Инна Тертерян придерживается прямо противоположной точки зрения и считает, что хотя трудно строить прогнозы, особенно относительно творчества такого сложного и своеобразного художника, как Амаду, но в истории литературы нередки случаи, когда то, что представлялось странным и неожиданным эпизодом, оказывалось для писателя поиском, подступом к новому, более глубокому обобщению жизни. "Нам кажется, что "Необычайная кончина Кинкаса Сгинь Вода" для Амаду такой подступ, начало какого-то нового, очень значительного этапа" (267, С. 201)

      Очень скоро жизнь доказала правоту советского исследователя: в 1966 году в издательстве "Прогресс" вышла новая книга Амаду "Пастыри ночи" (журнальный вариант "Мы пасли ночь" // ИЛ. - 1966. - No 2, 3), изданная в Бразилии в 1964 году.

      Эта книга уже не пугает, не ставит в тупик: ей радуются, ее героев встречают, как старых друзей. Лев Осповат так представляет ее почитателям таланта великого бразильца: "Вот еще несколько историй порта Баия. Всякий, кто читал предыдущую книгу Жоржи Амаду "Старые моряки" (а кто не читал ее, теперь уже наверняка захочет прочесть!), сразу же узнает эти места: площадь Позорного Столба; рынок Агуа-дос-Менинос неподалеку от берега, куда причаливают рыбачьи лодки со свежим уловом, кабачки, соборы, веселые дома и надо всем - колдовская луна Баии, льющая свое серебряное сияние. Да и среди действующих лиц немало знакомых по "Старым морякам"" (246, С 5).

      Критики понимают, что на страницах "Старых моряков" раскрывается совершенно особенный, "красочный и причудливый мир порта Баия" (там же), который есть органическая, неотъемлемая часть творчества писателя. Еще тридцать лет назад молодой Жоржи Амаду воспел этот мир в романах "Жубиаба" и "Мертвое море". "И когда он снова вступил в круг тем и образов своей юности, то это оказалось не возвращением вспять, а подъемом на следующий виток спиральной, стремящейся вверх дороги" (там же).

      Если судить по приведенным выше отзывам, то с определенностью можно сделать вывод, что в 1966 году новые работы Амаду оценивались как явление прогрессивное и положительное.

      Более глубокий анализ творчества "нового" Амаду представлен в статье И. Тертерян "Национальное, но не традиционное" (271). Анализируя последние произведения Амаду, в том числе роман "Дона Флор и два ее мужа", еще не переведенный на русский язык, Инна Артуровна приходит к выводу, что последние книги Амаду можно воспринять и оценить как нечто единое, поскольку четыре последние его книги составляют единый цикл, или, вернее (поскольку цикл предусматривает известное фабульное единство), особый "этап творческого пути художника" (271, С.138). Единство произведений определяется общностью мира (в них изображается Баия, "один из самых старинных бразильских городов, где в уникальной и кажущейся нам столь экзотической необычности быта сталкиваются крайности современного мира.., изображение этой жизни само по себе уже создает густую национальную окрашенность произведения" (там же, С. 198), общность поэтики и единый способ воплощения национальной идеи. Инну Тертерян уже не интересует, где вымысел и где реальность в книгах Амаду, она не пытается развести, расставить по разным углам сказочное и реальное, массовое и индивидуальное. Для нее теперь важно принципиально другое: "Так или иначе, в массовой или индивидуальной, психологической ситуации, но происходит схватка. Столкновение между двумя силами. Между корыстью и бескорыстием, двоедушием и искренностью, манерностью и простотой, дружбой и эгоизмом. Между народным представлением о жизни и действительной жизнью буржуазного общества. И тем самым - между национальной средой и вненациональным духовным стереотипом, выработанным современным обществом" (там же, С. 199).

      На всех "уровнях" повествования атрибутом народной стихии становится свобода и ничем не скованная естественность: телесная свобода как средство образной характеристики, свобода чувства от всякого эгоистического расчета как основная тема психологических конфликтов между персонажами и, наконец, безудержная свобода фантазии (там же, С. 204) .

