— Я же не ел их, — наконец сердито ответил Саннио.

— Так вы и чай не пили, а он, кстати, отменно вкусен, утоляет голод и жажду, а зимой избавляет от простуды. Кажется, ваше богатое воображение рисует кошмары, куда более страшные, чем подкидывает реальная жизнь. Наверное, вы из тех людей, которым легче вынести порку, чем ее описание в романе. Сейчас Саннио ходил между стеллажами, сверяясь с описью, лежавшей на небольшом столе в углу тесной комнаты без окон. Убрав со столика книги и свитки, секретарь обнаружил лист дорогой бумаги, а на нем — десяток забавных шаржей на самого себя, учеников и графа Агайрона. Оказывается, вот чем занимался герцог параллельно с чтением, — а секретарь-то думал, что он делает заметки! Себя Саннио обнаружил в двух ипостасях — прячущимся под стол от герцога Алларэ и привязанным к стулу, а некая статная дама надвигалась на него с огромной дымящейся кружкой в руках. Вспомнив о разговоре, юноша хихикнул, а потом насторожил уши: в соседнюю комнату кто-то вошел.

— Вы звали меня, господин герцог? — Керо.

— Да, юная дама, садитесь в кресло, нас ждет довольно непростой разговор. О как, подумал Саннио. Наверное, одна из тех бесед, содержание которых так и оставалось для секретаря тайной. А днем потому, что вечером герцог уедет во дворец на бал, оттуда еще вчера прислали приглашение.

— Слушаю вас, герцог.

— Керо, ваше обучение почти закончено. Вы знаете все, что может понадобиться во время пребывания при дворе баронессы Брулен. Остались лишь сущие мелочи: например, я хочу, чтобы вы прослушали углубленный курс хиромантии — в этой области вы делаете особые успехи. Я буду заниматься с вами до отъезда.

— Благодарю, герцог.

— Есть то, чего мы с вами пока не касались вовсе. Керо, вы не так уж редко берете в библиотеке романы и сборники стихов, а более всего любите романы в письмах. Вас, как всякую юную девицу, интересует область чувств, верно?

— Да, герцог.

— Пока что ваши познания в этой сфере наполовину состоят из моих уроков, наполовину из романов, то есть, страдают изрядным недостатком практики. Прежде чем вы уедете, я считаю необходимым просветить вас на этот счет более подробно. Саннио открыл рот и на цыпочках подкрался к двери. Разговор принимал весьма странный оборот. Что герцог имеет в виду?

— Я не вполне вас понимаю, — ответила Керо, надо понимать, разделяя недоумение секретаря.

— Хорошо, я буду выражаться несколько проще. Я не считаю возможным отпустить вас в вольное плаванье, не посвятив в некоторые тайны отношений между мужчиной и женщиной. На практике. Сегодня после полуночи я жду вас в своих покоях. Секретарь выронил свиток и едва не сполз по косяку двери. Гоэллон либо сошел с ума, либо начисто забыл о чести и своем долге опекуна. Проклятье, девочке пятнадцать лет! В Собране до семнадцати замуж не выдают, а тут… Саннио сжал кулаки и закусил губу. Это уж слишком. Оставалось надеяться, что Керо сумеет ответить достойно, а если герцог рискнет настаивать… если осмелится…

— Благодарю, герцог. Я выполню ваше пожелание, — вполне буднично ответила Керо. Не видя выражения ее лица, Саннио не мог точно определить, что она думает и чувствует, но если судить по голосу, девица Къела не имела ничего против подобных уроков. А ведь казалось, что она влюблена в Альдинга; они так мило беседовали в гостиной перед сном, а один раз, кажется, целовались перед приходом секретаря. Все равно — это нужно остановить. Есть границы, за которые никто не смеет переходить! Девушка или слишком наивна, или слишком доверяет Гоэллону, ее согласие нельзя считать добровольным, а герцог… он не может не понимать, что делает, с него и весь спрос. Едва Керо ушла, Саннио вылетел из библиотеки в кабинет. Герцог продолжал писать письмо, как ни в чем не бывало. Услышав шаги юноши, он поднял голову, внимательно взглянул на секретаря и кивнул на то же кресло, в котором недавно сидела северянка. Саннио едва не сел, но потом вспомнил, зачем сюда пришел, и остался стоять, только положил руку на подголовник.

— Как я понял, сцена повторяется. Вы опять услышали нечто, для вас не предназначенное, и опять собираетесь мне рассказать о том, как низко я пал, — скучным голосом сказал Гоэллон.

— Собираюсь, — зло сказал Саннио. — В доме графа Агайрона вы назвали меня своей совестью, помните? Вы, разумеется, пошутили. Но я — скажу. Можете меня после этого выгнать вон или убить.

— Даже интересно, что же такого вы собираетесь сказать, что стоит изгнания или смерти… — вздохнул герцог. — Сядьте и скажите.

