- Не ошиблись, - сознался я, почему-то засмущавшись, словно припёрся впервые, и не было кандидатской.

- Давайте, давайте, показывайте-рассказывайте, - заторопил любознательный секретарь, - я весь в нетерпении.

Волнуясь как абитуриент, я впервые, сбиваясь и повторяясь, протараторил вслух основные тезисы почти готовой диссертации, часто и невпопад обращаясь к графикам и чертежам, под одобрительные поддакивания и подхмыкивания заинтересованного слушателя, нервно хватавшегося за бородёнку - того и гляди ненароком выдерет. Не рассказав толком и половины важнейших деталей, умолк, замаявшись и утирая пот со лба.

- Ну, как? – спросил, не сомневаясь в восторженном отзыве.

- Плохо, - огорошил Гном.

- Как так – плохо? – не поверил я.

- А так! – настаивал вредный старикашка. – Вы не уложились в отведённые 20 минут.

- А я и не старался! – враждебно отрезал я на придирку не по существу.

- И зря, батенька! – не унимался старый хрен. – Вы хотите стать учёным, так берегите каждое слово, не разбавляйте вино водой. Мудрые йоги учат: молчи, если нечего сказать, а если говоришь, то скажи ровно столько, чтобы понятна была мысль. У вас, дорогой, много лишних слов, вот вы и не уложились в академическое время. Настоящая наука болтунов не терпит. А из вас, судя по этим материалам, может получиться настоящий учёный, - Гном миролюбиво улыбался, пощипывая бородку. – Вы, батенька, с полным основанием претендуете не только на докторскую степень, но и на совершенно новое, новаторское научно-техническое направление в коммунальном хозяйстве, и я не удивлюсь, если очень даже скоро мы станем коллегами в учёном совете Академии, - и хитро задребезжал, радуясь за потенциального Главного сантехника страны. – Надо только не медлить, не дать разнюхать и перехватить идею. И потому нам нужен, - уже: нам! – авторитетный и энергичный научный руководитель. Как вам кажется в этой роли Данила Романович? – Он назвал известного члена-корреспондента по кличке Бульдозер, обладавшего неукротимой волей и бешеной энергией и проталкивавшего свои идеи и своих протеже с такой яростью и настойчивостью, не стесняясь в выражениях, что никто не решался ему долго перечить. Судя по регулярным публикациям самого разнообразного научного содержания, он, кроме бойцовского характера, обладал ещё и завидной работоспособностью. Кроме широты научных познаний и энциклопедической эрудиции, особенно импонировало то, что все публикации были сделаны в соавторстве с молодыми, которым он уступал первенство, ставя свою фамилию всегда второй. Такой руководитель был бы подарком судьбы.

- А он согласится? – усомнился я, не веря, что смогу заполучить лучшего руководителя в Академии.

- Бульдозер-то? – коротко всхохотнул Гном. – Да его пивом не пои, а дай хорошенько поковыряться в залежалой академической пашне, поросшей глухими сорняками. Пойдём – надо покорять вершины, а не овраги.

Вершина нависала над столом, поддерживая массивную голову руками, и пополняла копилку знаний, отрешённо усваивая какой-то потрёпанный фолиант, явно не дотягивающий размерами до академического издания.

- Привет! – бодро поздоровался секретарь.

- Здравствуйте, - тихо промолвил и я, тщетно стараясь укрыться за тщедушной спиной гномика.

Учёная глыба, экономя драгоценное время, протянула над столом, не отрывая от книги глаз, огромную длань внешней стороной вверх, будто для поцелуя. Но нахальный секретаришка и не думал лобызать, а с силой хлопнул ладошкой снизу по длани так, что она дёрнулась вверх, а я не решился последовать его примеру и только подержался за великую руку, рождённую указывать на верные пути и направления.

- Данилка! – панибратски обратился Гном к великому. – Снимай личину. Мы к тебе по важнейшему делу, которое очень может и тебя заинтересовать. - Бульдозер недовольно поднял на нас тёмно-карие собачьи глаза, мрачно оглядел меня, соображая, чем я могу его заинтересовать, в сердцах захлопнул чтиво, вставив для памяти карандаш, и резко отодвинул в сторону, но я успел разглядеть автора – Бредбери! – Викентий Алексеевич принёс весьма прелюбопытные материалы, - продолжил Гном моё представление, - по-новому освещающие организацию трудоёмких коммунальных служб.

