— Пойдешь со мной? Похоже, вечеринка еще в разгаре.

— Почему бы не пойти? Может быть, им нужен хороший пианист.

Они вместе поднялись по ступеням. Дверь была заперта, и Ник сильно нажал на кнопку звонка. Он держал на ней палец добрых полминуты.

Когда дверь, наконец, раскрылась, выглянул Крэйг. Лицо его с одной стороны сильно распухло, на нем была видна большая ссадина. Он выглядел очень злым. По его сверкающим глазам было видно, что он пьян.

— Что вам здесь, дьявол вас возьми, нужно? Вечеринка закончилась!

— Мне кажется, что еще нет.

Ник сильным толчком отпихнул его и вошел. Холл был пуст, но в длинной комнате две пары все еще бессмысленно топтались на полу. Возле камина на диване стиля Регентства спал мужчина в смокинге.

Лайзер прошел по комнате, подошел к проигрывателю, выключил его, сел за фортепьяно и начал играть.

Крэйг захлопнул входную дверь, схватил Ника за рукав и повернул его к себе.

Ник легко освободился:

— Посмей только сделать так еще раз, и я прошибу тобой стену. Где миссис Фолкнер?

— У тебя есть ордер?

— Дело в том, что он мне не нужен. Где она?

— Я видел, что она прошла в свою комнату примерно полчаса тому назад. Похоже, что с нее довольно.

— Иди и притащи ее. Скажи, что я хочу с ней поговорить.

Крэйг открыл рот, чтобы огрызнуться, но, по-видимому, решил воздержаться. Он пошел по холлу, а Ник подошел к фортепьяно.

Лайзер устало улыбнулся:

— Мы уже были здесь, генерал!

— Долгая ночь, Чак. Чертовски долгая ночь, — сказал Ник. — Хочешь выпить?

— Неплохо бы.

Ник подошел к бару, нашел пару чистых стаканов, бутылку шотландского виски и вернулся к фортепьяно. Он щедро налил Лайзеру, наполнил до краев свой стакан и выпил его залпом.

— Осторожно, генерал! Так это может войти в привычку, — сказал Лайзер.

Когда тепло разлилось по его телу, Ник налил себе еще, затем прислонился к фортепьяно, слушая музыку, которая, казалось, окутывала его.

Было пять часов утра. Долгая ночь была на исходе, и он чувствовал себя очень усталым, слишком усталым, чтобы здраво мыслить; это было очень плохо. Это было плохо, потому что подсознательно что-то грызло его, пилило, как ножовкой, что-то, что было ключом ко всей этой истории, и будь он проклят, если он может догадаться, что же это такое!

Появился Крэйг и насмешливо поклонился:

— Она себя не очень хорошо чувствует. Тебе придется подождать до завтра, фараон.

— Завтра уже наступило. — Ник покачал головой. — Ты что, хочешь получить, Крэйг? Делаешь ошибку!

Он пошел по комнате, не обращая внимания на возмущенный окрик Крэйга, затем прошел через холл и подошел к библиотеке.

Когда он открыл дверь и собрался войти, Крэйг бросился за ним и схватил его за плечо. Ник отшвырнул его так, что он пролетел по холлу, вошел в комнату, закрыл за собой дверь и запер ее изнутри на ключ.

Огонь в камине догорал, но лампа на столе все еще горела. Он подошел к двери спальни и постучал. Ответа не последовало, и, когда он попробовал открыть дверь, оказалось, что она заперта. Он снова постучал:

— Белла, это Ник Миллер. Мне нужно поговорить с тобой.

Какое-то время стояла тишина. Затем раздались шаги и поворот ключа. Когда он открыл дверь, она шла к камину.

На ней было черное шелковое неглиже с рукавами, отделанными норкой. Она была очень бледна, с черными кругами под глазами. Она взяла стакан с маленького столика, налила себе двойную порцию джина и вызывающе повернулась к нему:

— Где до сих пор Гарри? Не говори только мне, что он накололся на чем-то после всех этих лет.

— Гарри? — Ник нахмурился, затем вспомнил. — Ты все спутала, Белла. Влип не он, а Фред Ментон. Он хотел смыться с содержимым сейфа во «Фламинго». Гарри пригласили для того, чтобы он проверил, что там есть. Вот и все.

