И правда, Гошка вытащил целую кучу бумажек и стал их зачем-то ворошить. Девочки торопили, а он всё копался, а потом вдруг зажал какую-то записку в руке. Шурик увидел, как рыжие Гошкины брови дрогнули и столкнулись друг с другом у переносья. После этого Шурик выскочил за Гошкой из класса и спросил тихо:

– Что?

Сковородкин потащил Шурика в угол, за раздевалку. В углу было темно, но всё равно разобрали: «Шпион шпионил…» Дальше оторвано. А ниже: «Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару…» После этого полторы строчки густо зачёркнуты. Гошка вцепился в записку. Красные ресницы его дрожали.

– Видал? «Шпион шпионил. Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару». – Строчки запрыгали в Гошкиных руках, он прижал их чернильным пальцем. Дальше удалось прочесть: «Шум школы… Шепелявый шёпот Шмелёвой». А в конце непонятное слово «Шамбабамба».

– Какой Шмелёвой? Ольки? – спросил Шурик.

Гошкины глаза светились, как у филина. Когда он навёл их на Шурика, Чижову стало как-то не по себе.

– Конечно. Кто же ещё Шмелёва?

Сковородкин был весь красный, на носу у него, прямо на веснушки, сели капельки пота.

– Записка тайная, понял? – шептал он прямо в лицо Шурику. – Она, Шмелёва, потеряла. От шпиона, который шпионил.

Шурику тоже стало жарко.

– Стой ты, – сказал он. – Не божет мыть. (Значит, «не может быть».) Шмелёва – трусиха.

– Притворяется, – прошептал Гошка над ухом. – Шпионы всегда притворяются.

– Эй, мальчишки! – крикнули из класса. – Куда пропали, бессовестные?

– Ну их, – отмахнулся Гошка. – Надо проследить. Не говори пока, проследим Шмелёву.

– Да нет, – сказал Шурик с сомнением, – наверно, не Шмелёва. Она даже ежа боялась в живом уголке.

– Да говорю же, притворяется. Чтоб не заметили. Видишь: «Шмелёвой… шепелявый шёпот».

– Почему шепелявый?

– Ну всё равно.

– А помнишь, она свои тапочки отдала Сеньке на физкультуре? А её потом из строя вывели.

– Ну вот же! – замахал Сковородкин руками. – Это уж точно. Шпионы всегда хотят добренькими казаться.

– Чижик, Гошка! Безобразие какое. Принесите хоть совок! – крикнула в коридор Валя Савчук.

– Давай принесём, – сказал Шурик.

– Какой совок? Соображаешь? – зашипел Сковородкин. Он оглянулся направо-налево, положил записку в карман и прижал ладонью. – Я её выведу на чистую воду. Я её под гипнозом выпытаю.

Это значит – Шмелёву.

На другой день за Олей Шмелёвой было установлено наблюдение. Она пришла, сунула портфель в парту, отошла в коридоре к окну и стала грызть пряник. Ничего подозрительного. Девчонка как девчонка. А может, то и подозрительно, что подошла к окну? И что пряник грызёт? Съела, облизала пальцы. Потом села на место.

– Притворяется, – шепнул Гошка.

На уроке решали трудные примеры и было не до Шмелёвой. Учительница собрала тетради и раздала другие. Оля увидела у себя тройку и заплакала. Этот случай разбирался на перемене.

– Я думаю, – сказал Шурик, – они из-за троек не плачут.

Они – это, ясно, шпионы.

– Они всё должны уметь делать, – заверил Гошка шёпотом. – И плакать, и всё. Вот увидишь, я под гипнозом всё выпытаю.

И Сковородкин занялся гипнозом. Он сидел сзади Шмелёвой, так что гипнотизировать её мог только в затылок.

На уроке рисования все старались изобразить в своих альбомах кофейник, который стоял на столе. Сковородкин наспех набросал что-то в тетради и уставился на ровный пробор Шмелёвой. Он глядел не мигая. Лицо его постепенно покраснело и застыло, как маска. Шмелёва тоже сидела не двигаясь.

