Вот Ваше заключение о причине смерти Фрунзе: «Совершенно очевидно, что у Фрунзе до операции не было острого гнойного воспаления брюшины… Острый перитонит, несомненно являющийся главной причиной смерти, был одним из последствий операции, во время которой в брюшную полость оперируемого и была занесена инфекция….». Конечно же умышленно, потому что на этот счет имелись указания «соответствующих товарищей», выполняющих волю Сталина. В подтверждение этого вывода Вы приводите ещё одно доказательство: «Историк А. Антонов-Овсеенко не сомневается в том, что смерть Фрунзе в результате операции являлась политической акцией устранения, которая была организована Сталиным» («Портрет тирана», Нью-Йорк, 1980, с. 68).

При сопоставлении двух биографий – Антонова-Овсеенко и Вашей – обнаружилось полное их совпадение и «трогательное единство взглядов». Оба вы – диссиденты хорошей антисталинской закалки, отцы ваши – жертвы (конечно же, «невинные») сталинских репрессий. Спасаясь от привлечения к уголовной ответственности за растпространение клеветнических измышлений, порочащих советский общественный строй, эмигрировали – Антонов-Овсеенко в США, Вы в Англию, где писали книги на антисталинскую тематику. Оба самоуправно присвоили себе звание «историков».

И ещё одно доказательство ликвидации Фрунзе по указанию Сталина привели Вы в своей статье. В опубликованной в 1926 г. в Советском Союзе «Повести непогашенной луны» ее автор Б. Пильняк сделал «открытие»: Сталин толкнул Фрунзе против его воли на роковую операцию. Почему же тогда, в 1926-м, Сталин не реагировал на этот вымысел? Ваш ответ: «С Пильняком Сталин расправился позже. Как только начался «великий террор» 1937-1938 гг. Пильняк был арестован одним из первых и погиб в заключении или же был сразу расстрелян». …12 лет ждал Сталин начала «великого террора», чтобы покончить с Пильняком… Без комментариев.

Теперь о смерти Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вы утверждали, что кончину «железного Феликса» ускорили его переживания, вызванные грубыми методами Сталина, применяемыми им в политике. Доказательств этих «переживаний» Вы не приводите. В действительности же переживания Дзержинского были иного рода.

20 июля 1926 г. Дзержинский на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в своей последней речи, пламенной и страстной, под оскорбительные реплики Троцкого и его сторонников, обращаясь к участникам Пленума, говорит: «Вы видите, что именно все те данные и все те доводы, которые здесь приводила наша оппозиция, основаны не на фактических данных, а на желании во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую Политбюро и Пленум ведут»… Сошёл с трибуны под аплодисменты… Грудь распирала тупая боль… Вспоминал слова старенького доктора из Сухуми: «Вас хватит не более, чем на два-три года, если не будете лечиться и соблюдать режим». Это было в 1922 г.» (А. Тишков «Дзержинский». Серия ЖЗЛ. Москва. 1985 г., стр. 375-377).

Два месяца жизни не хватило Феликсу Эдмундовичу до своего (всего лишь) 49-летия.

А вы оскорбили его светлую память вымыслом о причине преждевременной кончины… И меня оскорбили.

Из моей книги «Дело Сталина–«преступника» и его защитника»: «С именем Феликса Эдмундовича связан, наверное, самый значительный эпизод в моей 30-летней биографии следователя и прокурора. Этот эпизод до сих пор остается для меня предметом гордости… Горжусь причастностью к разоблачению совместно с работниками КГБ СССР негодяя, посягнувшего на доброе имя, честь и достоинство Феликса Эдмундовича Дзержинского и его супруги Софьи Сигизмундовны… Пять лет лишения свободы получил тот негодяй по приговору советского суда. И не жаловался».

В 1989 г. (пик антисталинской истерии) в средствах массовой информации активно разрабатывалась тема «Сталин тормозил развитие ракетной техники, был виновником преждевременной смерти Главного конструктора ракет С.П. Королева». В разработку этой темы активно включились и Вы, Рой Александрович. В статье «О Сталине и сталинизме», опубликованной в третьем номере журнала «Знамя» за 1989 г., Вы бездоказательно утверждали, что Сталин не только тормозил разработку ракет, но и был организатором репрессий против научной интеллигенции и что в каждом уголовном деле по обвинению «цвета нации» видна его «рука».

