— Дважды в год здесь бушуют такие шторма, что с петель срывает не только ставни, но и двери. Оконные рамы вылетали бы с первым ветерком. Ни здесь, ни на Гриве, ни на побережье Северного моря вы не увидите стекол в окнах. Лита торгует стеклом со всей Собраной, но почти не использует его. Впрочем, глупцы находятся везде. Несколько лет назад здесь, в Нижнем городе, случилось неприятное происшествие. Хозяин дома уселся ужинать с семейством в первый день времени штормов. Окна ставнями прикрыть он, разумеется, забыл. Порыв ветра ударил в окно, оно разбилось, а сила ветра была столь велика, что осколками были убиты три человека. Досадно, не правда ли? Юноше показалось, что герцог пошутил, и он только пожал плечами, не желая выглядеть дураком, если окажется, что это очередная байка. Гоэллон периодически рассказывал ему что-то, очень похожее на правду, и говорил все тем же мягким назидательным голосом, без улыбки и никак не давая понять, что шутит. Так Саннио выслушал и запомнил лекцию о целительных свойствах яиц камышовника, излечивающих боли в суставах, облысение и любовную меланхолию, а также применяемых при гадании на удачу в торговых делах, после чего герцог указал на заросли камышовника у речной протоки.

— Не желаете ли поискать там сии безусловно полезные яйца? — предложил герцог.

— Растения не могут откладывать яйца, — ляпнул Саннио.

— Несомненно, мой юный друг, — усмехнулся герцог. Далеко внизу под окнами дома билось о камни море. На гребнях волн играли последние отсветы гаснущего неба, и вода казалась почти черной с лиловыми бликами. Сначала Саннио решил, что в доме никого нет, но герцог кого-то ждал, стоя в пустой зале и не проходил наверх. Тихий дом чем-то напомнил юноше секретарскую школу. Здесь стены тоже были белеными, а мебель сделана из темного дерева. По стенам висели плошки с жиром или маслом, удивительно было, что они почти не чадили, да и противного запаха не чувствовалось. Непривычный узор на плошках — красные, черные и белые полосы, полосатые половики тех же цветов.

Только сейчас Саннио почувствовал, что он уже на севере, что Убли — совсем не то же, что Собра. На южных землях герцогства Алларэ было гораздо теплее, зелень гуще, а краски ярче.

По узкой лестнице в залу спустилась пожилая женщина в сопровождении мальчишки лет двенадцати. Сразу видно было, что парень приходится женщине внуком — у них были совершенно одинаковые ярко-голубые глаза и крючковатые носы. Мальчик коротко поклонился и остался у лестницы, а старуха прошла к герцогу. Она отчетливо хромала, но шла прямо. Темно-синее вдовье платье подчеркивало стройность и гордую осанку хозяйки дома. Должно быть, ей было уже хорошо за шестьдесят, но в каждом движении чувствовалась уверенная сила.

— Руи, дорогой мой. Я ждала вас не раньше чем через три дня…

— Мой спутник оказался более выносливым, чем я рассчитывал, — сказал герцог, целуя протянутую руку. — Саннио, поприветствуйте сударыню Алларэ.

Юноша поклонился и тоже поцеловал пожилой даме руку, одновременно прикидывая, кем бы она могла быть. Алларэ — родственники герцога по матери, но к этой женщине Гоэллон не обратился по титулу. Дом, хоть и не самый бедный, тоже не походил на жилище дамы из Старшего Рода Собраны — скорее уж, на пристанище зажиточной мещанки, которой и приличествовало обращение «сударыня». Тем не менее, герцог обращался с дамой удивительно почтительно, а та называла его по имени.

— Суа проводит вас наверх и принесет вещи, о лошадях позаботится его отец. Жду вас к столу. Хмурый мальчик явно вознамерился тащить все четыре кофра в одиночестве, но упрямство, которое Саннио оценил по достоинству, превышало его силы, и секретарь молча отобрал у него половину груза. Подросток фыркнул, но не сказал ни слова. Саннио следом за ним взобрался по лестнице, крутой, как все дороги в Убли. Там они с герцогом умылись и переоделись к обеду. Секретарь с удовольствием вылез из удобного, но надоевшего дорожного костюма. Серо-голубая камизола с разрезами на рукавах и черные панталоны показались ему вполне приличествующими для обеда с госпожой Алларэ, кем бы она ни была. Герцог одобрительно кивнул и бросил юноше серебряную цепь.