Научное светило поморщилось, как будто запахло из унитаза.

- Кто такой? – спросил небрежно, словно меня и не было. – Из наших мелкопоместных князьков? – точно угадал мою незначительную должность. – А-а, помню твою добротную защиту, - надо же: вспомнил! – Что? Опять неймётся? – угадал и то, зачем я припёрся.

- Ладно, ладно, - утихомиривал его Гном, - ты потише, повежливее – не пожалеешь, - и ко мне: - Когда сговоритесь, приходите – оформимся официально, - и выскользнул серой тенью за дверь, оставив меня один на один в клетке с тигром.

- Не будем терять самого драгоценного, что есть на свете – времени, - предложил хозяин, ещё дальше отодвигая фолиантик, - давай, излагай.

Ему я, памятуя о недавнем промахе у секретаря, отбарабанил за 10-15 минут, зато на вопросы отвечал верный час с хвостиком, пока не взмолился, чувствуя, что горло от натуги и волнения пересохло напрочь:

- Дани… - и разом покрылся холодным потом, вспомнив, что членкор не терпит, когда его обзывают по сермяжному Данилой, а не по-старославянски – Даниилом. – Дани-ил Романович, дайте стакан воды.

- А пива не хочешь? – наклонился, открывая дверцу тумбочки стола. – Баварское, прямо из Мытищ.

- Нет, - мужественно отказался я, вспомнив о зароке и спортрежиме, - я не пью пива.

- А я – воды, - с треском захлопнул дверцу раздосадованный Бульдозер, - потерпи мал-мала, ужо кончим, - и задал ещё с полдюжины вопросов, да всё по самым слабым местам, но не издеваясь, а, наоборот, стараясь одновременными советами укрепить слабину. – Всё! Баста! – закончил, наконец, наше дружное перелопачивание моих диссертационных материалов, которые показались мне такими сырыми и неинтересными, что стало стыдно невтерпёж. – Мой тебе совет: забрось диссертацию… - так я и знал! И чувствую: совсем запунцовел и обезвожил, - …и займись вплотную монографией. – Вот это финт! Опять диссертацию в ящик?

- Не могу, не получится, времени нет, работы много… - заблеял я жертвенным барашком.

- Помогу! – рыкнул тигр. – «И будешь вторым автором» - сразу сообразил я. – Все оргтехмероприятия по изданию беру на себя, - пообещал Бульдозер и сломил моё слабое барашье сопротивление. – Накропаешь – вернёмся к диссертации, и в два счёта оформим тебе звание. И времени не потеряем, и два больших дела сделаем. Лады? – Ничего не оставалось, как только согласиться. – Оставь мне, - положил хваткую лапу на наши материалы, - до конца недели. Позвонишь. Бывай! – и решительно засунул Бредбери под стопку папок.

Выскочил я из кабинета с пустыми руками и обалдевший от радости. А на душе всё же тревожно: пришёл-то просто зарегистрировать умеренные намерения, а ухожу с почти готовыми монографией и диссертацией, да ещё и с толкачём Бульдозером в паре. Ого-го! Спешу по длинным коридорам в свою академийку с чахлым прокуренным коридорчиком, спешу, чтобы не растерять по дороге неумеренной радости и поделиться с Машей. Да где там! То и дело тормозят знакомцы с незнакомыми скорбно-тревожными лицами, напуганные самоплодящимися коридорными слухами о скорой гильотинной реструктуризации, внимательно всматриваются в глаза, пытаясь разгадать, что я знаю, чем ещё испугаю, как переживаю грядущий раздрай, и почему необычно весёлый. Не иначе, как что-то разузнал, а сказать самым лучшим друзьям не хочу. Так вот и откусывают по кусочку от переполняющей радости, и нести скоро нечего будет. Надо было спросить у Данилы, что да почём, да не вспомнил, он-то наверняка знает, как нас раздолбают, но зачем? Я и без него не сомневаюсь, что наш маленький поезд идёт в тупик, а машинист уже встал на подножку и выставил ногу, чтобы соскочить вовремя. А ребята? А команда? Я даже остановился, обронив большую часть радости, но тут же успокоился: пока стою на подножке, пока делаются монография и диссертация, поезд успеет добраться до тупика без потерь, там и вытянем общий жребий. Обрадовавшись новой перспективе, пру дальше, а навстречу ещё одна радость – она, большая и красивая, и тоже радуется, аж светится, будто и не было недавних тёмных разговоров.