Сколько ж можно?! Хотя бы элементарные вещи нужно проверять. О чем говорят все эти примеры? - О том, что переводчик не уважает не только автора, но и читателя. Его не волнует, что кто-то заметит все эти ляпы и несообразности. Уж сколько раз переиздавались "Капитаны песка" и все с теми же "бараньими рожками" и "температурой 37 градусов". Да и зачем работать над текстом, мучаться? - Пипл и так все схавает. И этот переводчик еще жалуется, что его не пускали в "Иностранную литературу". Не пускал его Юрий Владимирович Дашкевич, который кое-что понимал и в творчестве Жоржи Амаду, и в переводе. Александра Богдановского он иначе как "холодный сапожник" не называл. И лучше бы Богдановский исправил свои собственные ошибки, а не искал соринки в чужом глазу. Но только дело в том, что даже если Александр Богдановский и Лилиана Бреверн исправят все фактические ошибки, лучше их переводы от этого не станут, потому что Жоржи Амаду так не писал. Вместо изящного, ироничного, изысканного стиля Амаду эти переводчики предъявляют нам стиль безликий и бесцветный, который может принадлежать любому автору и никому конкретно. Они, как говорил Корней Чуковский, "напяливают на автора самодельную маску и эту маску выдают за живое лицо". Прочтите, например, отрывок из "Капитанов песка" в переводе А.Богдановского, в котором фактических ошибок нет:
"Раньше море было совсем рядом. Волны, подсвеченные желтоватым сиянием луны, ласково плескались у подножья пакгауза, прокатывались под причалом - как раз в том месте, где спят сейчас дети. Отсюда уходили в плаванье тяжело нагруженные суда - пускались в нелегкий путь по опасным морским дорогам огромные разноцветные корабли. Сюда, к этому причалу, теперь уже изъеденному соленой водой, приставали они, чтобы доверху набить трюмы. Тогда перед пакгаузом простирался таинственный и необозримый океан, и ночь, спускавшаяся на пакгауз, была темно-зеленой, почти черной, под цвет ночного моря.
А теперь ночь стала белесой, и перед пакгаузом раскинулись пески гавани. Под причалом не шумят волны: песок, завладевший пространством, медленно, но неуклонно надвигался на пакгауз, и не подходят больше к причалу парусники, не становятся под погрузку. Не видно мускулистых негров-грузчиков, напоминающих времена рабовладения. Не поет на причале, тоскуя по родным местам, чужестранный моряк. Белесые пески простираются перед пакгаузом, который никогда уж больше не заполнится мешками, кулями, ящиками. Одиноко чернеет он среди белизны песков" (64,Т.1, С.279).
А вот как это звучит на самом деле:
"Когда-то здесь было море. Волны то с грохотом разбивались, то нежно лизали огромные черные камни в фундаменте здания. Под причалом, там, где раньше плескалось море, спят дети, залитые желтым светом луны. К этой изъеденной морем и ветром дощатой пристани причаливали раньше бесчисленные парусники, порой огромные, каких-то немыслимых расцветок, чтобы заполнить свои трюмы. И отсюда уходили они, тяжело груженые, навстречу опасности морских дорог.
Тогда перед складом простиралась таинственная гладь океана, и ночи здесь были темно-темно зеленые, почти черные, того загадочного цвета, каким бывает море после захода солнца.
Теперь ночи здесь светлые. Белый морской песок делает их такими. На многие метры простирается теперь перед складом песчаная полоса пляжа. Под причалом уже не бьется волна: всем завладел песок. Медленно, шаг за шагом отвоевывал он все новые и новые территории. И море отступило. Не причаливают больше к этой пристани разноцветные парусники, не работают мускулистые негры, словно сошедшие со старинной гравюры. И не поет больше на старом причале свою песню тоскующий по родной земле моряк. Белый, белый песок простирается перед складом. И уже никогда больше не заполнится этот огромный склад тюками, мешками и ящиками. Люди оставили его. Так и стоит он, заброшенный, полуразрушенный, - черная точка на белом полотне песка".
Дословность, точное следование букве оригинала перевод не спасают. Иной раз формальная точность так же искажает авторский текст, как и отступление от него. Так в "Полосатом Коте" у Жоржи Амаду есть персонаж, Ветер, гуляка и дамский угодник. Любимой его шуткой было сорвать листву с деревьев. Но дело-то все в том, что в португальском языке "arvore" (дерево) женского рода, и вся ситуация имеет явно эротическую окраску. Переведя "arvore" словом "дерево", Бреверн разрушила образ героя, превратив донжуана в хулигана:
"О самом Ветре судачат разное: говорят, что он плут и мошенник, каких поискать. Что только он не выкидывает: гасит лампы, фонари, светильники. И все это - чтобы напугать Ночь. А то и вовсе - сбрасывает нарядную одежду деревьев, оставляя их нагими. Шутки дурного тона! Меж тем, как это ни невероятно, Ночь ждет его прихода, а деревья - бесстыжие! - так просто в ножки кланяются, когда он приходит" (64, Т.3, С.443).
Интересно, почему деревья так странно себя ведут? - Мазохисты, наверное. А вот как это написано у Амаду:
"Репутация Ветра была подмочена слухами, подозрительными, двусмысленными и дерзкими: проказник, с которым надо держать ухо востро. Часто говорили о его обычных проделках: то потушит все фонари, лампочки и светильники, чтобы напугать Ночь, то сорвет всю листву с акаций, оставив их голешенькими - шутки явно дурного вкуса. Однако, хоть это и покажется невероятным, Ночь вздыхала о нем, и акации в лесу чувственно трепетали при его приближении, бесстыдницы".
Почувствовали разницу?
Все дело в том, что успех или провал перевода заключается не в знании языка и даже не в добросовестности переводчика, хотя в случае с А.Богдановским ее, этой добросовестности, явно не хватает. Залог успеха - в совпадении личностей автора и переводчика, в их "настроенности на одну волну", в искренней любви переводчика к автору. Богдановский не любит и не чувствует Амаду. Он с легкостью бросается от одного автора к другому (сегодня моден Амаду - он переводит Амаду, завтра Сарамаго - он переводит Сарамаго), как мотылек, он перелетает от автора к автору, и все они получаются на одно лицо. И лицо это, как можно догадаться, - самого Богдановского. Я уверена, что если бы первые переводы книг Амаду на русский были сделаны Богдановским и Бреверн, то не было бы в нашей стране никакой сумасшедшей любви к этому автору. Не было бы "русского Амаду" да и русско-бразильских литературных отношений тоже не было бы. Глава 19 Экранизации и постановки
В Бразилии, а также в других странах экранизированы, иногда по несколько раз, почти все произведения Жоржи Амаду. Наши зрители знакомы только с тремя из них: фильмом американского режиссера Холла Бартлетта "Генералы песчаных карьеров" по "Капитанам песка", "Доной Флор" бразильского режиссера Бруно Баррето и сериалом "Берег мечты", снятым якобы по "Мертвому морю".
Фильм Холла Бартлетта стал призером VII Международного кинофестиваля в Москве в 1971 году. Кстати, этот приз так и остался единственной наградой талантливого и такого неголливудского режиссера. На широкий советский экран фильм вышел в 1974 году (можно праздновать юбилей) и сразу же стал фантастически популярным. "Комсомольская правда" назвала его лучшим иностранным фильмом года.