— Наденьте это и уберите с лица волосы, иначе кажется, что вы боитесь, когда на вас смотрят. Вы — красивый юноша, подобные ужимки вам не идут. Услышав вторую за короткое время похвалу, Саннио удивился. Герцог обычно не был щедр ни на доброе, ни на бранное слово. С секретарем он держался ровно, а к вечной иронии юноша давно привык, она его не задевала. Он послушно надел тяжелую цепь и заново причесался, глядя в большое зеркало в потемневшей оправе. По краям амальгама кое-где пошла пятнами и пузырями, но такие зеркала, почти в рост Саннио, были редкостью. Старая дорогая вещь, еще одна загадка этого дома. Юноша приблизил лицо к зеленоватому стеклу и принялся разглядывать себя. Герцог дважды назвал его красивым — у мэтра Тейна и сегодня, — но зеркало отражало вполне привычную физиономию с большими глазами, длинным носом и округлым девчоночьим подбородком. После девяти дней в дороге черты заострились, нос торчал посреди лица, как одинокий стог на убранном поле, и Саннио не понимал, за что Гоэллон ему так польстил. Он так увлекся созерцанием собственной внешности, что не заметил, как в комнату вернулся мальчик Суа.

— Вас ждут внизу, — буркнул он, прислоняясь к косяку. Саннио вздрогнул и поспешно оторвался от зеркала. Сбегая вниз по лестнице следом за мальчиком, он надеялся, что герцог не обратит внимания на его оплошность, но здорово просчитался. Все уже сидели за столом в небольшой полуподвальной комнате. С порога Саннио напоролся на острый взгляд герцога. Прямые светлые брови были сдвинуты в единую твердую черту, и этого было достаточно, чтоб лицо обрело гневную выразительность. Он взглядом указал секретарю на место рядом с собой. Саннио осторожно опустился на край стула.

— Вы задержались, — тихо сказал герцог. — Поговорим об этом позже. Одной этой реплики оказалось достаточно, чтоб Саннио не смог по достоинству оценить кухню в доме госпожи Алларэ. Он что-то ел, медленно и чинно пережевывая — кажется, сперва это была жареная и вареная рыба, а потом пирог с рыбой, — но вкуса не различал, при этом все равно мечтая, чтобы ужин не кончился никогда. Он старался не совершить ни одной ошибки, и все получалось великолепно. Пожилая дама задала Саннио несколько вопросов: откуда он родом, что изучал в школе, где успел побывать. Секретарь отвечал, как положено — вежливо, в меру коротко, в меру подробно, но все это происходило как-то само собой, как движение пружин и шестерней в хронометре, который он видел в кабинете герцога. Час расплаты настал, когда Гоэллон поднялся в свою комнату. В конце обеда герцог кивком отпустил секретаря из-за стола. Саннио тихонько вышел и взбежал по лестнице, надеясь, что успеет лечь и притвориться спящим. Он накрылся одеялом с головой и даже высунул из-под него ногу, изображая, что раскинулся во сне, однако, господина этот фокус не провел.

— Вам не десять лет, а я не монашка в приюте, чтобы поверить этому зрелищу, — сообщил Гоэллон, сдергивая с Саннио одеяло. — Сядьте, мой юный друг. Постель скрипнула — герцог присел на край. Юноша вздохнул про себя, но чуть успокоился. Манеру герцога вставать перед тем, как отчитать слугу или секретаря, он уже знал. Выговаривать кому-то сидя герцог не умел, да и неудобно это было. Саннио сел. Дальше притворяться спящим было бессмысленно.

— Скажите, Саннио, разве я так уж обременяю вас необходимостью соблюдать правила этикета? Но иногда-то можно и постараться. Не кажется ли вам, что не подобает заставлять двух людей старше вас, в том числе — даму, ждать себя? Вы не король, драгоценнейший мой.

— Я виноват, герцог, — юноша склонил голову в непритворном раскаянии.

— Нет уж, смотрите на меня, когда отвечаете.

Секретарь поднял взгляд на герцога, и удивился. Тон был резким, но на лице не обнаруживалось никаких признаков гнева или негодования. Саннио даже испугался. Подобная бесстрастность заставляла предположить худшее. Мэтр Тейн тоже никогда не повышал голос, сообщая кому-то из учеников, что выгоняет его прочь. Если решение принято — зачем лишние чувства? Но… не мог же герцог выгнать его прямо в Убли?..