Королева. Онъ забылъ меня! но, вѣдь я его мать.
Лордъ. Это ничего не значитъ. Пойдемъ.
Королева. О, смерть, избавительница, пріиди во мнѣ и избавь меня отъ этого послѣдняго горя.
Черта глубоко человѣческая! Даже въ такой преступной душѣ какъ Изабелла, чувство матери пережило всѣ остальныя чувства!
Выше было замѣчено, что Эдуардъ II принадлежитъ къ многочисленному разряду пьесъ, носившихъ названіе Исторій. Количественное преобладаніе этого рода драматическихъ произведеній надъ всѣми другими, засвидѣтельствованное Томасомъ Нашемъ, легко объясняется изъ сознанія національнаго достоинства, которымъ была преисполнена грудь каждаго англичанина въ счастливую эпоху царствованія Елисаветы. Историческія пьесы особенно размножились во время борьбы Англіи съ Испаніей, окончившейся истребленіемъ непобѣдимой армады Филиппа II. Патріотическому чувству англійскаго народа, окрыленному славной побѣдой надъ мрачнымъ геніемъ католицизма, было въ высшей степени пріятно видѣть на сценѣ блестящіе подвиги предковъ, прославившихъ англійское имя во всѣхъ концахъ міра. Драматурги умно воспользовались этимъ возбужденнымъ настроеніемъ общественнаго сознанія стали взапуски обработывать національно-историческіе сюжеты, и тѣмъ сразу пріобрѣли себѣ симпатіи народныхъ массъ. Въ полемикѣ своей съ пуританами, актеры и драматическіе писатели особенно налегали на то, что театръ служитъ патріотическимъ цѣлямъ, выводя на свои подмостки, въ укоръ современному изнѣженному поколѣнію, могучіе образы Эдуардовъ и Тальботовъ. "Во первыхъ — говоритъ Т. Нашъ, возражая людямъ, упрекавшимъ театръ въ безнравственности — содержаніе большей части нашихъ пьесъ заимствовано изъ національной исторіи, изъ нашихъ англійскихъ хроникъ; во вторыхъ — посредствомъ ихъ славные подвиги нашихъ предковъ, погребенные въ изъѣденныхъ червями хартіяхъ, воскресаютъ изъ могилы забвенія на свѣтъ Божій, чтобъ служить живымъ укоромъ нашему изнѣженному поколѣнію. О, какъ бы обрадовался храбрый Тальботъ, наводившій ужасъ на Францію, если бы могъ предчувствовать, что послѣ двухвѣковаго могильнаго сна, онъ снова воскреснетъ на сценѣ, что его святыя кости будутъ вновь орошены слезами десяти тысячъ зрителей его подвиговъ 318). Такимъ образомъ, по собственному сознанію драматурговъ, первоначальное назначеніе драматическихъ хроникъ было скорѣе патріотическое, нежели художественное; онѣ призваны были удовлетворять чувству національной гордости и достоинства, вызывая у патріотически настроенной публики славныя воспоминанія прошедшаго, но впослѣдствіи, когда патріотическое чувство вошло въ свои предѣлы, возбужденный имъ историческій интересъ не охладѣлъ, обычай обработывать для сцены историческіе сюжеты сохранился, и ему мы главнымъ образомъ обязаны цѣлымъ рядомъ историческихъ пьесъ, назначеніе которыхъ, по словамъ Т. Гейвуда состоитъ въ томъ чтобы знакомить съ національной исторіей тѣхъ, которые сами не могутъ читать хроникъ.
Пьеса Марло, какъ по своему сюжету, такъ и по самому способу своей обработки принадлежитъ къ разряду историческихъ пьесъ вторичной формаціи. Самое пристальное изученіе едва ли откроетъ въ ней особое патріотическое одушевленіе или проблескъ современнаго шовинизма. Эпоха, избранная Марло, всего менѣе способна питать чувство національной гордости; это время внутреннихъ усобицъ, интригъ, борьбы своекорыстныхъ интересовъ, словомъ полнѣйшей деморализаціи общества. Если Марло рѣшился перенести на сцену эту печальную страницу англійской исторіи, то очевидно, что онъ руководствовался не патріотическими, а чисто художественными побужденіями. Двадцатилѣтняя борьба короля съ своими вассалами, осложненная кровавыми эпизодами казни Гавестона, Уоррика и Ланкастера, любовь Изабеллы и Мортимера, низложеніе Эдуарда и его трагическая смерть — всѣ эти событія представляли собою весьма благодарный сюжетъ для драматурга. Внѣшніе факты своей драмы и нѣкоторыя мѣстныя краски Марло заимствовалъ изъ хроники Фабіана 319), но пользовался ею съ полной свободой, безъ всякаго колебанія отступая отъ своего источника во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда это было нужно для его драматическихъ цѣлей. Такъ напр. хроника ничего не знаетъ о посредничествѣ Мортимера въ дѣлѣ возвращенія Гавестона изъ изгнанія, а между тѣмъ въ драмѣ это обстоятельство имѣетъ большое