Свою священную гору армяне называют не Арарат, а Массис; Айрарат же было название старинной армянской области, в которой лежала эта гора.

Армяне и до сих пор считают свой Массис недоступным для ноги смертного, твердо помня легенду о святом иноке Иакове. Это благочестивое поверье долгое время отнимало у смелых и любознательных людей всякую охоту добраться до таинственных вершин горы. Новейшие ученые мало-по-малу разрушили, однако, эту славу неприступности Арарата. Первую победу одержал над нею наш русский академик, профессор дерптского университета, Фр. Паррот. После нескольких дней крайне тяжелого и опасного пути по скалам и ледникам, на которые целые тысячелетия не вступала нога человека, Паррот поднялся на высоту 16.200 футов над поверхностью моря на целых 1.062 фута выше вершины Монблана.

На память об этом научном подвиге своем, а также и о боевом подвиге русских богатырей, завоевавших, вместе с другими армянскими землями, и священный Арарат, Паррот поставил среди льдов горы Ноевой высокий крест, выкрашенный черною краскою, с латинскою надписью:

«Nicolao Paulo filio, totius Rutheniae autocratore jubente, Hoc Asylum sacrosanctum, armata manu, vindicavit fide christiana, Iohannes Friderici filius, Paskewitsch ab Erivan, anno Domini MDCCCXXVI.

(„По повелению Николая Павловича, Самодержца всея Руси, это священнейшее убежище отвоевал вооруженною рукою для веры христианской Иван Федорович Паскевич Эриванский в лето Господне 1826“).

По следам Паррота многие другие ученые и путешественники успели потом побывать на вершине Арарата, хотя некоторые из них поплатились за это не только здоровьем, но и жизнью.

Арарат служить теперь пограничным столбом своего рода между владениями русскими, турецкими и персидскими, которые все сходятся на нем; но большая часть его склонов все-таки принадлежит России. Живут на Арарате курды магометане. Это — отъявленные грабители и разбойники, которых никогда нельзя застать дома, потому что они или на добыче, или скрываются в лесах от неудобных для них посетителей. Каждый из них замешан в нескольких уголовных преступлениях, — поэтому им нельзя показываться на глаза властям; оттого, когда начальство приезжает в их селения собирать подати, то ни одного мужчины не бывает налицо. В домах остаются только дети да женщины, которые уже и уплачивают требуемые деньги. В одном только селении Ахури на Арарате жили прежде армяне, но мало-по-малу курды вытеснили их оттуда, и теперь Ахури — такое же чисто курдское село, как и другие. Путешественники, желающие подняться на Арарат, берут обыкновенно проводников с русской стороны из ближайшей армянской деревни, и уже тогда курды, из уважения к соседям, не трогают путешественников. До сих пор еще из разных мест Закавказья и турецкой Армении поднимаются на Арарат к источнику св. Иакова благочестивые люди, чтобы почерпнуть святой воды и привести за собою стаи роковых скворцов, истребляющих саранчу.

Даже без особенных географических изысканий, „простым глазом“ ясно видно, что горная масса Арарата, выпертая на такую страшную высоту из темных недр земных, — представляет собою главный очаг вулканической катастрофы, поднявшей когда-то на свет Божий примыкающие к Арарату, как к своему центральному узлу, горные хребты и плоские возвышенности, и разверзнувшей в то же время глубокие провалья трех великих армянских озер, — Гокчи на северо-восток от Арарата, Вана — на юго-запад и Урмии — на юго-восток.

Без сомнения, этим же могучим поднятием и провалом коры земной направились по своим нынешним руслам и все большие реки араратских окрестностей, — Аракс на восток в Каспийское море, не доходя которого он слился с Курою, Евфрат и Тигр — на юг, в далекий бассейн Персидского залива.

Оттого Арарат представляется каким-то царственным владыкою всей местности, далеко охватывающей его со всех сторон.

