Констатация № 7 — что перед нами ситуация, когда оппонент, наплевав на все трансцендентальные императивы, вознамерился проводить переформатирование конфессии с далеко идущими последствиями во имя решения супероднозначных задач грубейше политического характера. А в такой ситуации попытка анализа тенденции с применением аппарата, использующего политическую параметризацию наряду с другой, как минимум, допустима.

Констатация № 8 — используя политическую параметризацию (и оговаривая сразу же, что к ней дело мы сводить никоим образом не намерены), мы должны признать, что речь, по сути, идет о попытке поставить Русскую Православную Церковь на службу классовым (и только классовым) интересам. Что, мягко говоря, «не есть хорошо».

Констатация № 9 — в связи с особой остротой политического момента, можно было бы закрыть глаза на подобное «не есть хорошо». Вряд ли это может сделать верующий — он сошлется на трансцендентальный императив. Я же, как политический культуролог и гражданин страны, скажу, что (а) это для меня не имеет столь решающего значения, (б) это бывало в истории, и (в) на это можно посмотреть сквозь пальцы в условиях, когда государство на грани исторического небытия. Тогда даже грубо классовая логика может быть позитивна, если она хоть сколь-нибудь государственна.

Констатация № 10 — таким образом, надо не сетовать на тему «институт на службе классовых интересов», хотя, конечно же, это очень прискорбная тема. А понять, что за классовые интересы, как они сопрягаются с общенародными и государственными в данный исторический период.

Иначе говоря — что это за… класс… группа… элита… субъект… диктующие российскому православию трансформацию, при которой оно должно — внимание! — «освободиться»:

— от метафизических позитивов развития;

— от исторической страсти;

— от героичности, подвига, жертвенности;

— от духовного энтузиазма;

— от… от… от… РАДИ ЧЕГО?

Ради того, чтобы окормляемое религией нового формата население никогда и ни при каких обстоятельствах не поддалось снова хилиастическому соблазну и всему, что из него вытекает. А вытекает из него не только большевизм, но и все левое, социалистическое, «теолого-освободительное» и так далее!

Что же это за класс такой или квазикласс (группа, элита)? Может быть, это нормальный инстинкт любого господствующего класса? Особенно же класса, осуществляющего господство в стране, где с его предшественником уже случились столь масштабные неприятности!

Нужен ли этому классу народ, длящий и развивающий свое историческое предназначение?

Ответ очевиден. Если окормлять этот народ должна смыслосистема, освобождающая его от исторической страсти, то… какое историческое предназначение?

Если государство (для вящей точности добавим «великое») — это средство, с помощью которого народ длит и развивает свое историческое предназначение, а смыслоокормляющая система должна с корнем вырвать и страсть по истории, и веру в предназначение (иудейские хилиастическо-мессианские мерзости), то великое государство этому классу тоже не нужно.

Нужен ли этому классу народ, способный выиграть большую войну? И тут ответ очевиден. Без жертвенности, без готовности откликнуться на зов великой идеи, без ощущения, что ты отстаиваешь благо в борьбе со злом, что страна твоя сопричастна метафизическому Свету и атакуема метафизической Тьмой, большую войну не выиграешь.

Нужен ли этому классу развивающийся народ? И опять ответ очевиден. Если народ, окормляемый смыслосистемой нового формата, должен убояться греха (а иначе зачем вообще нужна окормляющая смыслосистема?), а переформатирующаяся смыслосистема говорит, что развитие греховно… Тогда — какое развитие?

Так что же нужно классу? Если переформатирование, о котором я говорю, — это его заказ, то ему нужно одно: «чтобы быдло не возникало». Это и только это!

Меня спросят: «А разве Круппу или Моргану это совсем уж не было нужно?»

