— Вот парк нашей роты — 9 БМД и одна БТРД минометчиков. Нашего взвода, вот эти — 386, 387, 388. Ты — наводчик триста восемьдесят шестой. Так, ну это каптерки, это потом, пошли дальше. Вот КПП. Привет, Витя, — у ворот, скрестив ноги, спрятав руки под ремень над бушлатом, стоял среднего роста кучерявый сержант с маленькими изящными усиками.
— Это что, наш молодой новый?
— Ага.
— И как?
— Пока не знаю. Ладно, привет, — они прошли через плац, усеянный щебенкой, и вошли в столовую.
— Наши столы вот, четыре, слева от входа, — внутри было сыро и тускло. Противоположная входу стена большого, продольного помещения с невысокими потолками, разделённого двумя рядами квадратных колонн, терялось во тьме. Слева угадывались два закрытых окна раздачи. Шеренгами вдоль стен выстроились длинные деревянные столы и скамьи. Ощущение, как в морге, а не в столовой. Вообще все армейские столовые производили неприятное впечатление, но эта показалась Дубину просто жуткой.
Они вышли на улицу, и двинулись дальше. За углом столовой Тименбаев показал водовозку — зеленый ЗИЛ, который доставляет питьевую воду из Суфлы. Других источников чистой воды в батальоне нет. Водовозка же делает за день обычно два рейса — утром и вечером, под охраной машин, дежурящих ночью возле местного комитета НДПА. Без вооружённой охраны, в одиночку передвигаться ей опасно. Этой воды часто не хватает, особенно вечером, поэтому очень важно успеть раньше других, когда ее привозят, — всё это старший сержант объяснял Дубину, когда невдалеке, возле забора они заметили оборванного изможденного солдатика с грязными казанами, кружками и ложками. Используя воду из арыка и песок, он мыл всю эту посуду. Тименбаев резко прервал разговор и быстрым шагом двинулся к нему, оставив Дубина в легком замешательстве. Тот поспешил вслед и, подойдя ближе, признал в худом грязном лице знакомые черты. Они вместе полгода назад надрывались в Чирчике на курсе молодого солдата. Но имя его давно уже вылетело из головы. Между тем Тименбаев наехал на молодого с возмущением в голосе:
— Ты, чмо, что делаешь?!! Хочешь, чтоб мы все заболели и умерли!? Чем ты моешь казаны? Посмотри на свои руки, они покрылись уже коростой, — Солдатик стоял почти по стойке смирно, опустив глаза к земле и спрятав кисти рук за спину.
— Ты что, воду из цистерны набрать не можешь, вот же она, рядом!!!
— Там пусто, я потом перемою.
Тихий ответ еще больше разозлил сержанта:
— Пусто? А где ты был раньше, обед уже кончился три часа назад! И когда потом?!
Эти слова остались без ответа.
— Вот, знакомься, его фамилия Ильин, будете работать вместе, — Тименбаев повернулся к Дубину и внимательно на него посмотрел.
В голове у Дубина все смешалось. Он почувствовал, что в лице этого Ильина видит свое ближайшее будущее, и ему стало страшно. Под взглядом сержанта он съежился, и чтобы чем-то ответить, попытался изобразить на лице понимание, но в итоге получилась какая-то дурацкая ухмылка. Тименбаев хотел уже отвернуться и продолжить разнос, но, увидев эту гримасу, сверкнул глазами, и с каким-то отвращением, граничащим с удивлением внимательно оглядел этого нового придурка.
— Ладно, через час лично мне представишь все в чистом виде. Понял, чадо. Ты, как тебя зовут? — без паузы повернулся он к Дубину.
— Рядовой Дубин, — замешкавшись от неожиданности, ответил тот.
— Врешь, ты ефрейтор. Пошёл за мной.
Они молча направились в казарму. Дубин понял, что прелюдия завершилась, и еще понял, что об этой своей ухмылке ему придется еще не раз пожалеть.