Его двухголовая пирамида, так еще мало потерявшая характерную физиономию вулкана, кажется тем громаднее и величественнее, что не заслоняется от нас ни малейшим пригорком, а видна прямо за широкою, гладкою низиною долины Аракса, вся на наших глазах от пяты до макушки, между тем как почти все знаменитые своею высотою горы Европы и Азии поднимаются обыкновенно из-за целых хребтов других высоких гор, сильно скрадывающих их индивидуальную высоту…

Быть может, этим объясняется и особенно благоговейное впечатление, которое Арарат издревле производил на соседние нам народы, и которое наглядно выразилось в священном для всех этих народов, мусульман, христиан и язычников, значении этой горы.

Вот мы, наконец, и у Эчмиадзина, до которого от Эривани не более 18 или 20 верст. На зеленом лугу вправо от дороги упражняются в джигитовке удалые казаки полтавского кубанского полка. Это не совсем подходящее вступление в древнюю духовную столицу армянского народа.

Настоящей привратник Эчмиадзина — это древний храм св. Рипсимы, одиноко торчащий за широкою крепостною оградою пустого двора. Массивный, несокрушимый собор из тесанного камня, типического армянского стиля, с обычною острою пирамидою кровли и восьмигранною центральною башнею, — потемнел до черноты от копоти веков, и среди веселой зелени лугов и деревьев смотрит каким-то мрачным отшельником.

Храм этот построен еще в самом начале IV века и был современником обращения Армении в христианство.

Он считается одною из главных святынь Армении, и миновать его мы, разумеется, не желали.

Остановили свою коляску перед воротной башнею этой былой средневековой твердыни и послали на разведки армянина-извозчика. Сейчас же вышел к нам монах или священник, в обычной армянской камилавке или клобуке, слегка раздутом кверху. Он произнес несколько слов по-русски, приглашая нас войти, но просил захватить с собою извозчика в качестве толмача, ошибочно предполагая, что наш самоуверенный возница и вправду много больше знает по-русски, чем сам почтенный иерей…

По длинной приставной лестнице, оставленной работающими здесь каменщиками, поднялись мы на довольно высокую каменную площадку, на которой как на фундаменте поставлена церковь. Поп отпер ключом дверь, мы вошли, — внутри та же пустыня, что и на дворе: высокие голые стены выбелены известью; ни икон, ни лампадов нигде. Престол открыт, как у католиков, и передний фас его расписан святыми и апостолами. Над престолом — картина итальянской живописи, копия с Рафаэля. В стороне — памятник из прозрачного алебастра одному из католикосов, а внизу, под алтарем — темная пещерка, где стоит мраморный гроб св. Рипсимы; на крышке гроба прекрасно исполненный и совсем еще новый портрет св. мученицы, — вероятно, плод фантазии какого-нибудь современного художника. Тут же на гробе камень, — будто бы один из тех, которыми мучили когда-то святую деву.

Рипсима была одна из первых в Армении исповедниц и мучениц за веру Христову. Она была современницей св. Григория, просветителя Армении, и в числе других 37-ми дев была замучена в Вагаршапате.

Церковь других исповедниц, подруг Рипсимы, очень похожа, и архитектурой, и отделкой, на осмотренный нами храм, но в ней сохранилось еще менее интересных остатков древности. Этот храм св. Гайяны, тоже окруженный каменною оградою, — почти рядом с храмом св. Рипсимы.

Вагаршапат, долгое время бывший столицею древних царей армянских, теперь даже не город, а простое местечко. Однако, это не мешает ему быть административным центром „Эчмиадзинского уезда“. В нем и полицейское управление, и почтовая контора, нотариус и аптека; дома весьма изрядные, с резными и тенистыми персидскими балконами; есть даже „номера Берлин“, которые, однако, смотрят что-то пусто и безжизненно. К удивлению моему, в этом духовном и политическом центре армянства — торговли почти нет, лавок очень мало, особенно если не считать „ренских погребов“ и винных складов. Несколько парных фаэтонов стоят на площади.

Мы отпустили своего извозчика пообедать и покормить лошадей, а сами двинулись с площади пешком к монастырю.

Эчмиадзинский монастырь, охваченный отовсюду крепостною стеною с башнями, — целый городок своего рода. Пройдя здания синода армянской церкви и обширные корпуса духовной академии, увенчанные по середине куполом и окруженные просторным зеленым сквером, вы входите во внутренний двор.