У его ног расстилалась песчаная, бесплодная равнина, освещенная разбросанными там и сям кострами. В глубине, на небольшом холме, как он уже это видел на подобном же сборище, высился отвратительный символ профанации, господствуя над беснующейся толпой, которая у его ног предавалась всевозможным излишествам разнузданной оргии.

Святой гнев овладел братом Михаилом и он почувствовал в себе силу и энергию рассеять это дьявольское сборище. Он спустился в долину и, идя в тени скал, достиг холма, где царил идол, держа высоко два дымящихся факела, красивый колеблющийся свет которых освещал его скотское лицо.

Тихо, никем не замеченный, отец Михаил поднялся на холм и одним ударом топора расколол и ниспроверг на землю чудовищного идола. Теперь, царя над всей равниной, на месте идола появилась высокая фигура монаха в белой одежде. Монах держал в одной руке крест, а в другой — освященную восковую свечу, которая сама собой воспламенилась.

Воцарилось мертвое молчание. Затем раздались со всех сторон крики, не имевшие в себе ничего человеческого. Произошло что-то, не поддающееся описанию. Как безумная толпа металась во все стороны, толкалась и давила друг друга. Одни падали и дергались в конвульсиях, другие, точно впавшие в бешенство, скрипели зубами, изрытая кровавую пену. Одни — катались по земле, другие — лежали как мертвые.

Но вдруг, вся эта паника сменилась страшной яростью. Часть беглецов стала останавливаться, и как одержимая бесом, устремилась на холм, на котором все еще продолжала стоять белая фигура монаха.

С вдохновенным лицом, с возведенными к небу глазами, он продолжал потрясать символом спасения над поверженным козлом. Святые гимны, которые он пел своим звучным голосом, покрывали минутами даже адский шум.

Как свора бешеных собак толпа окружила холм, стараясь взять его приступом, ухватиться за рясу монаха и стащит его с позиции и разорвать на части. Ужасную картину представлял этот круг существ со скотскими лицами, изрыгавшими пену и искаженными яростью, с поднятыми руками, вооруженными всевозможными метательными снарядами.

Все это бросалось на человека, вооруженного только верой и стоящего одиноко в этом месте проклятия и ужаса.

Очевидно, защита монаха была сильна, так как непроницаемый, по-видимому, круг окружал монаха, и бросавшийся на него с проклятиями отлетал назад. Только с наступлением зари вся эта отвратительная толпа рассеялась. По долине остались только разбросанные, неподвижно лежащие тела и бесноватые, извивавшиеся по песку, кусавшие друг друга и испускавшие ужасные крики. Тогда брат Михаил сошел с холма и стал осматривать странное поле битвы, на котором он остался победителем. Множество разлагающихся трупов валялось там и сям вперемежку с раненными, драгоценной посудой, задавленными и грязными лохмотьями, смешанными с изорванными мундирами, вышитыми золотом.

Грустным взглядом смотрел монах на это поле битвы, где разыгрались самые дурные страсти. Затем он обратил все свое внимание на тех, которые еще были живы.

Прежде всего, он обратил внимание на бесноватых. Отец Михаил окропил их святой водой и прочел над ними молитвы заклинаний с такой силой веры, что много несчастных было освобождено от своих мучителей, которые бежали с пронзительными криками.

Многие умерли на глазах отца Михаила. Духи зла, вселившиеся в них, были настолько приведены в ярость, что предпочли лучше задушить свои жертвы, чем выйти из них.

Когда живительные лучи солнца залили печальную долину, самое трудное было уже сделано. Отец Михаил спас тех, кто мог быть спасен, и перевязал раненных. Несчастные существа толпились вокруг него, смотря на него со страхом и благодарностью. Тогда отец Михаил стал говорить им об Отце Небесном, о Его Божественном Сыне и Их бесконечном милосердии. Его слова, его твердость, соединенная с нежной любовью, имели такое могущественное действие, что из глаз слушавших лились слезы умиления. Луч надежды осветил их, пробудив в них смутное желание примириться с Богом.

