— Сухумских торговцев откуда знаю? Совсем редко бываю в Сухуми.
— А Гурама Адамию знаешь?
— Адамия? Кто такой?
Вот оно в чем дело-то! Рукав рубашки промок, пот в глаз попал, майорские усики бабочкой расплылись, обернулись крыльями ястреба…
— Тебе жарко, Симон? Младший лейтенант, открой окно, пожалуйста. Симон Хаджератович, ты большой дом купил, я видел. Большие деньги отдал. Где брал большие деньги?
— На Север ездил, два года работал… там мороз, пурга, очень холодно. Там большие деньги заработал. Соседей спроси, всех спроси!
— Вспомни, дорогой, с какого месяца, года? По какой месяц, год?
— Не помню… Два года работал на Севере… Хочешь, у паспортного начальника спроси!
— Не нужно начальника беспокоить, у тебя в паспорте отметка есть. Два года, ты все правильно сказал, а я записал. Прочитай, нет ли ошибки в протоколе?
Буквы качались, плавали, с трудом дочитал Симон протокол.
— Все правильно, начальник.
— Подпиши, пожалуйста, Симон Хаджератович.
Давай попробуем снова, а? Ты работал на прииске «Бурхала» в Сусумане. Так? Молодец. Два года добывал золото. Ты его не воровал? Нет. Заработал за два года 5119 рублей. Так? Опять забыл, Симон Хаджератович? Чачанидзе не помнишь, деньги не помнишь, ай-ай. Но это ничего. Вот смотри, выписка из твоей платежной ведомости на прииске. Из Сусумана специально прислали, чтобы ты вспомнил. Видишь, всего заработано 5119 рублей 71 копейка. Очень хорошо. Ты не пил, не ел, все пять тысяч домой привез, большой дом за десять тысяч купил… Слушай, а где еще пять тысяч взял? Симон Хаджератович, говори, пожалуйста.
— Нашел…
— Ах, Симон Хаджератович, ты меня не понял. Я просил не просто так чего-нибудь говорить, а правду только говорить. Откуда деньги? Ну?
Сердце щемило, словно сухумский майор тискал его большой волосатой пятерней… Сидит майор, смотрит как сама судьба, все знает… Пропал дом, большой дом с водопроводом и садом! Почти год, как вернулся он с Севера, все тихо было, спокойно… Вызвали прописку только проверить… Что делать? Что говорить? Нечего говорить… Так внезапно взял майор сердце, мозг Симона…
— Мы слушаем тебя, Симон Хаджератович. Скажи сейчас, потом поздно будет каяться.
Что говорить?!
— Брал золото… на прииске…
— Много?
— Нет! Одну тысячу грамм… тысячу триста…
— Кому продавал?
— Абхазцу одному… Клянусь, я его не знаю! Случайно познакомился в Магадане.
— За сколько?
— Три тысячи.
— Очень хорошо. Будем считать, будем торговаться. Не пил, не ел, пять тысяч заработал. Дом стоит десять тысяч. А? В другой раз сколько продал Адамии золота?
— В другой раз… Ты все знаешь, зачем спрашиваешь?
— Не сердись, Симон Хаджератович, у меня служба такая. Сколько в другой раз?
— Две тысячи сто пятьдесят…
— Тоже Адамии?
— Ему…
— Для кого Адамия скупал золото?
— Не знаю…
— Э, Симон Хаджератович, теперь уже запираться поздно. Теперь, дорогой, ни к чему. Для кого скупал золото Адамия? Скажи, я слушаю. Как фамилия того завмага?
Багдасаров вскочил, замахал руками:
— Ты знаешь, знаешь! Зачем мучаешь!
— Фамилию, Симон, фамилию, быстро!
— Ты знаешь… Чачанидзе…
— Кто сейчас ворует для него золото на Колыме? — ковал майор горячее, мягкое железо.
— Захаркин, он больше моего крал, он…
13.
Леван Ионович не спеша шел из управления торга к себе в магазин. Мужчина он не то чтобы красивый, а весьма представительный, что для директора магазина, пожалуй, более приличествует, чем просто красота. Не тучный, уверенный, степенной дородности, несколько спортивный даже, в безупречно сшитом летнем белом костюме. Лицо у Левана Ионовича мужественное, строгое, как на бронзе псевдохевсурской чеканки, что выпускают местные ширпотребы. Брови — одна прямая линия, перпендикулярная длинноватому носу с загибом на самом конце, как у ястреба. Полные, но твердые губы с чуть брезгливо опущенными уголками придают лицу породистость. По густой черни волос надо лбом ювелирно извивалась серебряная прядь. Глаза, черные, пристальные, привыкшие к точной ювелирной работе, взирают на мир рассеянно и свысока, но все замечают отлично. Заметили и «Волгу», которая приткнулась к газону неподалеку от его магазина. Серая потертая «Волга». Так себе машина. Чья это? Кто приехал? В магазин?
