— Вставайте, или я вылью кувшин вам на голову. Будет мокро, — пообещал незваный гость.
— Герцог Алларэ… — сквозь зубы проговорил Бернар.
— Бернар, не волнуйтесь. Я не съем это сокровище. Пусть подпишет приказ и спит дальше. Слышите, сокровище? — Интересно, и кто же это укусил герцога Алларэ за неудобосказуемое место? А то с чего бы он так взбесился? В бордель неудачно сходил?
— Какой приказ? — Саннио сел в постели, прижимая к груди плед.
С Реми Алларэ, как всегда, можно было ваять статую. На этот раз — кого-нибудь из королей древности, грозящего отмщением коварному соседу. Или бунтовщику. В общем, кому-нибудь чем-нибудь грозящему и не на шутку злому. Юноша вздрогнул и покрепче вцепился в последнюю преграду — все тот же плед.
— Приказ эллонским полкам перейти под мое командование.
— Каким полкам?
— Сокровище, вы слабоумный? — рявкнул Реми, швыряя в Саннио туго скрученным листом бумаги. — Эллонским.
— Господин герцог, если вы будете продолжать в том же тоне, я буду вынужден…
— Бернар, уймитесь! В городе беспорядки. Горят склады. Комендант отправился в иные миры. Если бы я мог не тревожить драгоценный сон этого сокровища, я и не стал бы!
— Герцог, господин наследник не был поставлен в известность о существовании этих полков. Перестаньте кричать. Саннио хлопал глазами, переводя взгляд со взбесившегося Реми на мрачного Кадоля, который собирался защищать юношу от хамства Алларэ. Только сейчас до него дошло, что на герцоге Алларэ — бело-зеленый мундир, такой же, как у офицеров городской стражи (еще были бело-серые и бело-желтые), в руках хлыст, а волосы туго заплетены в косу и убраны под воротник мундира. Оказалось, что уши у ходячего кошмара острые и торчат куда сильнее, чем это позволяли каноны красоты.
Еще юноша сообразил, что если не скажет ничего в ближайшую минуту, то Кадоль будет вынужден силой выдворить Алларэ из спальни, а это ничем хорошим не кончится.
— Действительно, перестаньте кричать, — сказал он. — Ванно, подайте вина. Господин герцог, пожалуйста, сядьте и объясните. Это будет быстрее. Я вас не понимаю.
— Вам и не нужно ничего понимать, — резко тряхнул головой Алларэ. — Просто подпишите приказ.
— Я не буду ничего подписывать, не зная, о чем идет речь!
— Вы дурак? У меня каждая минута на счету!
— Так не тратьте ее на хамство!
— Бернар, я убью вашего господина Гоэллона… — пообещал сквозь зубы Реми. — Объясните ему сами.
— В столице расквартированы два эллонских полка. Они подчиняются либо коменданту, либо герцогу Гоэллону, а в его отсутствие — вам. Так как с комендантом что-то случилось…
— Арбалетная стрела в горле с ним случилась, — уточнил Реми.
— …а герцог отсутствует в столице, — невозмутимо продолжил Бернар. — То без вашего приказа полки не могут быть использованы в усмирении беспорядков. «Значит, бело-серые — это эллонские стражники, — сообразил Саннио. — Но есть еще алларские и сеорийские полки. Зачем этому хаму понадобились эллонские?».
— Я не буду ничего подписывать. Я буду сам командовать! — сказал юноша.
— ЧТО?! — Бернар и Реми хором выпалили одно и то же слово, потом изумленно уставились друг на друга, а следом за тем — на Саннио.
— Молодой господин, вы не можете…
— Сокровище, я вам сейчас голову оторву. Подписывайте приказ и спите!
— Ну, оторвите. Кто вам тогда приказ подпишет? — зло улыбнулся в ответ Саннио. — Перестаньте мне грубить.
— Молодой господин, сейчас не время сводить счеты, — повысил голос Кадоль.
— Помолчите, Бернар, — махнул рукой Саннио, и, к его изумлению, капитан охраны закрыл рот. Юноша старательно избегал его взгляда.
