Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Где спрятанное? Под подушкой? Завернутое в чулок?

— Не сомневаюсь, что следует посмотреть и там, и там.

— Для этого я бы не был нужен профессору, — ответил Мэтью. — Любой из его громил мог бы это сделать. Разнести комнату в щепки и затем их просеять.

— Разносить комнату в план не входит. Именно поэтому «громилы» профессора, как вы это сформулировали, не обладают нужной квалификацией для данной работы.

— Нет, должна быть иная причина, зачем профессор хотел моего прибытия. Так ведь? — спросил Мэтью, но Сирки промолчал. — Именно моего. Зачем? Я произвел на него впечатление, переиграв Тирануса Слотера и убив Лиру Такк? И он хотел увидеть меня во плоти? Оценить лично? — Мэтью кивнул этой новой мысли. — Желает испытать меня, проверить, способен ли я найти ему Бразио Валериани?

— В настоящий момент, — спокойно ответил Сирки, — он желает лишь отыскать предателя. Или двух.

Мэтью какое-то время молчал, глядя на ярко-зеленый лес проплывающий мимо окон.

— Я так понимаю, вы не хотите мне говорить, где сейчас Берри и Зед? — спросил он наконец. — Не объясните ли вы хотя бы, зачем их увезли из гостиницы?

— Я вам скажу, что они надумали уйти этой ночью из гостиницы. Без разрешения, могу добавить. Зеда поймали и увезли в более надежное место. Молодая дама… к сожалению, все еще не найдена.

— Не найдена?

От этих слов у Мэтью сердце забилось в горле.

— Остров не так велик. Ее ищут, ее найдут.

— Господи Боже мой! — с чувством произнес Мэтью, а потом уже спокойнее, и, в основном, самому себе: — Отчего она не осталась, где была? Где ей ничего не грозило?

— Не сомневаюсь, что вы воспользуетесь возможностью узнать это у нее самой на обратном пути в Нью-Йорк.

Мэтью вспомнил почтительный поклон Мак-Келлана, угодливое выражение на его лице.

— Остров — тюрьма? Никто не приезжает и не уезжает без разрешения профессора?

— Назвать остров Маятник тюрьмой было бы несправедливо, поскольку его обитатели ведут весьма счастливую и плодотворную жизнь. Тем не менее, вторая часть вашего утверждения совершено верна. — Сирки бросил на Мэтью очень недобрый взгляд. — Профессор, молодой человек, любит равновесие и хочет, чтобы его здесь не беспокоили. Поскольку остров полностью принадлежит ему, он имеет право ограничивать приход и уход кораблей по своему желанию.

— Фамилия у него Фелл, а как его имя? — решил спросить Мэтью.

— Замок уже виден, — ответил Сирки. — Мы будем там через несколько минут. Я надеюсь, вы приступите к работе вместо того, чтобы бродить по дороге? Кстати, старшему конюху приказано отказать вам, если вы попросите лошадь.

— Стало быть, замок — тоже тюрьма?

Уже задавая вопрос, Мэтью знал, что ответа не получит. И не ошибся.

Карета подъехала ко входу, они вышли, Сирки проводил Мэтью к подножью лестницы.

— С этой штукой на носу у вас забавный вид, — сказал Сирки перед тем, как повернуться и уйти.

Мэтью направился прямо в свою комнату, где отпер дверь ключом, побывавшим в другой комнате, на сорок футов под водой. Действительно, на столе лежал еще ключ и развернутый лист бумаги, где был изображен коридор и имена обитателей комнат.

Нарисовано было точно, написано аккуратно, мелким серьезным почерком, и Мэтью подумал, уж не сам ли профессор этим занимался.

Смайт расположился дальше по коридору, в самой последней комнате. Рядом с ключом лежала тарелка с тремя маффинами: кукурузным, коричным и апельсиновым.

По крайней мере, так определил их Мэтью, не пробуя на вкус, поскольку от носа все равно толку не было. Из поставленного в комнату кувшина он налил себе стакан воды и съел апельсиновый маффин — в отсутствии обоняния, похожий на пропитанную клеем шерсть. Точно так же безвкусным показался кукурузный маффин, а коричный вообще мог бы быть муляжом. Зато хоть чем-то удалось наполнить желудок. Мэтью выпил второй стакан воды, потом растянулся на несколько минут на кровати, чтобы привести мысли в порядок.

