Но самый расцвет славы и богатства Ани был в X-м столетии, при царе Ашоте III-м, правнуке Ашота I-го, который построил вокруг своей столицы внутреннюю стену с башнями и множество прекрасных зданий. С этих пор Ани сделался в глазах народа самым привлекательным и любимым городом, куда стекались все товары и богатства страны, все выдающиеся люди ее; с каждым годом умножались его дворцы и храмы и прибывало его население. Ани получил в народе прозвище «Майра-Коган» — «мать городов». Католикосы перенесли в него свою резиденцию.

Вторую, наружную стену, с ее громадными башнями, построил сын Ашота III-го, Сембат II-й. Она была защищена снаружи глубоким рвом, выложенным камнем, и тянулась от ущелья Арпачая — древнего Ахуриана — до «долины цветов», то есть, русла Аладжи. На постройку ее потребовалось восемь лет. Сембат же положил в 989 году основание и главному собору Ани, довершенному при его брате, царе Гагике I-м, женою Гагика, Катрамите, и построил множество других великолепных церквей и зданий.

«Наш царский город Ани был жилищем князей и благородных, точного числа которых нет возможности определить; ибо если счесть всех князей, благородных и народ, то получилось бы количество без числа и счета. Помимо золоченных дворцов частных лиц, мы имели там 1001 церковь!» — с наивною верою выражалась об этом славном городе старинная хроника.

О кафедральном соборе, построенном Катрамите, армянский летописец говорит так:

«Тогда он появился во всем блеске своих огромных размеров, с своими высокими сводами, своим куполом и своим алтарем, подобным небу. Царица снабдила и внутренность его бесценными украшениями, золотыми и серебряными сосудами, богатыми материями, расшитыми пурпуром».

При Гагике была также построена в Ани «великая и славная церковь во имя св. Григория-Просветителя, с высоким куполом, покрытая изумительною скульптурою. Она имела три двери и была устроена по образцу церкви, сооруженной в Вагаршапате (т. е. Эчмиадзине) патриархом Нерсесом». Построена она была «на высокой площадке, откуда открывается удивительный горизонт. Он ее сложил из огромных глыб тесанного камня, покрытых тонкою резьбою, и снабдил ее куполом, поражавшим изумлением взор по своей высоте, подобным небесному своду».

По-видимому, это была та самая церковь, хорошо сохранившаяся развалины которой мы видели над долиною Аладжи среди так называемого «рынка» Ани. Летописцы упоминают и посещенную нами церковь св. Рипсимии около кафедрального собора. «Католикос Саргис, муж мудрый и добродетельный, который произвел много построек, и который в своих розысках открыл многие останки святых спутниц Рипсимии, — воздвиг во имя их церковь по соседству с собором».

Но первые цари Багратиды не ограничивали своих забот великолепием храмов и собственных дворцов. Они наполнили свою столицу многими благотворительными учреждениями, приютами для бедных и для девушек, странноприимными домами; Ашот III даже собирал около себя хромых, слепых, прокаженных и щедро помогал им, за что и был прозван «Ашотом Милосердным» («Огормадз»). Мир утвердился в стране, и все сословия народа дружно стояли за интересы отечества. Множество ученых и благочестивых мужей, — «вартапедов», как их называют армяне, — появилось в эти времена, и их трудами стали процветать науки в успокоившейся и возвеличенной Армении.

Ани был центром этого расцвета армянского народа.

«Армения имела тогда знаменитых князей, царей правосудных и могущественных, которые везде насаждали общественное благоустройство и законы, но свет Ани один сиял выше всего», — выражался про него старинный летописец.

«Ани, — рассказывал Матвей Эдесский, — кишел народонаселением; он заключал в себе мириады мириад мужчин и женщин, старцев и детей, и поражал удивлением тех, кто его видел, воображавших, что такое множество составляло главную массу армянского народа».

Со смертью Гагика, в 1020 году, окончился этот золотой век Ани, да и всей вообще армянской истории. При сыновьях его начались беспорядки и усобицы, окончившиеся, как всегда, гибелью государства и столицы его.

