Само по себе требование отречься от Христа должно было все реже выдвигаться на процессах христиан по мере того, как, с одной стороны продолжала расшатываться и слабеть традиционная греко-римская религия, и многочисленные чужеродные культы все прочнее обосновывались на территории Империи; с другой стороны, христианство, проникая понемногу во все слои общества, уже не казалось таким нетрадиционным и антиобщественным, каким оно воспринималось сначала. В 186 г., в деле Аполлония, епископа Равеннского, римский судья с явным сочувствием к подсудимому убеждал его апеллировать к сенату (Евсевий. Церковная история, V, 21, 4). По свидетельству Тертуллиана, наместник Северной Африки Веспроний Кандид, человек в общем-то жесткий и суровый [51], считал достаточными признавать христиан всего лишь нарушителями общественного порядка и довольствовался тем, что присуждал их к публичному извинению перед согражданами (К Скапуле, IV, 3). Именно эти сограждане, оскорбленные вызывающе-независимым поведением христиан (а нередко их прямо провокационными действиями [52]), как правило, и возбуждали судебные дела против них, а также инспирировали гонения. Во всяком случае ранние христиане ясно сознавали, что настоящая угроза им исходит не от государственной власти, а от окружающего враждебного населения. Евсевий передает, что т. н. Дециево гонение началось в Александрии задолго до появления императорского указа, «когда какой-то пророк… стал возбуждать и натравливать на нас языческую толпу» (Церковная история, VI, 41, 1). В некоторых раннехристианских документах встречаются косвенные и прямые указания, что начальство в провинциях и даже сам император заступались за христиан и защищали их от притеснений «негодной черни» (Иустин. 1-я Апология, 70, 71; Тертуллиан. К Скапуле, IV, 6).
По-видимому, на определенном этапе власти, поняв, что распространение христианства уже не остановить, готовы были допустить его существование при условии, что христиане будут соблюдать общегосударственную религию и ее ритуалы. «Кто же мешает вам чтить и Его (Христа), если это Бог, вместе с богами естественными? – спрашивал у христиан египетский наместник Эмилиан в 257 г. – Вам приказано чтить богов, и именно тех, которых все знают» (Евсевий. Церковная история, VII, 11, 9). Античное сознание позволяло сочетать поклонение Христу с верностью mos majorum. Осуждавший новую религию Цельс иронически советовал христианам обожествить Сивиллу или Иону с его тыквой, находя их ничуть не худшими, чем Христос, но при этом настаивал, чтобы воздавалось должное почтение официальным богам (Ориген. Против Цельса, VII, 53). У римлян было понятие частного или местного культа (privatus cultus), нисколько не противоречащего государственному [53]. Повсеместно существовали локальные культы (особенно много в Египте); каждый полис, община, коллегия и религиозная ассоциация имели своих особых богов-покровителей, – вплоть до отдельной семьи и мелких божков-ларов, охранителей домашнего очага. Наряду с этим учреждались новые культы, обожествлялись правители и герои, и из Деяний апостолов мы узнаем, что жители Листры хотели поступить так в отношении Павла и Варнавы (14:11-13). Всякий гражданин был волен по своему усмотрению составлять свой домашний ларарий, и в III веке, когда Христос был уже довольно широко почитаем, в том числе и не-христианами, император Александр Север включил его в число своих домашних божеств вместе с Аполлонием, Авраамом и Орфеем (Элий Лампридий. Александр Север, XXIX, 2). Как раз в это время в Церкви возникла легенда, что еще император Тиберий собирался ввести Христа в официальный пантеон и даже конфликтовал по этому поводу с сенатом (Тертуллиан. Апология, V, 2 и др.). Эта легенда, вошедшая во все христианские анналы, не могла бы укорениться, если бы в Церкви не возникло ощущение, что правительство ослабило свое давление на нее и ищет компромисса.
«Чародеи»
Полемический трактат знаменитого христианского апологета и отца Церкви Оригена (185-254 гг.) «Против Цельса», написанный в опровержение антихристианского сочинения эллинистического автора второй половины II века, называемого «Правдивое слово» (само сочинение это не сохранилось), замечателен сам по себе, а для нашей темы поистине уникален. Ориген взялся за опровержение достаточно известного в его время сочинения, – в отличие от других христианских апологетов, которые предпочитали в качестве оппонентов выводить вымышленных условных лиц, представляющих обобщенный тип антихристианина. Цельс же – обвинитель реальный, и его «Правдивое слово» в свое время наделало много шума в Церкви. Посему Ориген был вынужден опровергать не только те обвинения, которые ему было удобно опровергать. Ему пришлось спорить с Цельсом по всем пунктам, шаг за шагом отражать антихристианские выпады «по возможности с буквальной точностью». Отец Церкви сохранил даже композицию «Правдивого слова»: Цельс критиковал христианское вероучение с разных точек зрения: сначала он спорил с христианами от имени ортодоксального иудея, а затем выступал как эллинистический философ и историк.