Чтобы эти утверждения выглядели убедительными, Вы придумали адресованные следователем Королеву при его допросе слова: «Нашей стране вся ваша пиротехника и фейерверки не нужны и даже опасны». В контексте Вашей статьи за этими словами следователя легко угадывается Сталин. Для проверки обоснованности такого вывода я направил Вам письмо с просьбой сообщить, откуда Вам известно об этом заявлении следователя. Вы не ответили на это письмо. Тогда я произвел небольшое «расследование», которым было установлено, что следователь при допросе Королева не произносил приведенных выше слов, что Сталин всячески поощрял исследовательскую работу Королева в области ракетостроения и не был повинен в его преждевременной смерти (подробности во втором томе моей книги «Дело Сталина – «преступника» и его защитника»).

Исследовал лишь несколько посвященных Сталину Ваших высказываний, опубликованных накануне запланированной с Вашего согласия нашей дискуссии во Дворце культуры Киевского политехнического института 3 июня 1989 г. Их обилие и характер, полагаю, объясняется вполне естественным Вашим желанием отблагодарить Горбачева за «царский подарок», который он Вам незадолго до этих высказываний преподнёс: восстановление в партии, в гражданстве СССР и избрание депутатом Верховного Совета СССР.

Последний акт Вашей благодарности – выступление 30 мая 1989 г. на Съезде народных депутатов СССР. В этом выступлении Вы обнажили свою суть – конъюнктурщик, приспособленец, раболепствующий перед своими благодетелями. Не скрою, я процитировал бы это выступление Вашим единомышленникам, собравшимся 3 июня 1989 г. во Дворце культуры КПИ. Вот отрывок из этого выступления:

«...За последние три года я, как историк, наблюдаю, что как только Михаил Сергеевич Горбачёв, который и раньше как глава партии был фактически главой государства, отправляется в отпуск или в отъезд за границу, вся государственная политика и в области идеологии, и во многих других областях меняется и меняется на 50, 60, а иногда и на 180 градусов.

Так было еще в 1987 г., когда отпуск у Михаила Сергеевича затянулся из-за того, что он писал книгу. Вся интеллигенция в августе, в сентябре и в начале октября 1987 г. беспокоилась, что происходит? Не стала ли наша партия проводить совсем другую политику? И только когда Михаил Сергеевич пришел на свое рабочее место, интеллигенция вздохнула спокойно – политика стала продолжаться прежняя.

Но в декабре Михаил Сергеевич вылетел в Вашингтон для подписания советско-американского Договора и задержался в Вашингтоне. И в то же время, в декабре, в нашей идеологической работе стали происходить странные вещи… Были например, в декабре отложены уже намеченные Верховным Судом СССР реабилитации Бухарина и всей группы, связанной с Бухариным, на определенное время. Я, как историк, знал, что эти реабилитации будут, и не дождался их. Они произошли только тогда, когда закончились переговоры в Вашингтоне и товарищ Горбачев вернулся из Вашингтона в Москву.

В марте товарищ Горбачев вылетел в Югославию, а товарищ Яковлев – в Монголию, и за какую-то неделю опять политика нашей партии изменилась… И потребовалось возвращение товарища Горбачева из Югославии и товарища Яковлева из Монголии, и понадобились довольно крупные и резкие и драматические совещания, чтобы, наконец, восторжествовала политика перестройки… Я, как историк, могу сказать…»

…Не скрою: для усиления эффекта я огласил бы эти цитаты в переводе на украинский.

Справка. Почему интеллигенция забеспокоилась именно в сентябре-декабре 1987 г., когда Горбачев пребывал в отпуске и в Вашингтоне? Возможно, и потому, что как раз в это время я предъявил в районные народные суды Москвы иски об опровержении опубликованных в печати клеветнических измышлений, порочащих честь и достоинство И.В. Сталина.