— Иди, не бойся! Прапорщик приказал! Ты чё! П…! Вперед!

Прапорщик повернулся:

— Ладно. Хрен с ним. Поехали.

Уехали.

Тут вдруг до Дубина дошло. Дело в панаме!

Витебчане, которые главные десантники в Афгане, носят панамы, не делая в них п…ы. Т. е. если взять этот колпак, носят его как англичане носили колониальный шлем. А остальная чернота норовит ударом ребра ладони придать этому головному атрибуту другую форму, форму ковбойской шляпы. И вот эти герои увидели козла в тельнике и с парашютами в петлицах, и в п…е — Дубина. Хотели поправить.

Хотя. По морде бы схлопотал. Хорошо, что не пошёл к прапору.

Бред.

Дубин вспомнил песню:

Вспомнил, конечно, не целиком. Так. Общий мотивчик. Витебчане — витебляне.

Изменив форму панамы, Дубин двинулся обратно на аэродром.

По дороге встретил вертолётчиков. Те приютили. Там у них пару коек освободилось: сбили одну двадцатьчетверку.

Накормили. Обогрели. Нихрена себе офицеры! Дубин, уходя, хотел в ноги упасть.

Да просто — нормальные люди.

— О, братан, ты откуда?

— Я?

— Я из 56 бригады.

— Это где?

— В Гардезе. Но я из Бараков. Там отдельный батальон из бригады. Мы дорогу сторожим.

— Чё! Из Баракибараков?!! Из Логара?!!

— Ну, да.

— Нихрена себе! А мы из Полтинника!

— Я понял.

— Чё ты понял? Нихрена ты не понял! Мы у вас были прошлым летом на операции!

— ???

— Ну, чё ты глазки строишь?

— Да я всё прошлое лето, и почти всю осень, пока не ранили, был в батальоне. Никакой операции не помню.

— Да мы там. Да ты чё?!!

— Не, ну, правда! Как колонну пустых наливников целиком сожгли, помню. У нас там половина седьмой роты легла. И ваших, тоже, из кабульского полка, человек двадцать, возле Мухамед-Ага. Эта колонна там и осталась. Вся.

— А, ну это. Не. Мы на операцию шли не с востока, а с запада.

— Во, блин, стратеги. А точно определили, по компасу?

— Ладно, не прикалывай.

— Ладно. Не буду.

Нормальные парни.

Сидим.

— Мы не по гардезской дороге зашли. Я и сам не помню. Чё та там на М, городок проехали — направление на Газни, короче. Потом в поле. И нас по группам построили, и вперед. А этот бесконечный кишлак — Баракибарак, оказалось. Мы прошли пару километров, всё тихо. Потом там началось, и тут началось, везде началось. Мы идем тихо. Крепость. За стеной голоса. Перезаряжают. Духи. Ну, мы к стене, и Ф-ками, хором. На стену влезли: лежат. Мы внутрь дувала, и на крышу. Смотрим. Ничего не понятно. По рации: отходим. Тут нас и обложили. Отстреливаемся, куда отходим?

Вертушки карусель закружили. Сначала бомбы швыряли свысока. Куда, блин?

Похоже, все отошли, мы остались в осаде.

Тада вертушки, раскидав бомбы, пошли НУРСами. И мы лежим на крыше, а они на нас — две. Заходят. Ну, сержант — Коля, снимает с себя х/б, срывает тельник десантный, и в башню, на дувале была. Крутит тельником над головой — СВОИ!!!

Прям по нему и ху…ли, НУРСами.

Мы все и посыпались с этой крыши.

Кучно легло, слава Богу. Дувал исчез. Как выбрался — не помню.

Бараки ваши. Хуже Паншера. Для нас. Тогда.

По радио «Маяк» запели супруги Никитины: «Переведи меня через Майдан!»

Слава, так звали рассказчика из витебчан, оглянулся:

— О! Майдан. Вот оно! Майданшахр, этот городок, через который ехали на Бараки! Мы тогда после этого Майдана, через километров двадцать, и съехали в поле.

— Так. Подожди. — Дубин напрягся. — Месяц назад. Месяц назад мы были на какой-то дурацкой войне. Так это были Бараки!!! Это мы были в Бараках!!! Во. Наконец я понял смысл.

