Перед нами стоит кофейник с кофе. В нем 12 чашек. Двенадцатую мы еще не допили. Три первые чашки ельцинского периода (конца ельцинской эпохи) просто безвкусны, а восемь путинских чашек — очень горькие, вообще без сахара.
Боровой
Восемь и три будет одиннадцать.
Новодворская
Двенадцатую мы еще допиваем, и она будет самой горькой. А не считаешь ли ты, что нам вместо кофе вообще пора уже пить цикуту? Последние наши друзья из СПС во все лопатки улепетывают к врагам. Никаких перспектив. Ни исторических, ни политических, ни экономических, ни моральных. Так, может быть, у нас не то налито в кофейник?
Боровой
Я сторонник борьбы. Борьба нужна, я в этом уверен, борьба мне нравится. И борьба, как мне кажется, в любых случаях, при любых условиях может дать положительный результат. Положительный результат — это не обязательно отстранение чекистов от власти. Положительный результат в нашем случае — это человеческий опыт, опыт народа. За последние двадцать лет народ приобрел, как мне кажется, неоценимый опыт. Если ты помнишь, призыв Мавроди покупать резаные бумажки, за которые он обещал выплачивать большие проценты, сегодня остался без отклика.
Новодворская
Ну да, я помню: «Мы сидим, а денежки идут».
Боровой
Да, и обманул. Уже все, народ теперь это понимает. Я думаю, что в сегодняшней ситуации, когда понижается стоимость нефти, то, о чем мы говорили лет десять: что экономика не развивается, что нет демократии и экономических свобод, — будет услышано. Экономическая демократия — это то, что влияет на жизнь людей, на их благополучие. Это один из самых главных факторов, а народ нам не верил. Ну, алармисты там что-то кричат, да Бог с ними, пусть кричат, не мешают. А вот сейчас они начнут убеждаться в том, что да, влияет; и выводы, как мне кажется, заставят народ, эту огромную пассивную часть общества — 98 %, заволноваться о собственном выживании; заставят думать, заставят перейти из этого свинского состояния безразличия и благополучия, из свинского довольства, из состояния суеты в состояние мысли.
Новодворская
Мы, конечно, большие специалисты по приобретению бесценного опыта, который, может быть, пригодится человечеству, но мы его никогда не употребляем для своего собственного блага. У нас перманентная полевая лаборатория, в которую превратилась Россия, и мы прививаем себе то оспу, то чуму, то холеру. Общество вокруг нас (за границей) приобретает иммунитет, а мы находим следующую хворь. Ты слишком много занимался экономикой, поэтому у тебя, как и у Гайдара, и у Немцова, у всех, кто к этому был причастен, экономический детерминизм. Народ завыл, в мучениях погибая, прямо по Пушкину, который у нас никак не станет главным именем России (даже с помощью разных благожелателей, которые уже передергивают голосование в его пользу) — и тут же этот самый народ прозрел и стал бодро строить капитализм (его либеральную модель). Это должно было случиться гораздо раньше, прямо-таки в 30-е годы, а может быть, даже и в конце 20-х, потому что тогда еще был жив народ, который как-никак помнил проклятый царский режим, и изобилие, и возможность найти работу, и возможность прилично жить, и вдруг — диктатура, черствая пайка, 100 граммов хлеба на брата, продуктов нет, дров нет, все замерзает, словом, конец света. Этот самый народ, вместо того чтобы умирать миллионами от голода во время Голодомора, по идее, должен был восстать и этих самых большевиков вместе со Сталиным сбросить в какое-нибудь море, желательно поглубже (ну и на Байкал бы еще осталась целая партия). Народ ничего этого не сделал. И я сильно подозреваю, что и сейчас, когда у нас наступят и глад, и мор, и трус, в лучшем случае народ возьмет вилы и под руководством Эдуарда Лимонова (и, дай Бог, чтобы не Гарри Каспарова) пойдет на Рублевку раскулачивать нашего хорошего знакомого Алика Коха и других, кто там живет. И будет требовать от Путина, чтобы к Ходорковскому присоединились и Прохоров, и Абрамович, и еще дюжина олигархов. И будет в большом ходу лозунг «Грабь награбленное», и опять поднимется левая волна, потому что сказано же, что нормальную демократическую революцию делают не голодные, а сытые, которых забыли покормить только один раз.
