— И мне вдруг сделалось понятно, что я сказал глупость. Мариан поступил очень плохо, но он — мой брат. Мы ссорились и мирились сотню раз. Я сам учил его ездить верхом… Я посадил его на пони, а он почти сразу свалился и так смеялся, что сбежались слуги. И вдруг я хочу, чтобы его не было, только потому, что он сделал мне больно… Так нельзя. «Нельзя? — подумал Араон. — Может быть, и нельзя. Если только брат не хочет твоей смерти, если он сделал глупость нечаянно, а не хочет отнять у тебя трон…».

Неожиданная откровенность учителя сначала задела Араона по сердцу. Он слишком живо представил себе господина Кертора лет на десять младше, чем сейчас, сидящим в комнате вместе с отцом. Наверное, его отец — совсем другой человек, если задал сыну такой вопрос, а не стал наказывать или не облил презрением. Полутемная комната, освещенная единственной свечой, и два человека: темноглазый мальчик на постели и отец рядом с ним. Широкое окно без ставень, а снаружи — пыльная и жаркая южная ночь, степь до самого горизонта. Чтобы увидеть горы, нужно высунуться из окна по пояс и посмотреть налево. Там, невидимые в кромешной тьме, высятся горы Невельяна, низкие и наполовину выветренные, богатые самоцветами. Там холмы, покрытые высохшей от жары седой травой, там пахнет свободой и дымом степного пожара… Принц моргнул и видение рассеялось. Какие горы, какая степь? Перед ним стоял человек, которого кто-то попросил рассказать Араону душещипательную и назидательную историю о необходимости любить младших братьев. Рассказанное господином Кертором могло бы занять достойное место в сборнике притч для юношества, которых принц перечитал уже два десятка.

— Скажите, господин Кертор, вы дружны с моим двоюродным дядей? — глядя в упор на учителя, спросил Араон. Учитель фехтования вздрогнул, как вор, застигнутый на месте преступления, чуть побледнел и попытался улыбнуться. В глазах мелькнуло что-то недоброе, и Араону захотелось оказаться подальше от двух вооруженных отнюдь не учебными шпагами мужчин. Во дворе больше никого не было! Ни слуг, ни гвардейцев… Сидевший на лавке господин Далорн тоже внимательно смотрел на принца. Лицо его не выражало ровным счетом ничего, и это пугало больше, чем растерянность и плохо скрытая злоба Кертора.

— С кем именно, ваше высочество? — лживым голосом спросил Кертор. Тянул время.

— С герцогом Гоэллоном, — уточнил Араон.

— Не так близко, как хотелось бы, — еще раз улыбнулся учитель.

— А… спасибо, господин Кертор.

— Могу я поинтересоваться, чем вызван интерес вашего высочества?

— Просто стало любопытно, — пожал плечами принц. Кертор не стал задавать лишних вопросов, должно быть, понял, что попался. Урок продолжился, как обычно. После Араон долго размышлял, не отказаться ли от услуг учителей. Убить можно и учебной шпагой. Потом господа учителя спишут все на несчастный случай и отделаются ссылкой в родные владения, им поверят — они уж договорятся, как рассказать о происшествии. Да и найдется, кому за них вступиться. Одному покровительствует герцог Гоэллон, другому — герцог Алларэ. Два самых вероятных регента при Элграсе… Младшего брата Араон теперь воспитывал ровно так, как советовал по осени епископ Лонгин. Напоминал о долге, о правилах поведения, о необходимости быть почтительным к старшим и следовать заповедям Книги Сотворивших. При этом сам старался быть во всем примером. Это было не так уж и трудно: с наставниками Араон почти никогда не ссорился, а кивать и поддакивать Лонгину — легко и просто. Принц вспомнил все, за что обычно выговаривал ему епископ: невнимательность, леность, отсутствие усердия, — и принялся изображать, что полностью искоренил пороки. Оказалось, довольно простое дело: знай, следи за наставником горящим взглядом, вызывайся ответить, кивай, пока Лонгин рассуждает. Хоть и хочется заснуть, пока он бубнит, тряся бородой — можно прикусить щеку и все-таки заставить себя следить за сутью беседы. Епископ радовался, а Элграс злился и хулиганил еще чаще, чем обычно — разумеется, ему и попадало теперь каждый день по три раза. Араон же ему очень сочувствовал, жалел и пытался подсказать, как себя вести. Разумеется, при свидетелях: гувернерах, наставниках, Лонгине… встреч наедине он старался избегать. Братец, увы, не глуп — может и понять, что за игру ведет Араон. Однако, как ни старайся, а неприятности имеют свойство случаться. Еще за завтраком принц услышал, что младшего брата желает видеть его величество. Тон, которым сообщил об этом епископ, лично принесший известие, не предвещал для Элграса ничего хорошего. Араон обрадовался, но вслух принялся утешать младшего, который тоже понял, что отец наконец-то разозлился и теперь невоспитанного принца ждет настоящее наказание. Не то, что могли бы выдумать епископ с гувернерами. Отец редко сам придумывал для сыновей наказания, но уж если делал это, то был безжалостен и строг. Элграс, возмущенный и растрепанный — шнурок на вороте камизолы развязан, волосы дыбом, на щеках красные пятна — без спроса влетел в кабинет Араона. Следом за ним сунулся камердинер и промямлил:

