Что есть еще? Власть Господина над рабом по Гегелю. Еще это называется признанием. Господин не боится смерти, а раб боится. Когда Господин доказывает рабу, что не боится смерти, раб, понимая, что сам-то он боится, признает Господина, делая его таковым фактом своего понимания.

Кто-то хочет сыграть по этим правилам? Но по ним уже сыграли без нас. И если у режиссеров драмы под названием «шахиды» была большая цель, то она состояла именно в этом. Люди, демонстрирующие, что они идут на очевидную смерть за идею, тем самым подчеркивают, что это они не боятся смерти, а не те, кто хочет стать их господином. И если они не боятся смерти, то факт господства по Гегелю отменен.

А раз так, то обрушена и четвертая, последняя схема власти Запада. Он НЕ избранник Бога, НЕ справедливый судья, НЕ создатель Проекта «Модерн» и даже НЕ господин по признаку бесстрашия. Так кто он?

И НЕУЖЕЛИ НЕПОНЯТНО, ЧТО МАЛО-МАЛЬСКИ ПОЗИТИВНЫЙ ВЫХОД ИЗ КОЛЛИЗИИ, ЗАДАВАЕМОЙ ЭТИМИ ЧЕТЫРЬМЯ «НЕ», СВЯЗАН С РАЗВИТИЕМ? РАЗВИТИЕМ! СТРАНА, КОТОРАЯ, ПЕРЕСТАВ КОПИРОВАТЬ ИСЧЕРПАННОЕ, СКАЖЕТ НЕЧТО НОВОЕ О РАЗВИТИИ, ТЕМ САМЫМ СОЗДАСТ ПРОЕКТ. СОЗДАВ ПРОЕКТ, OHA ВEPHET (ЛИШЬ ПРОЕКТОМ И ПОРОЖДАЕМУЮ) ВЛАСТНУЮ ЛЕГИТИМНОСТЬ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ МИР ПОГИБНЕТ В ЯДЕРНЫХ СУДОРОГАХ БЕЗВЛАСТНОЙ, ТО ЕСТЬ ЧИСТО СИЛОВОЙ, КОНКУРЕНЦИИ.

Что же касается России, то, конечно, кого-то может запутать паскудный лепет на тему о «тысячелетней рабе». А также казусы последнего двадцатилетия. Но Россия не раба. Что угодно, но не это. Она полюбила Запад, как Татьяна Ларина Евгения Онегина. Полюбила, считая, что у него есть эгрегор, дух, высшая идеальная правда. Когда она видит, что этого нет, происходит то, что описано у Пушкина. Губы шепчут: «Уж не пародия ли он?» И… Постцхинвалье.

Восстановить проект! Восстановить проект и вместе с ним что-то, адресующее к власти. Восстановить проект и сверхдержаву. Внести в нынешнее «безумие сильных» нечто, адресующее к идеальному, нечто сверхпрагматическое. Вот в чем спасение и России, и мира. Только в этом, и ни в чем другом. Опомнитесь, откройте глаза! Повторяю — вы в Постцхинвалье. Так случилось. Теперь придется исходить из этого и либо гибнуть, либо… переходить в иной, сверхпрагматический, проектный формат. А там уж… удастся — фрак, не удастся — латы. Все лучше и даже безопаснее, чем милитаристская щетина.

Проект — вы слышите?! Или это — или конец российской истории. Выносить такой вердикт до признания Абхазии и Южной Осетии было рано. Вчера было рано. Завтра будет поздно.

Что случилось? К чему готовиться? Случилось Постцхинвалье. Оно обрушилось на неподготовленную страну, на неподготовленную элиту («базис»). Если бы только на «базис»! Постцхинвалье обрушилось на «надстройку», абсолютно не подготовленную к альтернативе между западничеством и державностью.

Это ясно как божий день. С каждым часом, с каждой очередной телевизионной программой, с каждой газетной статьей и радиодискуссией это будет все яснее. Но элита этого не хочет понимать. И дико злится на тех, кто ей пытается объяснить нечто, теперь уже категорически очевидное.

Раньше можно было посылать на три буквы и говорить, что «всё в шоколаде». Вы идете к реке, чтобы искупаться. Жаркий день, вы ждете всех прелестей от этого купания. А вас уговаривают: «Да не ходи туда, не надо!» Ну, как не послать на три буквы-то?

Потом вас кусает овод… Вы по нему — бац! Вам говорят, что оводов будет больше. А вы отвечаете: «Да че там, купнуться хочется! Может, кайф и не тот, но лучше купнуться. Да уже и до речки почти дошли».