Эпизод пятый: Леонид Ильич
10 ноября в Москве стояла самая, что ни на есть зимняя погода: падал белый снег, из помещения казалось, что на улице стоит абсолютный холод. Позавтракав рано утром, Леонид Ильич листал свежую «Правду». Просмотрев две полосы, он почувствовал привычную усталость — здоровье Генерального Секретаря уже давно было неудовлетворительным. Хорошо еще двигаться он мог сам, чаще все-таки без посторонней помощи. Свернув газету, он встал с трудом из кресла. В соседней комнате тоже почувствовалось какое-то движение: там находилась личная охрана, которая следовала за руководителем страны повсюду. Когда Леонид Ильич поднялся в спальню, они поднялись вслед и закрыли за ним двери.
Виктория Петровна оставалась внизу в столовой. Ей показалась, что прошло каких-то несколько минут, когда один из сотрудников охраны медленно подошел к ней. Наклонившись, он сообщил, что ее муж только что умер. Она зарыдала. Через некоторое время, взяв себя в руки, пошла к нему наверх. Охрана не разрешила ей пройти. Забальзамированное тело мужа она увидела только через два дня, в Колонном Зале Дома Союзов, во время торжественного прощания с покойным. С тех пор ее не оставляло ощущение, что Леонида Ильича постигла слишком внезапная смерть[4].
Вечернее построение с оружием и по тревоге не было таким уж редким событием в батальоне. Вновь прибывшие, числом двадцать шесть человек, тоже не показывали своего удивления, хотя и сильно волновались: началось! Ведь прошло лишь три дня, как они здесь, и вот, похоже, все идут на какое-то серьезное дело.
Дежурный офицер доложил комбату, что третий батальон пятьдесят шестой бригады на развод построен, после чего комбат для пущей важности поднялся на трибуну. За ним следовал замполит и солдат из наряда по штабу. Происходило что-то вовсе необычное.
После паузы заговорил командир:
— Товарищи солдаты (с чего это вдруг товарищи)! Сегодня скончался Генеральный Секретарь Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик Леонид Ильич Брежнев. Прошу всех снять головные уборы. Знамя приспустить.
По строю пронесся шорох срываемых шапок, в наступившей после тишине проскрипел трос со спускаемым над трибуной красным знаменем — дневальный по штабу от волнения не снял шапку, или так и должно быть по протоколу — кто его знает. Траурное молчание продлилось не больше положенной минуты, после чего над плацем разнесся голос комбата с вернувшимся привычным металлом:
— Батальо-о-он… Смир-рно! Слушай боевой приказ! Для предотвращения провокаций со стороны бандформирований объявляется готовность первой степени. Всем подразделениям подготовить боевую технику. Командирам рот и подразделений через пять минут прибыть в штаб для получения конкретных заданий. Вольно. Командуйте, лейтенант, — комбат спустился с трибуны и быстрым шагом пошёл прочь.
— Батальо-о-он… Смир-рно! Напра-нале-во! Шагом марш! — дежурный офицер быстро закончил развод и, в сопровождении дневального, побежал вслед за комбатом.
Новость была из ряда вон. Не Сталин, конечно, Дорогой Леонид Ильич, но такого события не было с того самого 53-го, чтоб глава помер на посту.
Уже на ротном разводе замполит говорил про угрозы оппозиции в стране, империализм, отпор агрессивным планам США, без особого энтузиазма, в ожидании возвращения командира роты из штаба. Потому что в чем заключается готовность первой степени в таком случае, было не понятно, вот он и говорил, что говорил. Не было такого случая, пока первый.
Ротный прервал замполита на полуслове, чему тот был только рад, и изложил задачу:
Экипажи первого взвода готовят машины, и остаются в парке, при машинах в резерве. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
Второй взвод остается в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии. Механикам-водителям взвода прогреть машины.
БМД третьего взвода с экипажами и десантом из двух человек в каждой, занимают позиции с внешней стороны, вдоль стены к югу от расположения. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
Минометному взводу развернуть минометы непосредственно у расположения на восток. Установить пост возле каждого миномета. Остальным оставаться в расположении роты, никому не раздеваться, можно спать, но при оружии.
