепуху.

Мальчик заметил, как вдруг переменился Доменико, каким он сделался серьезным, когда объяснял, что к чему. Никаких дурачеств и пустяковой болтовни, и его он уже не поддразнивает, как маленького. Поли понял: Дом хочет, чтобы он знал, что оружие предназначено для настоящих мужчин, а не для ребятишек, что из пистолета убивают людей. С пистолетами не играют. Нельзя наставлять на кого-то пистолет, если ты не собираешься стрелять в этого человека. А если тебе придется стрелять, то для этого существуют правильный способ и неправильный, вот так-то!

Использовать правильный способ – значит первым долгом установить, есть ли у пистолета предохранитель, и спустить его. Потом ты нацеливаешь пистолет двумя руками, а руки надо вытянуть и мягко, не дергая, нажать на спуск.

Вынув обойму, Дом показал, как все это делается. Протянул незаряженный пистолет Поли и велел ему самому попробовать.

Мальчик почувствовал тяжесть оружия, и у него внезапно задрожали колени. Он спустил предохранитель. Нацелил дуло обеими вытянутыми руками по направлению к трещине в стене. Задержал дыхание и нажал на спуск.

– Банг! – произнес он.

Самое удивительное, что все это оказалось очень даже просто.

Дом Дона Пьетро Равенелли находился точно в том месте, которое назвал и описал Витторио и Джьянни старик из Неаполя. Он стоял в предгорьях северо-восточной Сицилии, примерно в десяти километрах на запад от Палермо и не слишком далеко от прибрежной дороги на Пунта-Раизи.

Это была большая белая вилла в средиземноморском стиле с оранжевой черепичной крышей, за высокой стеной, огораживающей несколько акров хорошо обработанной земли. Пространство между стеной и домом патрулировали четыре вооруженных до зубов охранника. Кроме того, были установлены стратегически расположенные прожекторы и поворачивающиеся телекамеры, чтобы отслеживать не дай Бог упущенное охранниками.

Наступал вечер; Джьянни и Витторио уже четыре часа наблюдали за домом и участком. Запоминали расположение, отмечали каждого, кто входил в имение и кто из него выходил, и, разумеется, были совершенно уверены, что Равенелли из дома не выезжал.

Заняв позицию у вершины лесистого холма, на расстоянии около трехсот ярдов от виллы, они потихоньку переговаривались, не отрываясь от двух мощных полевых биноклей. Машина была спрятана за кустами; с правой стороны до них доносился приглушенный расстоянием шум транспорта, идущего по прибрежному шоссе в Палермо и обратно.

Долгая бессонная ночь, целодневная дорога, составление планов, а теперь еще слежка… Время от времени один из них вытягивался в высокой траве, чтобы подремать. Начать действовать они могли не раньше, чем близко к полуночи, и было важно, чтобы каждый из них чувствовал себя отдохнувшим и полным энергии. Проще было бы долететь самолетом и взять машину напрокат в аэропорту Палермо, но приходилось принимать во внимание набитый оружием багажник. Они опоздали на последний ночной паром из Неаполя и были вынуждены из-за этого проехать четыреста километров по итальянской территории, сесть на паром до Мессины и потом проехать еще триста километров на восток по прибрежному шоссе до Палермо.

Они наблюдали за раскинувшейся перед ними белой виллой, ждали, дремали и чувствовали все растущее напряжение.

Около шести часов двое мужчин, работавших в саду возле кустарника и цветочных клумб, уселись в старенький пикап и отбыли.

Экономка, грузная женщина в черном платье, покинула дом часом позже.

Чуть позже восьми приехала машина и увезла еще одну женщину – по-видимому, повариху.

К этому времени уже стемнело, и спустившаяся вечерняя тишина приглушила все звуки. Джьянни и Витторио увидели, как теплые желтоватые огни ламп засветились в окнах дома и как вспыхнули холодным огнем прожектора снаружи. От шагающих по двору охранников протянулись длинные тени.

– Итак, ты понимаешь, – донесся из сумрака негромкий голос Витторио, – один только вскрик охранника, и мы с тобой все равно что покойники. А также и мой мальчик. Значит, мы должны пользоваться пистолетами с глушителем. Бесшумно убрать четверых патрульных во дворе и еще одного охранника в доме, того, который наблюдает за мониторами телекамер.

Джьянни ничего не ответил.

– С тобой все в порядке? – спросил Витторио.

Джьянни Гарецки кивнул.

Витторио набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Они начали натягивать черные перчатки и черные маски. Черные рубашки и брюки были уже на них.

Свет в спальне на втором этаже погас примерно в одиннадцать.

В полночь они бесшумно перелезли через стену ограды и спрятались в кустах. Витторио заранее определил, что ни ограда, ни самый дом не окружены проволокой под напряжением.

Два охранника с автоматами стояли где-то метрах в пятидесяти справа от них, курили и болтали. Но они должны патрулировать поодиночке. Джьянни и Витторио скрючились в тени и ждали.

Луч прожектора прошел над их головами, и Джьянни заметил, что телекамера поворачивается вслед за лучом света. Джьянни весь вспотел и устыдился своего страха, но тут же сказал себе, что страх вполне закономерен.