Динамики радио вдруг сошли с ума. «Маяк» затих, и заиграл The Doors.

PEOPLE ARE STRANGE.

Дубин еще в хирургии замечал странность госпитальных радистов. Там постоянно играла «Машина Времени». Неслыханная ранее, она просто обучала другим смыслам. Дубин сидел тогда во дворике госпиталя, раненый, и слушал. Играла одна и та же кассета, но она не надоедала. Рядом присел Сёмушкин. Странные железные конструкции на его ногах называлась, кажись, системой Елизарова.

С Сёмушкиным из Пензы Дубин раньше, в учебке, вечно враждовал. Сёмушкин был сильнее, и всё норовил наехать. Он попал в Кандагарскую бригаду год назад.

Но, вот они встретились в Кабуле. Друзья — не друзья. По хер!

— Меня выносили с поля боя, — говорил Сёмушкин, — ноги ватные, не чувствую — вкололи. А живой! А другие — не живые.

Блеял Макаревич. И это было, как новая свобода.

Спасибо, Макар!

PEOPLE ARE STRANGE.

Смысл операции был скрыт от простых солдат. Приехала бригада. Еще загодя, за день. Батальон тоже, за исключением минометной и артбатарей на следующее утро, подъем в три, построился в колонну, и пошли на Кабул. Все дембеля сменились, и в роте не осталось ни одного приличного механика-водителя. Молодые, «обученные» в разных учебках, Дубин вспомнил свою:

Единственная в СССР Учебная Дивизия ВДВ. В Гайжюнае, в Литве. Он учился на оператора-наводчика. Стрелял из БМДхи там три раза по три кумулятивных гранаты на стрельбище. За полгода. Остальное время разбирали посадочные полосы времен войны. И собирали картошку. Ну, да, с парашютами ещё прыгали, бывало. Советская Армия — то же говно. Что?

В Афгане за первый же выезд расстрелял половину боезапаса — 17 гранат, к тому же осколочных, с которыми в учебке познакомили только теоретически (есть разница в прицеливании). А не девять за полгода.

А во второй, вызвали на поддержку, Дубин видит противника, а их БМД подъехала только одна, справа и слева БТРД, без пушек, и видит в прицел автоматчиков вражеских, а мысли из пушки ху…ть в голову не приходит. Тоже из пулемета поливает, пока Серега не заорал в шлем:

— Ты чё, мудак! Нахрен мы приехали! Пушку заряжай! Дибил.

Вот эти водители из учебкок так же и ездили. Никак. А тут сразу операция. Зимой.

Мины. Слава Богу, на пути туда, не посеяли много. Сапёры разобрались.

Одного, правда, потеряли. Дембель, осенний. Приехал оформить документы на увольнение из гошпиталю в феврале. И, а дай, приколюсь, на последнюю операцию: сам вызвался.

Не собрали его совсем. Мощный был фугас.

Бригада въехала в Кабул.

С дембелями из Полтинника пошли в их каптерку, непонятную, где наливали чай. Радио играло и здесь, и всё пело и говорило.

PEOPLE ARE STRANGE. Вдруг кончилось. Оборвалась. После паузы заговорил «Маяк». Новости. Ребята из Полтинника тоже рассказывали, а Дубин вспоминал своё:

Смысл операции был скрыт от простых солдат. И только сейчас он вдруг понял смысл: зайдя с тылу, накрыть Бараки, и с победой, пройдя их насквозь, деморализовав сопротивление, вернуться домой, сквозь Логар.

Был февраль, и по расчётам стратегов из штаба силы сопротивления должны быть ослаблены.

Но расчёты видимо строились на надеждах, не более.

Тут у одного из витебчан в руках появился увесистый косяк. Очень даже кстати.

Дубина прибило. Мультики пошли.

П о ш л и… Пошли.

Бригада въехала в Кабул.

Передвигаться по населенному людьми городу этих придурков — молодых механиков совсем не учили, это было понятно уже потому, как они двигались по дороге.

Колонна шла как-то неуверенно и мерзко. Город. Пешеходы на пешеходных переходах разбегались как тараканы. Справа показались пятиэтажки — район проживания наших — он звался Советский район. Навстречу колонне вышли женщины и дети, и чё та кричали, и чем то махали навстречу нам!!!