— Рыбу пугают, и только, — сказал Фалько. Судя по голосу, капитан и сам мог свалиться без сил в любую минуту. Может быть, он держался на ногах только благодаря своей трости. — Но они перезаряжаются.

Грохнул второй залп, рев пронесся над водой. В двухстах ярдах от кильватерного следа «Летуньи» встали в ряд шесть гейзеров.

— Порох и ядра зря тратят, — прокомментировал капитан. — Наступает темнота, и они стреляют, пока еще видна цель. Сегодня на нашем судне огней не будет. — Он замолчал, всматриваясь в дальний корабль, вдруг добавил:

— Кажется я поторопился.

— А что там? — спросила Берри.

— Хардвик меняет курс. Направление, похоже… норд-норд-ост. С нашего курса уходит. — Он хмыкнул. — То ли прекращает погоню, то ли делает вид. Но Хардвик ведь не дурак — знает, что в темноте ему нас не схватить. Да и не найти, кстати сказать.

— Уберег Господь, — выдохнула Минкс.

— Главным образом топоры уберегли, пилы да молотки. Сила ваша спасла. Паруса вот эти у вас над головой. Вряд ли месть еще будет нас преследовать.

— Простите? — не понял Мэтью.

— «Месть Темпля». Так называется корабль Хардвика.

— Можно? — Мэтью протянул руку за подзорной трубой, и Фалько отдал ее. Юноша увидел смутный контур корабля, уходящего направо. Потом на борту «Мести Темпля» вспыхнула первая масляная лампа, и еще одна, и еще несколько. Интересно, какая из них освещает профессора Фелла и в какой из своих масок предстал он на этом корабле?

Действительно ли профессор велел прекратить погоню — вероятно, по совету капитана корабля? И ложится на норд-норд-ост? В направлении Англии?

Вряд ли месть еще будет нас преследовать, сказал Фалько.

Корабль — да, не будет, подумал Мэтью. Но месть как таковая… будет, если он хоть немного понял намерения профессора.

Будет всегда.

— Еще несколько часов нам придется идти без ламп, — решил Фалько.

— Но внизу, в камбузе, есть свечи, чтобы разглядеть баранье жаркое, сухари, горох и лимонную воду.

— Это хотя бы звучит приятно, — сказала Берри. Она настолько вымоталась, что едва держалась на ногах, но и проголодалась так, что не смогла бы заснуть на пустой желудок.

— Первые пять суток оно и на вкус приятно. Но на пути обратно вас не будут баловать так, как на пути сюда. Вы будете есть с экипажем и то, что ест экипаж. Потому что вы теперь тоже члены экипажа.

— Вполне справедливо. — Минкс вздернула подбородок и одарила Фалько таким надменным взглядом, что любой другой был бы испепелен им до углей. — Лишь бы никто не пытался влезть между моим ножом и моей едой.

— Уверен, что этого не случится, мисс, — ответил добрый капитан, кивнув и слегка поклонившись, как положено джентльмену. — А когда вы уберете ваш нож, быть может, вы позволите мне взглянуть на свои раны. Не знаю, понадобятся ли игла и кетгут, но вряд ли вам понравится, если останутся шрамы.

Минкс не ответила. Мэтью подумал, что внутри у девушки такие шрамы, что внешние по сравнению с ними — просто ниточки.

После ужина в камбузе корабль приготовился к ночи. Распределили вахты, и Мэтью, к своей досаде, получил от мистера Шпеддера приказ явиться на полуют, когда корабельный колокол пробьет восемь склянок. То есть в четыре утра, если он правильно помнит эти проклятые склянки. Ему был выделен гамак в тесном и, говоря откровенно, довольно-таки пахучем помещении с другими членами экипажа, свободными от вахты (женщинам и детям отвели другое место), и Мэтью, сбросив ботинки и растянувшись в сетке, почти сразу покинул внешний мир.

Однако, как бы он ни был вымотан, а поднялся он раньше восьми склянок — открыл глаза, очнувшись в гамаке посреди храпа, отрыжки и кишечных газов своих соседей. Но беспокоило его нечто иное, чего он никак не мог выбросить из головы.