Потом на вас набрасывается туча беспощадно жалящих насекомых. И вы понимаете, что на берегу их еще больше. Вы не начнете менять маршрут? Будете объяснять, что очень купаться хочется?

А потом вы видите, что на вас ползет крокодил. И что река полна крокодилов. Вы тоже будете туда прорываться? Но тогда вы не любитель купания, вы кто-то совсем другой!

Что произошло в Южной Осетии? Вас укусил отдельный овод? На вас набросилась туча ядовитого и смертельно опасного гнуса, способного вас сожрать до костей? Или крокодилы неожиданно обнаружились в такой спокойной и желанной речке? Ответьте на это себе! Быстрее! Скажите правду! Успейте ее осмыслить и сделать выводы! Не за оружие хватайтесь быстрее. Не на него уповайте. Оно необходимо, но недостаточно. Найдите в себе духовные силы для принципиально другого пути. Для проекта.

Нет проекта без идеи развития. В каком-то смысле югоосетинский вызов связан еще и с попыткой России перейти к развитию. Этих попыток — даже самых мягких и деликатных — Запад боится больше всего. Сколь бы эти попытки ни были западническими — они пугают. Хотите правду? Они пугают ТЕМ БОЛЬШЕ, ЧЕМ БОЛЕЕ ОНИ ЗАПАДНИЧЕСКИЕ. Очень неудобней горько говорить об этом, но это так.

Либо проект, основанный на углубленном, доходящем до предельных вопросов рассмотрении развития, либо «фул абзац». Именно потому проблема развития не отменяется, а усугубляется.

Вроде бы все так просто: все «за» — и за работу, товарищи! Но вместо этого — специальным образом произносимые слова о несворачивании с выбранного пути. Какого пути? Так можно говорить только о пути, имеющем значение, превышающее все, что связано с сохранением народа и государства. Что же это за путь? Откуда такой непрагматический пафос у людей, гордившихся своим абсолютным политическим и управленческим прагматизмом? У людей неупертых, незацикленных, гибких, понимающих, что без адекватности и связанной с ней готовности к самым парадоксальным вариациям всех мыслимых и немыслимых политических сил нельзя выжить и выстоять?

Согласитесь, речь идет о чем-то почти загадочном. О том, к чему следует присмотреться попристальнее. Вдруг да выяснится нечто существенное?

Передо мной — книга Мартина Хайдеггера «Бытие и время»… «Эдмунду Гуссерлю в почитании и дружбе посвящается». Время, бытие, вечность, присутствие…

Хайдеггеру, конечно, бытие милее, чем время. О бытии он говорит, не обставляя каждое свое утверждение ссылками и цитатами. А о времени… То Гегель, то Дильтей, то вот граф Йорк фон Вартенбург, на чьи письма Дильтею Хайдеггер ссылается особенно уважительно. Более уважительно, чем на сочинения Гегеля.

Граф пишет: ««Ученые» стоят перед силами времени как тончайше образованное французское общество перед тогдашним революционным движением».

Силы времени, ау! Вы породили Цхинвал, черноморские предъядерные судороги, мировой финансовый кризис. Что вы еще припасли?

Силы молчат.

А граф Йорк фон Вартенбург отвечает: «Колебания волн, вызванные эксцентрическим принципом, создавшим более четырехсот лет назад некое новое время, мне кажется, до крайности расплылись и измельчали, познание прогрессировало до снятия его же самого, человек настолько оторвался от самого себя, что себя уже не замечает».

Вартенбург фиксирует некий «эксцентрический принцип», породивший новое время (то есть Модерн). Это уже открытие, поскольку главное-то как раз в том, что принцип не абы какой, а именно «эксцентрический». Он связывает возникновение этого принципа с Ренессансом, оформившим этот принцип более четырехсот лет назад. Он говорит о неких колебаниях волн, вызванных этим принципом. Он оценивает изменения характера этих волн. Он связывает изменения характера волн с метаморфозой в отношениях между человеком и знанием. А в завершение он пишет: ««Человек модерна», т. е. человек после Ренессанса, готов для захоронения».

В середине XIX века Модерн вдруг начал дряхлеть с пугающей всех скоростью. Кто только об этом не писал, сравнивая эту дряхлость с древнеримской («Я — римский мир периода упадка»). Рецепт омоложения Модерну предложил коммунизм, и именно в его советской версии. Фашисты взвыли от ярости. Либералы говорили о спасительной вести с Востока. Россия спасла Запад не только от фашистской чумы, но и от предуготовления западного человека к захоронению, о котором так достойно и емко сказал граф Йорк фон Вартенбург.