— Ну почему вы не какой-нибудь Кертор, а? — тоскливо спросил у потолка Реми, потом прошел вперед и уселся на край постели. Точеная рука, горячая, как и у Гоэллона, легла поверх ладони Саннио. Юноша вздрогнул. Еще одно прикосновение, и это чудовище получит кулаком прямо в свой красивый нос. — Сокровище мое, пока вы тут валяете дурака, на улицах гибнут люди, а на складах горит зерно. Уже громят лавки. Это хлебный бунт, милейший. Понимаете вы меня? Мне нужны эллонские полки, чтобы усмирить бунтовщиков. А солдаты сидят в казармах, ожидая приказа. Я перед вами извинюсь. Потом. А сейчас будьте хорошим мальчиком и поставьте свою подпись с печатью на этой бумаге… Свиток описал дугу перед носом Саннио. Реми говорил сквозь зубы, низким натянутым голосом и таким тоном, словно ему хотелось перерезать собеседнику горло. От подобного натиска хотелось забиться под кровать, но именно поэтому юноша смотрел на герцога в упор, не отводя взгляда. Сестра его тоже сначала казалась очень грозной дамой, но перед ней Саннио не спасовал, — так и этот манерный хам, наверняка, только петушится. И уши у него покраснели…
— Если надо, — еще тише продолжил Алларэ, — я вырву подпись силой.
— Герцог…
— Бернар, вас просили помолчать — вот и молчите. Если город сгорит, Руи этого упрямого сопляка медленно поджарит. И вас тоже. Проклятье, на что я трачу время?! Саннио, кончайте выделываться. Шутки шутить потом будем, — рука стиснула ладонь юноши.
— Я не выделываюсь. Я хочу поехать с вами. — «Это я говорю, или в меня сам Противостоящий вселился?».
— Сокровище, да подумайте ж головой! Вы хоть тремя солдатами командовали? Нет. А если с вашей головы хоть волос упадет, ваш дядюшка меня закопает живьем. Подписывайте!
— Я подпишу, если вы возьмете меня с собой. Командовать будет вы. Но я тоже буду…
— Вы все-таки слабоумный. Там бунт, а не учения… На кой ляд мне такой балласт, как вы?! Бернар стоически молчал, всем лицом изображая полное согласие с герцогом Алларэ. Из-за занавеси торчала любопытная и ошеломленная рожа Ванно. Открытый рот и выкаченные глаза на физиономии хорошо вышколенного слуги смотрелись настолько забавно, что Саннио улыбнулся.
— Ванно, я, кажется, просил подать герцогу вина, — Саннио стряхнул руку Реми и поднялся с постели. — Мне — костюм для верховой езды, кирасу, палаш и каску.
— Воин и Мать, — простонал герцог Алларэ, стряхивая с себя не вполне удачно отброшенный молодым человеком плед. — Вы палаш хоть в руках держали?
— Держал, — сообщил Кадоль. — Часа три.
— Бернар, вы будете свидетелем, что этот безумец сам напросился. Каска кирасира оказалась весьма неудобным головным убором, к тому же без мундира смотрелась довольно нелепо. Темно-серая кожа, серебристый налобник с гербом Гоэллонов, плюмаж из черного конского волоса — все хорошо и даже очень красиво, но Реми в своей шляпе выглядел куда приличнее. Однако ж, оставалось надеяться на то, что каска не свалится с головы, если какой-нибудь поджигатель и погромщик залепит в Саннио булыжником, а вот за шляпу юноша поручиться не мог. Только нацепив на себя все, что притащили Ванно и Бернар, затянув все пряжки и застежки, юноша поставил под приказом подпись с печатью.
— Вы похожи на… на то, чем и являетесь. Восемнадцатилетнюю бестолочь, решившую поиграть в солдатики, — сообщил Реми, отставляя кубок. — Надеюсь, вам быстро надоест.
— Напрасно надеетесь. Возле особняка Реми дожидались два десятка конных солдат, а по дороге к Саннио присоединились еще трое в черно-серых мундирах личной гвардии герцога Гоэллона. Разумеется, Бернар не собирался выпускать его без охраны. От самого капитана наследник избавился, напомнив ему, что капитан охраны отвечает за дом и имущество. Кадоль бешено поглядел на взбесившегося молодого господина, но спорить не решился. Саннио понял, что домой ему лучше не возвращаться — это при герцоге Алларэ капитан охраны ведет себя, как ему подобает, а без посторонних, пожалуй, возьмется за палку… Все-таки в положении наследника герцога Гоэллона определенно были некоторые преимущества. По дороге к казармам Саннио старался держаться поближе к Реми, но золотоволосый герцог не удостоил его ни словом, ни взглядом. Такое пренебрежение не слишком огорчало: хорошо, что не приказал связать и отвезти домой. С севера города тянуло гарью. Дымная туча загораживала половину неба. Тихие кварталы, где жили в основном благородные люди и прочие состоятельные горожане, кончились, и процессия натолкнулась на первых погромщиков. Десяток горожан осаждал лавку пекаря. Двое выламывали ворота при помощи тут же срубленного дерева, остальные шумели и ободряли их. Тяжелые высокие ворота уже трещали, но еще не поддались. Во дворе вопили сразу несколько женщин. Заметив всадников, хулиганы выронили свое орудие, но не разошлись.