Ты говоришь, народ пребывал в скотском состоянии сытого довольства и свинства. Да, насчет скотского состояния я с тобой согласна: скоты, сплошные скоты. И вот на наших глазах оскотиниваются не самые голодные, конечно: лидеры СПС. Они настолько изголодались, что ничего лучшего не нашли, как бежать к путинской кормушке? Но тем не менее, этот самый народ ничего особенного не имел. Путин их не озолотил, унитазы у нас пока еще не из брильянтов. У народа как была крошечная пенсия, так и осталась. И не везде созданы рабочие места, инфраструктуру никто не развивал. Да, самые талантливые и способные, люди нашего типа, получили возможность заработать. И заработали, некоторые даже олигархами стали. Но так чтобы все врачи и учителя эту возможность получили — этого сказать никак нельзя. На уровень Запада мы не вышли, за Португалией не угнались, и, по-моему, об этом уже и Путин с Медведевым даже не говорят. Да, люди не умирали от голода, но они и в постсталинское время от голода не умирали, в брежневскую эпоху тоже жили скоты скотами, но никак не от переизбытка сытости; колбаса им не часто перепадала. Сейчас колбасы достаточно, но вот некоторые уверяют, что не могут ее купить. Я не верю в то, что люди сделают самостоятельно этот оргвывод: что колбаса взаимосвязана со свободой.
Боровой
Я думаю, что ты просто не понимаешь одной фундаментальной вещи. Вопрос не в благополучии и высоком уровне жизни. Вопрос в стабильности на уровне выживания. Вот эта стабильность — она присутствовала. Она присутствовала в сталинские времена, она присутствовала в брежневские времена.
Новодворская
А ведь это ненормально.
Боровой
Она присутствовала в путинские времена. Сейчас я тебе дам одну цитату, и ты сама решишь: нормально это или нет. А цитата следующая: народ, скорее, готов терпеть лишения и неудобства в переходные периоды, чем бастовать. И только исключительно сложные условия (я свободно цитирую) заставляют народ восстать. Одно из этих условий — это оскорбление человеческого достоинства.
Новодворская
А оно у них было?
Боровой
Нет-нет, я еще не сказал, откуда эта цитата. Это цитата из Декларации независимости.
Новодворская
Из американской Декларации независимости?
Боровой
Да. Народ, скорее, готов терпеть в этих условиях. Любовь к свободе, понимание будущего, ощущение будущего — это награда, которой владеют полтора процента граждан, может быть, полпроцента, две десятых процента. Те, кто осознанно воспринимают действительность, кто способен анализировать — очень малая часть, как это ни странно, как это ни обидно. Значительная часть общества, 70–80 %, даже не пытается проводить анализ. Они воспринимают общественную пропаганду и навязываемое общественное мнение как истину, как достоверную информацию. Еще, может быть, 15 % подвергают все какому-то анализу и сомнению, но они молчат. И меньше 1 % общества — это те, кто понимают, что происходит и чем это грозит обществу. И если уж ты принадлежишь к этой узенькой пленочке, прослоечке…
Новодворская
Нанопрослоечке.
Боровой
Да. То у тебя единственная задача: предупреждать общество об опасности, что мы и делаем.
Новодворская
Американский народ, похоже, много раз в своей истории нарушал эти процентные ставки, потому что на самом деле экономических оснований для американской революции просто не было. И это уже доказано всеми историками. Эти их так называемые Intolerable laws («Нестерпимые законы») экономически никого не разоряли. Есть замечательное интервью, взятое в 10 годовщину американской революции тогдашними журналистами у одного старого соленого капитана, который воевал на стороне колонистов, потому что были и такие, которые воевали на стороне англичан. И Вашингтон потом (умница Вашингтон! великий государственный деятель Вашингтон!) издал закон об амнистии и о неприкосновенности собственности тех колонистов, которые воевали на стороне англичан. И таким образом была погашена всякая месть, всякая злоба в поколениях; всякий зародыш гражданской войны на будущее был устранен. Англичане, кстати, сделали то же самое. После того как Карл II казнил десяток-другой участников казни своего отца Карла I, был издан акт примирения между сторонниками английской революции (сторонниками большего уклона в конституционную монархию) и такими роялистами, которые еще помнили времена Карла I. И после этого акта уже никаких гражданских смут в Великобритании не было.