— Завмаг в полном расцвете сил и деятельности, — т-сказал Чепраков, следя из машины за Чачанидзе. — А хорош! Наташа, как с женской точки зрения?
Сидевшая рядом с шофером Юленкова ответила:
— Потом рассмотрю. Приглашай, Алеша.
Чепраков распахнул дверцу «Волги».
— Леван Ионович, добрый день! Мы вас ждем.
— Здравствуйте, э-э… Простите, не припоминаю.
— Разрешите представиться — инспектор Чепраков. Вы задержаны, Чачанидзе. Прошу сюда. Садитесь, садитесь.
— Леван Ионович, давай сюда, дорогой, — выглянул майор Хевели.
Чачанидзе огляделся вокруг. Светило полуденное солнце, млела в зное улица. Из его магазина вышли две девушки в коротких юбочках, остановились на ступеньках, примеряют к белым блузкам пластмассовые вишенки— красиво? Мальчишка лижет мороженое… Левана Ионовича поторопили за локоть. Он пожал плечами и полез в машину. Сел между Хевели и Чепраковым, С привычной галантностью слегка улыбнулся даме. Проехали квартала два, пока решился спросить:
— Позвольте узнать, в чем, собственно, дело? Куда вы меня?
— К вам, — добродушно улыбнулся майор. — Домой к вам, Леван Ионович. Будем, дорогой, обыск у вас делать. Постановление сейчас прочитаете или уж когда приедем?
Из протокола обыска:
г. Сухуми 30 июля 19… г.
…Произведенным обыском в доме Чачанидзе Л. И. обнаружено и изъято:
1. Набор ювелирных инструментов. В ящиках стола и в настенном шкафу угловой комнаты
2. Тиглей для плавки металла — 3 шт. Там же
3. Весы аптекарские с разновесом — 2. Там же
4. Колец обручальных золотых — 11 шт. В стенном тайнике угловой комнаты
5. Колец золотых, заготовок — 6 шт. Там же
6. Золота промышленного россыпного 669,5 г. В тайнике в фундаменте надворной постройки
Все обнаруженные предметы и ценности предъявлены Чачанидзе Л. И., понятым и изъяты для приобщения к делу.
Чачанидзе Л. И. признал, что предметы и ценности, найденные в его доме, принадлежат ему, обручальные кольца сделаны им самим из россыпного промышленного золота с целью продажи. Промышленное золото куплено для этой цели у незнакомого мужчины, по-видимому, грузина, имени и адреса которого Чачанидзе не знает.
Других заявлений или жалоб от присутствующих при обыске не поступило.
Далеко на востоке, на другом краю государства, белый день стоит над Магаданом, над колымской тайгой, и реками, и приисками.
Далеко, за тысячи километров от Черного моря, начал рабочий день сибирский город Чита. Идут на работу люди, едут в троллейбусах, на мотоциклах и велосипедах, идут и едут созидать, творить, делать нужное всем дело. Идут и едут они, отдохнувшие, веселые, бодрые. Хорошо им спалось — людям труда, людям с чистой совестью.
За тысячи же километров от Черного моря только еще просыпается город Красноярск. Играют солнечными блестками волны Енисея.
После ливня свежа ночь над Черным морем, над курортами и пляжами. Спит Сухуми, спит Гудаута, спят горы, сады, и шелестит ласково морская волна.
Не спит Леван Ионович Чачанидзе. Локти уперлись в колени, лицо ладонями сжато, сутулится спина. Отводит руки, тупым взглядом обводит камеру, будто все еще ему не верится… И опять — в ладони, чтобы не чувствовать, не слышать чей-то храп рядом, не думать… Но не думать нельзя. И вспоминает Чачанидзе…
Гурам Адамия курит сигарету за сигаретой. Болит голова, накатывает тошнота, а он все курит. Смотрит бессмысленно в запертую дверь камеры. Дверь… По эту сторону камера, по ту сторону весь мир, еще недавно бывший и его миром. Теперь не его, чужой. Гурам встает и ходит, ходит по тесному свободному пространству камеры, ступая неслышно, в одних грязных носках, чтобы никого не разбудить. Гурам никого не выдал, Гурам путает следователя. Но почему несколько дней не вызывают на допрос? Что раскопал следователь? Ничего ему не раскопать. Гурам умеет играть в подкидного дурака! Но почему не вызывают на допрос? Они нашли Вальку? Врут! Пугают очной ставкой. Валька как в воду канула… А больше нет у Чепракова козырей. Лишь бы не Валька… О-о, Валя!.. Предала, змея! Ах, тяжело вспоминать…