      В умении отразить народную идею, выразить душу бразильского народа, главными ценностями которого являются "любовь к свободе, душевная естественность, щедрость и бескорыстность чувств" (271, С.204) И. Тертерян видит международное значение творчества Ж. Амаду.

      Национальная самобытность бразильского народа, которая "с сознательной целенаправленностью" раскрывается писателем, "существенно дополняет и направляет духовную жизнь тех стран, где утончение и напряжение интеллектуальных сил общества приводит к отрыву, к истощению естественной связи с телесной природой человека, к разрушению гармонии" (там же).

      Таким образом, новые произведения Амаду советский исследователь трактует как важный вклад в сокровищницу мировой культуры.

      Как мы видим, "нового" Жоржи Амаду с энтузиазмом приняли советские читатели и советские критики. На фоне общих восторгов

      незамеченным остался тот факт, что Амаду неодобрительно отзывался о вводе советских войск в Чехословакию. По всей видимости, сам Жоржи очень серьезно относился к своему поступку и 20 лет, с 1968 по 1987 год, не приезжал в нашу страну. Советская сторона, однако, этого демарша вовсе не заметила, продолжая печатать книги Амаду и восторженные статьи о нем. Как говорится, "мужик на барина сердился, а барин и не знал". Похоже, советская власть, как мудрая мать, не обращала внимания на шалости ребенка. Пошалит и успокоится.

      В отличие от советских товарищей, бразильские однопартийцы Амаду яростно нападали на него, обвиняя в отступничестве и прочих смертных грехах. Удивляюсь я БКП. За весь период своего активного существования Бразильская коммунистическая партия только 2 года, с 1945 по 1947, работала легально. Все остальное время она подвергалась жесточайшим репрессиям. Казалось бы, у руководства должны быть проблемы поважнее, чем следить, о чем пишут да что рисуют рядовые коммунисты. Однако члены ЦК находили время контролировать даже дипломные работы бразильских студентов, посланных компартией на учебу в творческие ВУЗы СССР! Глава 13 Восприятие бразильского писателя в 70-е годы.

      В 1970 году в издательстве "Прогресс" выходит, наконец, роман "Дона Флор и два ее мужа" (87), о котором советская аудитория давно знала из статей в разных изданиях ["Рассказывает "городской писарь" Жоржи Амаду" (258), "Сатира на буржуазию" (263), "Жоржи Амаду, его герои, его друзья" (201)] и, вероятно, ждала. О том, какое впечатление "Дона Флор" произвела на читателей, можно судить по предисловию Олега Волкова: "Мир ограниченный и обширный, пестрый и шумный, яркий, может быть даже несколько через край, живописный и громкий. Он способен ослепить и оглушить... панорамой жизни-праздника..., магией цветущих круглый год деревьев с их пьянящими ароматами, стройных, смуглолицых метисов, влекущих жгучеглазых красавиц и ночного оживления портовых кабачков" (185, С. 7).

      Читатель ошеломлен и покорен. Покорен настолько, что "Дона Флор" стала в России самой читаемой посткризисной книгой Амаду. Об этом свидетельствуют как читательские формуляры в библиотеках, так и тот факт, что книга многократно переиздавалась и при советской власти, и после нее. В чем причина этой популярности? Наверное, все-таки не в обилии "жгучеглазых красавиц". Можно предположить, что в 1970-ом году, когда "оттепель" сменилась "закручиванием гаек", когда идеологические ограничения начинают давить на общество, "Дона Флор" воспринималась как глоток свободы в мире лжи, запретов, "лицемеров, ханжей, карьеристов всех мастей". (185, С. 13). Но данное предположение не вполне объясняет популярность именно этой книги, так как все 4 последних произведения пронизаны свободолюбием. Причина, по всей видимости, все же другая.