Со смирением распростерлись они перед вдохновленным проповедником, умоляя его помочь им снова вступить на путь спасения.

— Конечно, братья, я не покину вас в этом месте погибели, — радостно ответил брат Михаил.

— Следуйте за мной! Я отведу вас в святое место, где раскаянием и молитвой, вы сможете получить спасение. Итак, идем! Здоровые пусть поддерживают раненных и слабых! Затем, братья, двинемся в путь!

Идя во главе своей странной когорты, отец Михаил направился к монастырю, запев священные молитвы своим чистым голосом и поддерживая слабеющих словами любви.

Монах решил доверить всю группу раскаивающихся отцу Лазарю. Он знал, что никто лучше его не способен привести эти омраченные, колеблющиеся души на путь спасения.

Благочестивый пустынник с радостью принял на себя эту миссию, а слава отца Михаила возросла еще более. С благоговейным и суеверным страхом народ взирал на этого бледного, худого монаха, отважившегося на такое дело, которое никто до него не осмеливался предпринять — напасть на Сатану в самом месте его могущества.

Со времени свадьбы с синьором Ридингом, жизнь Леоноры радикально изменилась. Старый грешник, терзаемый неутолимой жаждой всевозможных удовольствий и наслаждений, любивший шум и общество, поселился вместе с Леонорой, которую всюду представлял как свою законную жену, в прекрасном замке близ Страсбурга. В этом чудном жилище пиры и банкеты следовали друг за другом беспрерывно, привлекая к себе все окрестное высшее общество.

Странная красота госпожи Ридинг возбуждала всеобщее восхищение, но ухаживания самых блестящих кавалеров не действовали, молодая женщина оставалась холодной и апатичной. Княжеская роскошь, окружавшая ее, вечный говор нарядной толпы, наполнявшей дом — все это тяготило Леонору, здоровье которой сильно пошатнулось. С болезненным любопытством она старалась угадать, кто из этих мужчин и женщин, таких веселых и беззаботных, состоит тоже членом позорного культа, но это трудно было узнать, так как всякий тщательно хранил свою тайну.

Ища хоть немного уединения, настоятельную потребность в котором ощущала ее наболевшая душа, Леонора каждое утро одиноко гуляла в окрестностях, запрещая слугам сопровождать себя. Однажды, во время одной из таких прогулок, она встретила бедную женщину, простое и доброе лицо которой напомнило ей ее добрую тетку Бригитту. Глубоко взволнованная, она подошла к ней и вступила с ней в разговор.

Она узнала, что женщину звали Анной, и что она была жена егеря ее мужа. У них было трое детей, из которых у старшего сына, четырнадцатилетнего мальчика, были отняты ноги. Семья была очень бедна. Анна сейчас возвращалась из города, куда ходила продать сотканный ею холст и купить лекарство для больного. Леонора помогла бедной матери и обещала навещать их и помогать им. Благословения, которыми осыпала ее добрая Анна, болезненно отзывались в душе молодой женщины. Несмотря на это, Леонора сделалась частой гостьей в домике егеря. Она любила смотреть на лицо этой женщины, напоминавшее ей ее вторую мать и вызывавшее в ней тихие картины навсегда погибшего прошлого. Детям она носила игрушки и лакомства, а их невинные ласки доставляли ей меланхолическую радость.

Таким образом, она приобрела доверие этих добрых людей. Последние относились к ней с уважением и сочувствовали своей молодой госпоже, такой красивой, бледной и всегда такой печальной. В одно из таких посещений Леонорой хижины егеря, Анна рассказала своей благодетельнице, что у нее появилась надежда, что ее мальчику вернется способность ходить. Она узнала, что в окрестностях находится один святой монах, совершающий при помощи молитвы и возложения рук чудесные исцеления. Этого-то монаха она и хотела пригласить к своему больному сыну. Вследствие этого известия Леонора долго воздерживалась от посещения хижины. Но вот, в один прекрасный день, когда выдалась особенно чудная погода, она решила навестить Анну, желая повидать детей.