Ему подумалось, что переход от состояния полутрупа к миру живых всего за несколько выворачивающих наизнанку минут — неплохое начало выходного дня (если уж человеку посчастливилось быть приговоренным к смерти парой красноволосых говнюков). Он решил не попадаться им на глаза, пока не будет готов сообщить, что водная могила неожиданно разверзлась. Самой неприятной мыслью была мысль о судьбе Берри. Эта девушка не может не устраивать ему головной боли. Значит, она где-то на острове, шляется сама по себе? Даже думать было страшно, что могло с ней случиться. Очередная тяжесть прибавилась к тоннам его проблем, и с этим грузом придется идти по протянутому профессором канату.

— Нереально, — сказал он черному балдахину над головой.

Ни один бог ему не ответил. Даже лично профессор Фелл.

Потом он заснул, и приснился сон, как он сквозь воду падает вниз, в город, окруженный синей аурой, где скользкие призраки жителей бродят по улицам и переулкам и правят призрачными телегами, направляясь к гавани, поглощенной океаном. Но деталей он не запомнил.

Когда он проснулся, время уже подходило к двум часам дня, пора было заняться делом. Мэтью поплелся к рукомойнику и сполоснул лицо, подумав при этом, что один кувшин жидкости — удобство, но в больших количествах она так же легко могла оборвать нить его жизни, как пожар от пороховых бомб, взрывавших Нью-Йорк.

Он выждал еще десять минут. Потом взял ключ и тихо вышел в коридор, остерегаясь встречи с двумя рыжими мерзавцами. Их не было. Мэтью направился к двери Смайта в дальнем конце коридора и тихо, почтительно постучал — на всякий случай. Не получив ответа, вставил ключ в скважину и проник в комнату.

С интересом — и некоторой благодарностью — он отметил, что комната Смайта и не так просторна, как у него, и не имеет выходящего на океан балкона — здесь балкон выходил в сад. Наверное, об этом попросил сам Смайт из-за дискомфорта, перенесенного им во время плавания.

Как бы там ни было, комната оказалась не так хороша, как у Мэтью. Решатель проблем взялся за дело — за проблему, к которой не видел подходов. Листов пергамента на столе было в избытке — исписанных строками не только из «Цимбелина», но и из других пьес Барда.

Последние недели Смайт писал много. Мэтью проглядел ящики стола и ничего интересного не обнаружил. Ящики комода — аналогично. Внимание привлекла небольшая коллекция глиняных трубок, но ни в чашках, ни в мундштуках свернутых записок не было, насколько он мог определить. Мэтью просмотрел одежду Смайта — дело достаточно интимное. Мылся он реже, чем хотелось бы Мэтью, и одежда заскорузла от пота, на воротниках рубашек образовались грязевые кольца. Но ничего криминального, кроме скверных привычек нечистоплотного человека.

Проверил чулки и туфли — тоже занятие не из приятных.

Заглянул под кровать, под матрасы, пододвинул стул — посмотреть сверху на балдахин. Поискал за комодом, под чугунными ножками стойки умывальника.

Проверил все возможные места, где можно что-либо спрятать, и снова посмотрел на листы пергамента.

Оставить на открытом месте, подумал он. Если где-то в этих листках записана шифровка, зачем давать себе труд их прятать?

Мэтью взял несколько листов, проглядел. Ничего такого, что можно бы расшифровать. Просто у человека много свободного времени, девать некуда, вот он и пишет. Вот, кстати, строчка, авторская ремарка из «Цимбелина», которую читал ему Смайт: «Среди грома и молний, сидя на орле, спускается Юпитер и пускает огненную стрелу». Эта ли ремарка навела профессора на мысль о названии нового оружия? Как сказал Смайт? А, да: «Это основа, на которой будет создаваться оружие».

Основа. Что-то… обыкновенное, что стало необыкновенным?

Гром и молния, подумать только. Молнию мечет Юпитер, царь богов. Профессор наверняка отождествляет себя с Юпитером. А что случается, когда молния ударяет в землю?

Конечно, пожар. Но нет… Нет, сперва, еще до пожара… Взрыв.

Мэтью вышел на балкон. Отсюда ему было видно, как в дали серела тонкая полоска дыма, поднимающаяся не иначе как из форта на том конце Маятника. Запретный форт, а нарушителям запрета — смерть. Место, решил Мэтью, где создается «Цимбелин».

64
{"b":"282883","o":1}