«Действует», – подумал Шурик и почувствовал какую-то дрожь в ногах. Сковородкин всё глядел, глядел и постепенно наливался краской. Вдруг Шмелёва тряхнула головой, повернулась назад, взяла резинку и стала быстро стирать. Гошка вздрогнул, оторопело оглянулся и что-то подрисовал в тетрадке. В это время к нему подошла Нина Дмитриевна:

– Что это, Гоша? Мы рисуем не чайник, а кофейник. Неужели он тебе кажется круглым?

Гошка поднял на учительницу красное лицо и часто заморгал.

– Надо рисовать, что видишь. А это что за хвосты? Нелепая фантазия, – сказала недовольно Нина Дмитриевна.

Сковородкин растерянно смотрел в тетрадь и сам не мог ничего понять. Действительно, у круглого чайника почему-то было два прямых хвостика.

– Это не кофейник и не чайник даже, а какая-то голова, – учительница сердито захлопнула тетрадь.

Гошка окончательно очнулся. Это действительно была голова. Оли Шмелёвой. Сама собой получилась. Ребята смеялись. Пусть посмеются. Гошка потерпит. Он не скажет, конечно, почему это вышло. Не скажет даже, что, в общем, правильно вышло: и он рисовал, что видел.

Целую неделю Сковородкин занимался гипнозом. И что же? Шмелёва стала оглядываться в его сторону. Поддаётся! Однажды она передёрнула плечами и спросила:

– Что уставился?

В другой раз показала язык. Ничего, Гошка потерпит. А как-то пришла раньше других, уселась на последнюю парту и что-то писала. Когда кто-то вошёл, смяла листы и убрала.

Сковородкин стоял за шкафом и наблюдал. Его то в жар бросало, то в холод. Когда было уже много ребят, он незаметно вышел и, оттеснив Шмелёву в угол, прямо сказал:

– Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару.

– Да ну тебя! – и убежала.

Гошка опять подошёл к ней и прошептал зловещё:

– Шамбабамба.

– Сам шамбабамба! – и даже не дрогнула.

Сковородкина это озадачило. Тогда он решил достать записки, которые спрятаны у неё в фартуке. Тайные, конечно, записки. Тогда ей некуда будет деваться. На уроке он обдумывал план. Может, затеять драку? Или придумать игру, в которой надо выворачивать карманы?

– Сковородкин, – сказала учительница. – Что с тобой случилось?

– Мне к доске?

– Нет, не к доске. Что случилось, спрашиваю. Ты плохо слушаешь.

– Ничего, Нина Дмитриевна.

– Тогда будь внимательнеё.

Сковородкин стал внимательнее и заметил, что Миша Капустин что-то украдкой пишет. «Странно, – подумал Гошка. – Чего это у нас все прячут?» На перемене он подошёл к Капустину.

– А ты не играешь? Мы давно играем. – Миша показал листок. «Пекинский поп посетил парикмахерскую. Парикмахер попался плохой, подстриг плешиво. Парикмахер получил подзатыльник, потом полетел под помойку. Попу прокричал: «Плати пятьдесят пятаков, паршивец!»

– Понял? – спросил Миша. – Все слова должны на одну букву начинаться. На «п» много слов, а на некоторые мало. Понял?

Сковородкин, кажется, понял. «Шпион шпионил… Шурша шагами, швырнул шпагу…»

– Шурша шагами – это тоже твоё?

– Ага. Ты читал? Вот на «ш» очень трудно.

– А что это «Шамбабамба»?

– А это так.

Ничего себе так. Вот дать бы подзатыльник, чтоб полетел под помойку… или как там?

– Ну, а Шмелёва при чём?

– Да ни при чём, – засмеялся Капустин. – На «ш» просто.

Тьфу ты! Шамбабамба. Такая шамбабамба, что лучше никому не рассказывать.

Петя Субботин очень любит читать. Все, конечно, любят читать, но когда начнётся какая-нибудь игра, можно и совсем забыть про чтение. А Петя, наоборот, как начнёт читать, так и про игру забудет.

И на улице Субботин читает. Афиши и объявления. Как-то он стоял возле афиши, и к нему обратился прохожий:

– Ты что же безобразничаешь?

Петя удивлённо посмотрел на мужчину.

– Зачем угол оторвал?

– Это не я. Что вы?

– Да ты тут давно вертишься. Я тебя с той стороны ещё заметил.

– Я читал.

– А зачем тебе читать? Ты же на вечерние представления не ходишь.