За ее спиной в зеркале отражалась фигура чужого человека в плаще с темными глазами, которые смотрели из-под козырька полувоенной фуражки. Они пронизывали насквозь и, казалось, даже глубже. Она передернулась и поспешно сделала глоток джина.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Нет, я приехал, чтобы сказать тебе, что Бен больше тебя не побеспокоит.

В глазах ее что-то мелькнуло, но лишь на мгновение. Она откинула голову:

— Правда? Ладно, можешь передать ему, чтобы он катился к черту, если это касается меня!

— Он меня не услышит, — спокойно произнес Ник, — он лежит на спине в грязи в конце пристани Хейген, Белла. Кто-то выпустил в него пару пуль.

До сих пор все это было только кошмаром, сопровождаемым дождем, туманом и ночью, — чем-то, что можно было стряхнуть с себя с утренним светом, забыть, как дурной сон. Но теперь, в момент откровения, она представила его себе, лежащего там, в грязи, с приклеенной улыбкой, — и только тогда то, что произошло, обрушилось на нее с полной силой.

Она уронила стакан и вытянула руку, будто отстраняясь от него. Голова ее раскачивалась из стороны в сторону, лицо исказилось, а в горле поднялась рвота, и она бросилась в ванную, зажимая рот рукой. Она наклонилась над раковиной, плечи ее содрогались.

Ник стоял в дверях и наблюдал за ней со странным хладнокровием. Ему казалось, что он наблюдает за ними обоими со стороны, но это, скорее всего, было действие виски. Он стоял в тени другой комнаты, глядя на себя и на эту женщину, зная, сознавая с большой долей уверенности, что он на пороге разгадки.

Наконец он схватил ее за плечи и повернул к себе:

— Во-первых, зачем Бен приезжал сюда? За деньгами, не так ли? За теми деньгами, которые хранились все эти годы у тебя? За его долей от «Стил Амальгамейтед»?

Она с силой оттолкнула его к стене и бросилась в другую комнату.

— Убирайся! — крикнула она. — Убирайся вон отсюда!

— Он был сегодня здесь?

— Нет, неправда. Я не видела Бена Гарвалда девять лет.

Она попыталась проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку и швырнул на кровать. Она лежала там, глядя на него с ужасом. Он склонился над ней:

— Он мне сказал, что не дотронулся бы до тебя даже тростью длиной в десять футов, и я ему верю. Тогда зачем ему нужно было видеть тебя? Из-за денег?

Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил бумажник и разные документы, разбрасывая их по кровати, роясь в них одной рукой, держа в то же время ее другой рукой за кисть.

Наконец он нашел письмо, быстро развернул его и поднес к ее глазам:

— Он написал из тюрьмы, предупреждая, что придет, верно? Вот это письмо!

Лицо ее исказила судорога. Он отпустил ее кисть и посмотрел, нахмурясь, на письмо. То, что он увидел там, внезапно ударило его, будто мул копытом, под ложечку.

Когда она начала истерически рыдать, он схватил ее за горло и заставил поднять голову:

— Ладно, сука, теперь мы узнаем правду!

Было почти шесть часов утра, когда Джин Флеминг открыла боковую калитку и вошла в школьный двор. В сером свете раннего утра туман слегка рассеялся, но дождь продолжал барабанить так же, не переставая, будто держа занавес перед ветром.

Она вбежала в подъезд, ища свой ключ одной рукой. В другой руке у нее был пакет молока, под мышкой — газета. Наконец она открыла дверь и приостановилась, слегка нахмурившись. В музыкальной комнате кто-то играл на фортепьяно.

Ник чувствовал себя усталым более чем когда-либо. Ночь была долгой, и вот ночная смена заканчивалась. Он взглянул на Джин, которая открыла дверь. Она поставила пакет молока и положила газету на стол, развязала мокрый шарф, которым была повязана ее голова, и, двинувшись вперед, пригладила пальцами свои темные волосы.

На ней были тяжелая коричневая дубленка, сапожки и сшитая на заказ твидовая юбка. Она стояла так близко: ему стоило только протянуть руку, чтобы коснуться ее.

Ник спросил себя: случается ли такое больше чем один раз в жизни? Это странное сочетание нежности, любви и плотского желания, вызывающего чуть ли не боль?