С самого начала христиане рисуются в «Правдивом слове» как колдуны и чародеи (ma, goi, go, hsi). «Цельс утверждает, что христиане при помощи имен и заклинаний будто бы имеют власть над некоторыми демонами… Дальше он обвиняет и самого Спасителя в том, что совершить свои чудесные деяния Он будто бы был в состоянии только при помощи чародейства» (Против Цельса, II, 6); «все это суть деяния какого-либо отверженного богом человека, какого-либо гнусного колдуна» (I, 71). Также и ученики Иисуса, будучи «простыми и необразованными людьми, производили [на слушателей] такое неотразимое влияние, которое указывало на присутствие в них особой таинственной силы чародейства» (III, 68). Наконец, по словам Цельса, он лично «видел у некоторых пресвитеров книги, содержащие имена варварских демонов и волшебные средства; в них нет ничего хорошего, а все – во вред людям» (VI, 40).
Отражал ли Цельс в данном случае распространенное мнение? Безусловно. Многие христианские авторы возмущались тем, что Христа сравнивают с известным чародеем Аполлонием Тианским (ум. 97 г.), а Евсевий Кесарийский посвятил осуждению такого взгляда специальный трактат – «Против Гиерокла». По словам Евсевия, императорский префект Гиерокл (ок. 303 г.) отзывался об Христе как о посредственном волшебнике, совершившим «кое-какие чудеса», которые затем раструбили и приукрасили его последователи – «лжецы, невежды и чародеи (go, htej; в смысле: обманщики, шарлатаны)». В «Евангелических доказательствах» Евсевий опять же отвел немало места опровержению утверждения, что «чудеса, творимые Иисусом, были разновидностью колдовства, коим Он обманывал тех, кто их видел, – так, как это делают маги и чародеи» (III, 5). Иероним Стридонский отмечал, что магом продолжают называть Христа и иудеи (Письма, 45, 6).
О чрезвычайном распространении в античном мире магии и всевозможных оккультных учений и практик свидетельствуют разнообразные источники, о том же говорит богатый эпиграфический материал. По свидетельству Флавия Филострата (ок. 170-248 гг.), «обращаются к сему искусству и ристатели, и все, состязающиеся ради желанной победы… приписывая свою победу чародейству, коему, впрочем продолжают доверять, даже и потерпев поражение. Не обходит чародейство также и купеческих дверей, и часто случается видеть купцов, которые объясняют свои удачи искусством колдуна, а неудачи – собственной скупостью… Но более всего привержены колдовству влюбленные» (Жизнь Аполлония, VII, 39). Отношение античного общества к магии, как и вообще к сверхъестественному не было однозначным. Одно и то же магическое действие в разных условиях воспринималось по-разному. Приворотные зелья и всевозможная ворожба, распространенные повсеместно, как правило, не осуждались, но когда Апулей прибег к тому же средству (вернее, якобы прибег) ради женитьбы на богатой вдове, преследуя корыстные цели, его обвинили в колдовстве. Обращение к астрологам и гадателям было обычным делом даже у высокопоставленных лиц, но Септимия Севера за то же привлекли к суду: он справлялся у предсказателей-халдеев, станет ли он императором (Элий Спартиан. Север, IV, 3). Гадание по внутренностям жертвы входило в традиционный культ, но когда это же гадание совершал не официальный жрец, не в установленном месте, совершал тайным образом, то такое гадание влекло обвинение в магии и преследовалось по закону. Тот же Апулей в своей «Апологии» восхваляет искусство древних персидских магов во главе с Зороастром, но с брезгливостью отзывается об именующих себя магами уличных шарлатанах. Последние же всегда пользовались большим спросом у населения. Даже дурная репутация обманщика и шарлатана не служила им помехой, подтверждением чему служит ироническая строка Ювенала: «Неосужденный астролог совсем не имеет успеха» (Сатиры, VI, 562).