значеніе, потому что это была первая важная услуга, оказанная Мортимеромъ королевѣ. О братѣ короля, благородномъ Кентѣ, хроника упоминаетъ въ первый разъ только послѣ высадки королевы въ Англію, когда онъ былъ посланъ захватить Спенсера Старшаго и т. д. Однимъ словомъ хроника Фабіана ничего не могла дать Марло кромѣ сухаго перечня фактовъ, да нѣсколькихъ, ничего не говорящихъ, именъ. Но держась за эти факты, сопоставляя между собой событія, повидимому не имѣющія никакой связи, великій драматургъ съумѣлъ проникнуть въ тайникъ человѣческой души, и открыть намъ истинные мотивы человѣческихъ дѣйствій. Изъ неясныхъ намековъ и темныхъ указаній, онъ создалъ характеры, порождающіе своей рѣзко очерченной индивидуальностью и глубокой внутренной правдой. Что напр. можно извлечь изъ того, что Мортимеръ былъ одинъ изъ первыхъ лордовъ, которые убѣжали во Францію къ королевѣ и что по его наущенію былъ убитъ Эдуардъ, а между тѣмъ изъ этихъ единственныхъ упоминаній о Мортимерѣ въ хроникѣ Фабіана, Марло создалъ цѣлую поэму любви и честолюбія, въ которой ярко рисуются характеръ Изабеллы и Мортимера. Хотя въ пьесѣ Марло нѣтъ ни одного вымышленнаго лица, но можно сказать, что всѣ лица принадлежатъ ему, потому что только пройдя черезъ его творческую фантазію они получали опредѣленную физіономію и изъ тѣней и скелетовъ стали живыми людьми. Пользуясь скудными указаніями хроники и не имѣя подъ рукой ни какихъ другихъ данныхъ, Марло, однако, съумѣлъ такъ проникнуть въ характеръ Гавестона, что вызвалъ невольную дань удивленія со стороны современнаго историка 320).
Ничто не въ состояніи намъ дать болѣе точнаго понятія о художественныхъ достоинствахъ и историческомъ значеніи пьесы Марло, какъ сопоставленіе ея съ современной ей пьесой Пиля 321). Пиль былъ талантъ далеко не дюжинный; онъ обладалъ живымъ воображеніемъ и поэтическимъ чувствомъ; онъ такъ прекрасно владѣлъ стихомъ, что современники называли его первымъ виртуозомъ слова (primus vrborum artifex — выраженіе о Пилѣ Т. Наша), а при всемъ томъ его Эдуардъ I нисколько не выше The Famous Victories of Henry the Fifth и т. п. произведеній, представляющихъ собой разбитыя на сцены хроники, пересыпанныя шутовскими эпизодами, вставленными ни къ селу, ни въ городу и по большой части не имѣющими никакой связи съ главнымъ дѣйствіемъ. Относительно порядка событій, изображенныхъ въ его пьесѣ, Пиль держался хроники Голиншеда, но не съумѣлъ осмыслить дѣйствія внутренними мотивами, не создалъ ни одного характера. Оттого Эдуардъ I въ строгомъ смыслѣ слова не можетъ быть названъ драмой: это рядъ сценъ, связанныхъ между собою внѣшнимъ хронологическимъ образомъ, но не вытекающихъ одна изъ другой въ силу внутренней необходимости. Не мало также повредила пьесѣ патріотическая тенденція автора, выразившаяся въ смѣшномъ желаніи хоть въ прошедшемъ насолить Испаніи. Руководимый этой тенденціей и расчитывая, на одобреніе народной толпы, готовой вѣрить всему дурному, что разсказывалось о ненавистныхъ испанцахъ, Пиль наперекоръ исторіи изобразилъ добродѣтельную супругу Эдуарда I, Элеонору, въ силу одного того, что она была родомъ испанка, какимъ-то извергомъ человѣческаго рода, успѣвшемъ впрочемъ внушить въ себѣ страстную привязанность со стороны рыцарственнаго Эдуарда I. Обращикомъ патріотическаго усердія и вмѣстѣ съ тѣмъ и дѣтскихъ пріемовъ автора, можетъ служить слѣдующая небылица, взведенная имъ на королеву. Однажды Элеонора встрѣтила на улицѣ жену лорда-мэра, которая была одѣта лучше ея. Это до того взорвало королеву, что она зазвала ее къ себѣ, тиранила и наконецъ умертвила, припустивъ къ ея груди двухъ змѣй. Невѣроятнѣе всего то, что Элеонора до тѣхъ поръ не выказывала никакихъ звѣрскихъ наклонностей; все это сдѣлалось ex abrupto и мотивировано самымъ невѣроятнымъ образомъ. Такимъ же сказочнымъ характеромъ отличается и наказаніе Божіе, постигшее королеву. Когда она увѣряла дочь въ своей правотѣ, клялась, что она невиновна въ смерти жены лорда-мэра и призывала въ свидѣтели небо и землю, вдругъ подъ ея ногами разступилась земля, и Элеонора провалилась въ бездну, но провалилась только затѣмъ, чтобъ снова къ удовольствію публики вынырнуть въ другомъ концѣ Лондона. Вотъ какія пьесы выдавались за историческія и даже имѣли значительный успѣхъ на сценѣ 322), когда Марло ставилъ своего Эдуарда!