Отвечаю: «Допустим даже, что Круппу или Моргану с Рокфеллером и Дюпоном нужно было и ЭТО ТОЖЕ. Не хочу идеализировать господствующие классы вообще и буржуазное господство тем более. Но вы же не хотите сказать, что им было нужно ТОЛЬКО ЭТО? Им явным образом, ПОМИМО ЭТОГО, нужно было нечто другое. И очень многое! Чтобы не вернулись феодальные порядки и они не были бы вынуждены вновь кланяться в пояс каждой титулованной особе… А кто от этого может защитить? Воодушевленный определенными идеями народ. Им нужно было также, чтобы их страну никто не завоевал, отобрав их достояние в пользу завоевателя. Что для этого нужно? Армия, то есть все тот же народ, готовый лить кровь не за их мошну, а за Родину.

Им нужно было также, чтобы стоящий у ИХ станков ИХ народ создавал продукцию более высокого класса, чем соседний народ, стоящий у станков их конкурентов. То есть чтобы народ развивался, причем быстрее, чем соседние народы. Наверное, будучи немцами или американцами, англичанами или французами, эти буржуа хотели и чего-то большего… Быть сопричастными великой идее, заключающей тот или иной союз (вариант Завета) с их народом. А не с каждым из них в отдельности. Наверное, они ощущали себя немцами, французами, англичанами, американцами, а не только денежными мешками. В любом случае, даже для того, чтобы передать детям эстафету своего дела, им нужно было некое не лишенное героики идеальное содержание. И естественно предположить, что они черпали его в своей культуре. А значит, и культура эта нужна им была (в том или ином виде) не для того, чтобы отдавать дань моде и закатывать балы, а для чего-то другого.

Но уж, как минимум, им нужны были энергичные, достаточно развитые и неаморальные работники, причем в огромном количестве. Не только для своих заводов и фабрик, но и для национального хозяйства, национальной обороны, национальной культуры, образования и так далее. Конкуренция между странами, «хозяйствующими субъектами», хлестала их своим бичом, и они тянули, тянули и тянули этот груз классовой ответственности. Именно неизбежность этого «тяглового усилия» позволяла Марксу утверждать, что капитал готовит себе своего могильщика. Что, развивая производительные силы, он рано или поздно столкнется с несоответствием этих, развившихся и потому новых, производительных сил старым общественным отношениям.

Что Старое будет подвергнуто критике, а поскольку в лоне Старого есть Новое, то и преображению. Маркс верил в спасительность Истории, в ее неотменяемость. Он основывал эту веру на низменности по имени Интерес, но он, как верный ученик Гёте, верил, что Мефистофель Интереса будет работать вопреки своей воле на Бога Истории. Может быть, он и засомневался под конец жизни, но… Не в этом дело… И не это мы обсуждаем… Отнюдь не только Маркс так понимал логику поведения господствующего буржуазного класса. Да и любого господствующего класса вообще. Назвался груздем — полезай в кузов. Назвался господствующим классом — отвечай за государство. А значит, и за народ.

Если же все сводится к тому, чтобы «быдло не возбухало», то, помилуйте, какой господствующий класс в строгом смысле этого слова! Переформатирование смыслосистемы, которое мы обсуждаем, строго тождественно тому, что смыслосистема должна производить «опиум» и только «опиум» для народа. И ничего другого не производить! А «опиума» — побольше! Пасквиль товарища Ярославского и его сподвижников превращается в классовый заказ: «Даешь опиум!»

Корчась в ненавидящих судорогах под гнетом поношений Ярославского и K°, смыслосистема, освободившись от гнета, решила воплотить в жизнь клевету Ярославского, стать именно такой, какой она представлялась его специфическому сознанию. Но только назвать его негатив — позитивом.

Однако это же слепок с общей ситуации! Соорудили пасквиль на капитализм, назвав его «городом Желтого Дьявола». Потом этот пасквиль стали, ничего в пасквиле не меняя, называть позитивным идеалом устройства общества и… осуществлять «в отдельно взятой стране»?

С деиудеизацией им, видите ли, неймется. Деиудеизация — в пользу чего? В пользу доиудейского Золотого Тельца!