Это была обещанная карта – трехмерный рисунок, изображавший школу в разрезе; в каждом кабинете по учителю – в виде злых карикатур. Странные существа сновали по гардеробу и вгрызались в пиццу в столовой. На школьном дворе бесилась огромная стая этих двухголовых, когтистых и хвостатых тварей. Меня он нарисовал в красно-белом клетчатом платье, съежившейся от ужаса. Я стояла в начале тоненькой красной тропинки. Ведя по ней пальцем, я попала через школьный двор прямо к корпусу рисования, где стоял перед мольбертом мистер Рэксбери.

Я поцеловала кончик своего пальца и осторожно прижала его к маленькой фигурке с кистью в руке.

Я не стала брать карту с собой в школу. Я так часто смотрела на нее, что могла бы нарисовать с закрытыми глазами. Осторожно скатав, я спрятала ее в свой ящик вместе с кружевным бельем, которое решила никогда больше не надевать.

Это белье, господи ты боже мой! Девочки, видимо, рассказали мальчикам, и они страшно этим заинтересовались.

– Эй, Пру, ну покажи нам свое развратное белье! – орали они мне вслед.

Они ползали за мной, пытаясь заглянуть под юбку, дергали сквозь платье за бретельки лифчика и пытались задрать подол. Меня трясло от прикосновения их горячих потных рук. Я знала, что нужно оставаться презрительно-невозмутимой, но вместо этого взвизгивала и била их по рукам, выставляя себя на посмешище. Тогда они начинали меня передразнивать и говорить гадости, пока не доводили до слез. Рита и ее шайка, Эми, Меган и Джесс, наблюдали за всем этим с довольной улыбкой.

Однажды во время такой сцены по коридору проходил мистер Рэксбери.

– Эй, ребята, пропустите педагога! – крикнул он собравшейся толпе.

Они вразвалочку отошли, не слишком беспокоясь о том, видел он что-нибудь или нет, потому что старину Рэкса никто не боялся.

Мистер Рэксбери остановился возле нас, делая вид, будто читает что-то на доске объявлений. Он стоял ко мне спиной, но, когда я собралась потихоньку смыться, обернулся и подошел ко мне.

– Они тебя обижают? – спросил он.

– Нет-нет! – Я покраснела до ушей.

Мысль, что я буду ему жаловаться, да еще, не дай бог, придется упомянуть о белье, была невыносима. Мистер Рэксбери, конечно, понял, что я вру, но молча кивнул и сменил тему. Он шел со мной по коридору и рассказывал о телепередаче по искусству, которую будут показывать сегодня вечером.

– Это по кабельному телевидению. У тебя оно есть? Если нет, могу записать на видео.

– Спасибо, мистер Рэксбери, это очень любезно с вашей стороны, но у нас вообще нет телевизора, и видеомагнитофона тоже нет.

Я ожидала, что он недоуменно покачает головой, как будто перед ним существо с другой планеты, но он снова понимающе кивнул:

– Так вот почему ты успеваешь так много читать! Мне бы тоже следовало избавиться от телевизора. Мой сынишка без конца смотрит эти ужасные мультики, я уверен, что это вредно. Может быть, поэтому он все норовит стукнуть свою младшую сестру.

– У вас есть дети! – Голос не слушался меня. Как будто кто-то сдавил мне горло.

Это был настоящий шок. Я понимала, что ему не меньше двадцати пяти и что в этом возрасте у людей уже бывают дети. Я догадывалась, что у него, наверное, есть какая-нибудь женщина… Впрочем, я особенно над этим не раздумывала. Для меня он был мистер Рэксбери – мой учитель рисования, а не мистер Рэксбери – отец семейства, с женой и двумя детьми.

– Моему сыну три года. Его зовут Гарри. А Лили всего шесть месяцев. Погоди. – Он стал рыться в карманах в поисках бумажника. – Вот они. – Он протянул мне фотографию.

Я смотрела на темненького мальчика, судорожно прижимающего к себе пухлого младенца. Дети казались на удивление неинтересными, обыкновенными – ничего общего с отцом.

– Какие милые! – Я постаралась изобразить восторг.

Интересно, как выглядит его жена? Можно об этом спросить?

– А нет у вас с собой фотографии жены?

Он на мгновение задумался:

– Да. Где-то тут была фотография, на которой мы все вместе.

Он долго перебирал пятифунтовые бумажки, пластиковые карточки и автобусные билеты и наконец выудил помятый любительский снимок.

Вся семья стояла на лужайке, щурясь от яркого солнца. Мистер Рэксбери был в шортах, черной футболке и парусиновых туфлях. Меньше всего он был похож на учителя. Он толкал перед собой коляску с маленькой Лили. Ее панамка съехала набок, почти закрыв лицо, но девочка весело дрыгала толстыми ножками. Гарри хмуро глядел из-под кепки, уцепившись за маму, и, похоже, канючил, чтобы его взяли на руки.

Я перевела взгляд на его мать. Она была не такая хорошенькая, как я ожидала. На ней были свободные шорты до колен и просторная футболка. Она, очевидно, не стеснялась своей фигуры. Конечно, она не была толстухой, как наша мама или даже как Грейс, но все же полновата – большая грудь, большой живот и внушительный зад. Возможно, она еще просто не похудела после родов.

Я вглядывалась в ее лицо. Она сощурилась на солнце, поэтому разобрать черты было почти невозможно. Кроме того, ее теребил малыш. Трудно ожидать, чтобы человек при таких условиях выглядел довольным и счастливым. Зато волосы у нее были чудесные – мягкие, блестящие и светлые, падающие на плечи. Значит, мистеру Рэксбери нравятся высокие полные блондинки. Я пожалела, что сама я маленькая, худая и темноволосая.

Я мучительно придумывала, что сказать. На самом деле мне хотелось задать уйму вопросов. Почему вы выбрали именно ее из сотен женщин вокруг? Что в ней такого особенного? У вас нет от нее тайн? Она обнимает и утешает вас, когда вы устали или озабочены? Она тоже рисует? Она любит читать? По воскресеньям вы вместе ходите на эскизы, а потом уютно устраиваетесь по краям дивана, касаясь друг друга пальцами ног, и читаете каждый свою книжку? Вы ходите вместе за покупками? В воскресенье утром вы берете детей к себе в кровать, чтобы немножко понежиться всей семьей? Вы были влюблены в нее с самого детства? Это ваша единственная настоящая любовь?

– Как ее зовут? – спросила я вслух.

– Марианна.

– Здорово, – сказала я, запинаясь. – Хотелось бы мне иметь такое красивое имя!

– А что плохого в Пруденс?