Книга называлась «Малый ключ Соломона» и представляла собой компендиум демонов и заклинаний для их вызова. Насколько велика была вероятность найти второй экземпляр этой книги в библиотеке профессора Фелла? Тут пахло чем-то подозрительным, как в истории с похищением сахара. Злом пахло, если уж начистоту. И еще одна колючка, засевшая в сознании… имя Бразио Валериани. Тому, кто укажет мне местонахождение Бразио Валериани, я заплачу пять тысяч фунтов, — сказал профессор. — Десять тысяч я заплачу тому, кто мне его доставит. Силой, если будет необходимо. Вы — мои глаза и мои руки. Ищите — и да обрящете.

Десять тысяч фунтов. Целое состояние — за одного человека?

Почему?

Слова профессора: если вы его найдете, я заплачу вам столько, что вы сможете купить этот ваш городишко.

И опять же — почему?

Мэтью себя знал. Эта загадка будет грызть его день и ночь. Да, замок профессора Фелла, его убежище, пороховой завод, большой кусок его криминального парламента — все это уничтожено. На сегодня. Но всегда есть завтра, а предприимчивости профессору не занимать. И честолюбия тоже.

Но какова цель у этого честолюбия?

Мэтью себя знал. Он не оставит этого дела, но и оно не даст ему спокойно спать по ночам.

Корабельный колокол прозвонил восемь раз. Мэтью тут же встал, натянул ботинки и покинул дворец храпа.

Его обязанностью было явиться на полуют и обходить палубу, каждые тридцать минут переворачивая песочные часы, смонтированные на оси рядом со штурвалом, и отмечая это действо ударами колокола. И так — пока его не сменят через четыре часа. Восхитительное занятие — особенно для человека, вымотанного до предела.

Но когда Мэтью вышел на палубу, и свежий ветер повеял в лицо, когда он увидел над головой небо, полное звезд, серебристую луну чуть на ущербе, сияющую над морем, то юноша подумал, что ему очень повезло быть живым в этом бурном марте тысяча семьсот третьего года. Он много пережил — и выжил. И стал сильнее, чем до того. До чего?

До вчерашнего дня.

Мэтью поздоровался с вахтенным, который ждал смены, поприветствовал рулевого. Его обязанность, сообщил ему мистер Шпеддер, — аккуратно отмечать время колоколом: тридцать минут — один удар, шестьдесят минут — два удара, девяносто — три удара и так далее. Песок в часах уже начал пересыпаться, отмеряя первые полчаса утренней вахты, и Мэтью приступил к своему первому обходу палубы.

«Летунья» в эту ночь летела как перышко. Волны нежно касались ее корпуса, и желудок матроса-салаги чувствовал себя удовлетворительно.

В океане было темно — ни искорки. «Месть Темпля» ушла своим путем, унося профессора Фелла творить новые преступления против человечества.

Мэтью шел на второй круг, когда к нему приблизилась фигура в сером плаще. Рыжие волосы все еще перепутаны и растрепаны, ноги все еще грязны. Да, та же замарашка, но все равно было приятно смотреть на нее в эту тихую ночь.

— Можно пройтись с тобой? — спросила Берри.

— Конечно.

Дальше они пошли молча — тишина их вполне устраивала. А потом Берри сказала:

— Прости, что доставила тебе столько хлопот.

— Да ничего страшного.

— Неправда. Я совала нос куда не следовало. Я поставила тебя в такое положение, что тебе пришлось обо мне заботиться.

— Я справился. И слава Богу, что с тобой ничего не случилось.

Она кивнула. Они дошли до носа корабля и снова повернули к корме. «Летунья» что-то бормотала своим деревянным языком, широко раскинув паруса над ночными течениями.

— Ты переменился, — сказала она ему. — Прости, что я это говорю, но… ты так и не стал прежним после того, как охотился за тем злым человеком.

— Да, — ответил он. — Я знаю.

— Но ты можешь мне рассказать! В смысле, рассказать, что случилось. Не волнуйся, я выдержу, а тебе станет легче.

И от спокойного, сочувствующего ее голоса что-то в нем сломалось. Ни с того ни с сего — из-за голоса, предложившего его выслушать. Он противился, потому что это было невыносимо. Потому что его сердце все еще держало Серое Царство, и держало изо всей силы. Потому что мир оказался не таким, каким представлялся прежде, потому что Мэтью заблудился в его равнодушии и не мог отыскать дорогу назад.