— К вам его высочество принц Элграс… Надо понимать, братец в своей обычной манере снес камердинера с пути и прорвался. Этак скоро придется ставить у дверей кабинета пару гвардейцев с алебардами… Араон махнул рукой камердинеру и тот прикрыл дверь. Наверняка будет подслушивать и донесет епископу. Очень хорошо, пусть доносит!

— Что случилось? — спросил озабоченным голосом Араон. — Отец был на тебя сердит?

— Да уж, — оскалился, как волчонок, Элграс. — Ты просто умрешь от восторга!

— Умру? — задумчиво переспросил Араон. Сидеть за столом, словно все в порядке, было тяжело, но юноша очень старался. — От восторга? Ты думаешь, меня радует, что тебя наказывают?

— Да, — кивнул брат. — Теперь уверен. Я много всякого услышал…

— О чем?

— О твоих успехах и о своем неподобающем поведении.

— А-а, — покачал головой Араон. — Когда все было наоборот, тебе нравилось, да?

— Нет! — выкрикнул растрепанный мальчишка. — Я тебе всегда помогал! Никогда не ябедничал, подсказывал… а ты!..

— А что я? — принц больше думал о камердинере, приложившем ухо к замочной скважине и о том, что надо говорить для него, чем об возмущенно вопящем Элграсе. Брат, конечно, говорил правду — ну и что?

— Ваза. Ваза с тюльпанами… Араон прищурился. Значит, епископ все же проговорился. Да, не стоило рассказывать ему, кто подлил в воду какую-то вонючую жидкость из химической лаборатории. Цветы спокойно простояли ночь, а к утру по покоям епископа разлилась нестерпимая вонь. Принц видел, как брат это делал, и когда Лонгин его спросил — честно ответил.

— При чем тут я? Тебя просто вычислили с твоей лабораторией. Я предупреждал, что так и будет.

— Ага, — кивнул Элграс. — Очень убедительно. Особенно, учитывая, что отец сказал о твоем благоразумии.

— И… что он сказал?

— Что лишь благодаря твоему благоразумию никто не пострадал. Дескать, ты предотвратил отравление епископа и его слуг. Будто это был яд… Наверное, ты и это сказал, да?

— Про яд я ничего не говорил… — ляпнул Араон.

— Отец тоже про яд ничего не говорил! — еще раз оскалился брат. — А вот ты попался.

— Ну ты и дрянь, братец! — не выдержал юноша. Поймал, да как ловко — вот же хитрый мерзавец!

— Я?! Я на тебя хоть раз жаловался? Особенно епископу?! — Элграс вскинул сжатые кулаки. — Если ты еще раз…

— Если ты меня хоть пальцем тронешь, то окажешься в тюрьме, — пообещал Араон, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Попробует драться — получит подсвечником по голове. Камердинер подтвердит, кто именно начал ссору.

— Ссылку мне уже пообещали, — кивнул Элграс, делая шаг вперед. — Ничего, переживу. А вот ты, вороний подкидыш, свое получишь…

— Сейчас я позову стражу и скажу, что ты собирался меня убить, — шепотом сказал Араон. — Угадай, кому поверят?

— Я не собираюсь, а убью! — еще раз крикнул брат. Отлично, замечательно. Пусть начинает драться. Кулаками не убьет, а наболтал он уже достаточно.