— С вашего разрешения… или без него — я постою.

— Какой героический пыл… — господин пожал плечами, наверное, Саннио должен был почувствовать себя смешным и нелепым, но — не чувствовал. — Стойте, если так хотите. И говорите, если уж собрались.

— Вы не можете так поступить с Керо! Это против чести, это попросту… это подло! — вот сейчас герцог схватится за шпагу или кинжал. Обвинение в подлом поступке — то, чего не снесет ни один благородный человек. Но Гоэллон не двинулся с места, только поднял голову от письма. — Ей пятнадцать лет!

— Шестнадцать через две девятины, — уточнил герцог. — Это все, что вы хотели сказать, Саннио?

— Нет, — секретарь насупился. — То, что вы хотите сделать, низко и недостойно! Керо не рабыня, а вы не тамерский господин, чтобы… затаскивать в постель пятнадцатилетнюю девочку!..

— Можно подумать, что когда так делает тамерский господин с рабыней, это хоть чем-то лучше, — вздохнул Гоэллон. — Саннио, перестаньте бросаться эпитетами и перейдите к сути дела.

— В этом и есть суть дела.

— В том, что я совершаю недостойный поступок?

— Да, — сказал Саннио. Теперь все вещи названы своими именами. Наверное, можно проститься как минимум с должностью, ну и пусть. В прошлый раз секретарь был неправ, а вот теперь — совсем другое дело.

— Вы меня не удивили, более того, назвали все вещи своими именами, а потому перестаньте шарить глазами в поисках орудия, которым я буду вас убивать. Я не буду этого делать. Если вы пожелаете взять расчет, я тоже не буду этому препятствовать, более того, я подыщу вам более подходящее место. Но прежде чем вы что-то решите, все же сядьте и выслушайте меня.

— Я не хочу вас слушать!

— Потому что опасаетесь услышать то, что изменит вашу точку зрения? — усмехнулся Гоэллон. — Неужели вы трус?

— Нет, герцог, я не трус, — отчеканил Саннио и уселся на краешек кресла.

— Если вы сейчас думаете про себя, что вы не трус, потому что у вас хватило дерзости ворваться сюда и наговорить мне кучу оскорбительных слов, то вы себе льстите. Крикнуть тому, с кем не согласен, что-нибудь наподобие «подлец» и получить удар шпагой гораздо проще, чем выслушать врага. Первое вредит лишь телу, второе — убеждениям. Людям свойственно бояться краха убеждений сильнее, чем ран или смерти. Это тоже трусость. И признак неуверенности в собственной правоте. Если вы правы во всем, чего вам бояться? Потерянных минут?

— Я не трус, герцог, — еще раз повторил Саннио.

— Тогда слушайте. Я собираюсь отправить почти шестнадцатилетнюю девицу в весьма удаленное баронство. Там она будет считаться взрослой и самостоятельной, и никто не будет ее опекать. Она будет сама принимать решения. Девицы в ее возрасте склонны путать все на свете — любовь со страстью, влечение тела с влечением души, ложь соблазнителя с истинным чувством влюбленного. Делают они и куда большие глупости. Собственно, мне следовало бы отправить девицу Къела в школу мэтра Тейна. Не ту, в которой вы учились, а в ту, где из привлекательных девиц делают прознатчиц, а заодно и учат использовать на дело все свои прелести. Там бы ее лишили многих иллюзий и научили бы тому, что пригодилось бы ей в жизни. И, главное, мои руки были бы чисты, а вы не устраивали бы мне сцен. Саннио задумался и невольно уселся в кресло уже целиком. То, что сказал герцог… в этом была определенная доля истины. Вздумай, скажем, герцог Алларэ приударить за хорошенькой северянкой, ему не пришлось бы долго стараться. Может быть, потом Гоэллон, как опекун, и принудил бы того к браку — но что за жизнь в подобном браке? Жена, навязанная силой, которой муж, разумеется, будет изменять или попросту запрет в дальнем поместье… Но если девушка встретит свою настоящую любовь, а не какого-нибудь соблазнителя? Юноша пару раз видел женщин из той школы, о которой говорил герцог. О самой школе ходили странные слухи, ее учениц никто толком не видел, знали только, что их мэтр Тейн отбирает среди сирот, так же, как и будущих секретарей. Выбирает хорошеньких девочек, которых учат и приемам слежки, и тому, как добраться до глубин сердца любого мужчины, и отнюдь не через желудок. Ученицы становились спутницами влиятельных господ, и в Собране, и за ее границами, и выведывали разнообразные тайны, даже государственные. Услуги их стоили дорого, очень дорого, а дамы весьма рисковали, но самые удачливые годам к двадцати пяти сколачивали состояния и выходили замуж по собственному выбору, и так высоко, как сиротам не снилось. Некоторые же продолжали выполнять услуги такого рода и после замужества.