Например, А. Богдановский не знает, что такое "buzio" и как их использовали для гадания. Хотя после сериала "Нежный яд", показанного по Первому каналу, вся страна знает, что это ракушки, которые бросают, как кости, чтобы предсказать судьбу. Но Богдановский, по-видимому, не только "Бухту Всех Святых" не читал, где эта процедура описывается, но и сериала не смотрел. И поэтому вместо "дон' Анинья...узнает о будущем от самой богини Ийа, гадая на ракушках в грозные штормовые ночи", у Богдановского написано: "Никто не мог этого знать - разве что только дона Анинья, "мать святого", но ведь когда выходит на террейро и начинает волшбу, богиня Иа (ослик из "Винни - Пуха" ?) через оправленный в серебро бараний рожок сообщает ей все на свете". (64, Т1, С.284). Интересно, как это она делала, к уху что ли этот рожок приставляла? И почему он бараний?!
А вот уж действительно анекдотический случай. Есть у бразильцев такое выражение "bater trinta e sete" (дословно "пробить 37"), что значит "сыграть в ящик, откинуть копыта". Богдановский не догадывается, что это идиоматическое выражение и поэтому фразу "O Gringo andou ruim. Quase bate trinta e sete. Andou por pouco" вместо "Гринго заболел. Чуть в ящик не сыграл. Совсем дошел" переводит: "Гринго наш все еще так себе, хоть и ползает. Температура держится: тридцать семь" (там же, С.367). Вот уж точно: заболела наша кура - 37 температура!
На этой же самой странице несколькими строчками выше у Амаду читаем: "Tu ta
mesmo uma teteia...", то есть, ты прямо красавчик, а Богдановский переводит: "Еще, пожалуй, влюбится кто-нибудь, береги тогда...". А на предыдущей странице про одного из героев говорят: "E
um pouco mais m o que voc ", т.е. он немного моложе тебя, а у Богдановского - "годами он чуть тебя постарше" (там же, С.366).
Иногда переводчику изменяет обыкновенный здравый смысл. Вот один из "капитанов" уезжает из Баии в Аракажу, чтобы байянская полиция о нем забыла. У Богдановского все получается наоборот - герой приехал из Аракажу в Баию: "Ранним утром на станции Калсада свистнул паровоз, прибывший из Сержипи. Никто не знал, что поезд этот привез Вертуна: какое-то время он пробыл в Аракажу, чтобы приметившая его байянская полиция забыла о нем, и вот теперь юркнул в вагон, груженный тяжелыми тюками. Вскоре поезд тронулся" (там же, С.459). Здесь совсем ничего нельзя понять: зачем Вертун "юркнул" в вагон, если поезд привез его на место назначения? Куда же он теперь едет?
Дело в том, что trem de Sergipe - это не поезд из Сержипи. Предлог de означает в данном случае принадлежность, то есть имеется в виду "сержипанский" поезд, поезд, идущий на Сержипи. Например, если мы из Ленинграда едем в Москву, мы садимся на московский поезд, а если из Москвы в Ленинград - то на ленинградский. В действительности в книге говорится: "Однажды на рассвете поезд на Сержипи дал гудок на станции Калсада. Никто не провожал Сухостоя, потому что он не собирался уезжать навсегда. Он хотел провести какое-то время среди "беспризорных индейцев" в Аракажу, чтобы байянская полиция, взявшая его на заметку, забыла о нем, и вернуться. Сухостой проскользнул в открытый багажный вагон и спрятался за мешками".
Иногда причина переводческих ошибок - элементарная невнимательность. Так, Богдановский путает слова pescador (рыбак) и pecador (грешник), и поэтому герой превратился из "лучшего в округе рыбака" в "закоренелого грешника".
Точно также переводчик путает глагол "nada" в 3 л.ед. числа от "nadar" (плыть) и местоимение "nada" (ничего). И поэтому предлжение "Nada, sempre nada", что значит "он плывет, все время плывет" переводит: "Больше для него нет ничего, и не будет вовек" (там же, С.443).
Я перечислила далеко не все ошибки, примеров можно найти множество, почти на каждой странице. А как поступает А. Богдановский с именами собственными? Иногда совершенно не понятно, чем руководствовался переводчик "Капитанов песка", изменяя до неузнаваемости прозвища беспризорных мальчишек. Так, Pirulito, про которого в книге говорится, что он был "худым и высоким, с изможденным лицом, глубоко запавшими глазами и большим неулыбчивым ртом" назван Леденчиком. Ничего себе Леденчик! Конечно, в словаре первое значение этого слова - леденец на палочке. Но леденец - то этот в виде сосульки, а не петушка, как у нас. Поэтому второе значение слова - тощий, длинный человек. Интересно, знает ли переводчик, что значит слово "леденец" на жаргоне? Удивляюсь, как Богдановский его вообще "Петушком" не назвал.
Другой персонаж имеет говорящую кличку Boa-vida (лентяй, бонвиван), поскольку он "не утруждал себя заботами о хлебе насущном и в принципе не любил никакой работы: честной или нечестной". В переводе Богдановского он почему - то становится Долдоном, а Volta Seca (сухой поворот), мрачный сертанежо, с душой такой же иссушенной, как и земля, откуда он родом, - Вертуном. Русские прозвища не только не отражают, но и искажают характеры героев, вырывают их обладателей из контекста бразильской действительности.
Пожалуй, больше всего не повезло герою по имени Querido-de-Deus, давно известному русскому читателю по "Мертвому морю" и "Старым морякам" как Божий Любимчик. Стопроцентный, между прочим, бразилец превратился у Богдановского в "Капитанах песка" в славянина Богумила, а в "Лавке чудес" - в Боголюба. А когда в той же "Лавке чудес" я увидела имена Шелкоус и Кудряш, то подумала, что наборщики перепутали книгу бразильского автора с "Грозой" Островского. "Лавку чудес" невозможно читать уже потому только, что взгляд застревает на имени главного героя - Аршанжо, как его называет Александр Богдановский вместо Арканжо. Конечно "ch" в португальском произносится как "ш", но не в словах же греческого происхождения!
С такой же легкостью А.Богдановский расправляется с вполне реальными людьми, историческими личностями. В "Каботажном плаваньи", например, он указал 1986 год как дату смерти Луиса Карлоса Престеса ( С.48), хотя тогда лидер бразильских коммунистов был не только жив, но и неплохо, для своего возраста, себя чувствовал.
Не лучше обстоят дела и с географическими названиями. А. Богдановский упорно называет байянскую улицу Гантуа
(Gantois) Гантоис, но слово - то это французское, и байянцы произносят его так, как это делал тот самый житель Гента. Уж Александр Богдановский мог бы это знать, как-никак французский - его второй язык. Да и французский знать вовсе не обязательно. Если бы Богдановский действительно любил Амаду, он был бы знаком с творчеством его друга Доривала Каимми (Богдановский именует его в "Каботажном плаваньи" Кайми), который в "Хвалебной песне в честь Матери Минининьи" очень четко произносит: "Минининья ду Гантуа
". Это "Гантоис" переходит из книги в книгу, и Тереза Батиста в переводе Лилианы Бреверн начинается так: "Последний раз я видел Терезу Батисту в феврале этого года на террейро, где праздновалось пятидесятилетие Матери Святого Менининьи до Гантоис" (91, С.5).