Моралист-летописец этих событий так философствовал по этому поводу:

«У иноземцев есть поговорка насчет армян, что для них нет надобности во внешнем неприятеле; они сами — самые страшные враги собственного своего племени, и достаточно их собственного меча, чтобы умертвить их, не прибегая к чужеземным изменникам или шпионам».

«Миром владеет не человек, не могущество царей, а единодушие и союз с мудростью. При единодушии обеспечен всякий успех. Где же его нет, — сила делается слабостью, авторитет, величие мгновенно рушатся, удаляется даже божественное покровительство: вот это именно и испытал Ани. Ни камни, ни твердыни не устояли против раздора, и весь мнимый блеск и могущество погибли в одну минуту; благородные, один за другим, были попраны пятою врага, самые грозные укрепления были разрушены, исчезла всякая красота»!..

Греческий император, воспользовавшись изменою одного из знатных феодалов Армении, Саргиса-Веста, жаждавшего сделаться царем Армении, и партийными раздорами князей, вероломно захватил в свои руки храброго, но доверчивого юношу, царя Гагика II, и овладел без боя городом Ани и всею Армениею.

Но очень скоро грекам пришлось отстаивать Ани, соблазнявший всех соседей своим богатством, многолюдством и красотою, — от страшного врага, Альп-Арелана, или «могучего льва», — султана воинственных турок-сельджуков. Армянских патриотов уже не было внутри города, — они были разогнаны в далекие места недоверчивыми греками, — и некому было энергически стать на защиту славной столицы Багратидов. Малодушные греки, распоряжавшиеся в Ани, ужаснувшись обступивших их грозных полчищ, скоро покинули обширные укрепления города и заперлись в верхней цитадели, откуда главные начальники их тайком скрылись из города. Народ, покинутый войском и начальниками, несмотря на отбитые приступы, несмотря даже на то, что Альп-Арелан, после многих неудачных попыток, совсем собрался уходить от этого неприступного города, — в паническом страхе бежал сквозь дальние ворота в горы и ущелья. До 50.000 народа без всякой причины покинуло таким образом Ани, оставив его на произвол врагов.

Альп-Арелан и турки его долго не верили сами себе, что неодолимая крепость отдается им без бою в ту самую минуту, когда они потеряли всякую надежду взять ее силою.

«Они не знали, что крепкий город требует и крепких защитников!» — рассуждал по этому поводу армянский летописец. — «Ибо мудрые учат нас, что только стрела, вылетевшая от могучей груди, может пронзить другую могучую грудь».

Турки ворвались в пролом стены, и началась кровавая бойня. Улицы были залиты кровью жителей, волны древнего Ахурхана стали красными; мальчики и девушки уведены в плен, взрослые все изрублены. Князей и богатых горожан бесчеловечно истязали, выпытывая у них, где скрыты их сокровища; христианских священников побросали в огонь. Все дворцы и храмы были разорены и ограблены дотла. Сняли даже серебряный крест с кафедрального собора. Цитадель тоже была взята и ограблена. Беглецы из Ани рассеялись по разным странам.

Этот разгром Ани произошел в 1064 г. После того Ани хотя и существовал еще лет триста, но уже постоянно переходил из-под власти одних народов к другим. Владели им и грузины, и арабы, и монголы; нашествие в 1239 г. монгольских орд, покоривших незадолго нашу Россию, нанесло окончательный удар благосостоянию Ани; жители его решились навсегда покинуть это место вечной борьбы и разорений и ушли в Трапезунд, в Крым, в Астрахань, в Польшу, где и основали многолюдные колонии, уцелевшие до нашего времени. Сильное землетрясение 1319 года довершило дело азиатских кочевников, разрушив остававшиеся еще славные храмы и дворцы древней армянской столицы, хотя и после землетрясения мусульманские владыки продолжали некоторое время жить в Ани, как это доказывают найденные монеты, выбитые здесь еще в 1375–1377 годах.