— Подожди. Вечером может соберемся, — сказал я. — Не говори матери и перестань плакать. И действительно вечером завернули мы к дилеру на большой дороге. Там прожектора, разноцветные флажки словно на карнавале, и ряды машин. Лена, не долго раздумывая, подошла к правофланговой машине и говорит уверенно:

— Вот эта серенькая мышка будет наша!

Признаться я оторопел немного:

— Подожди, говорю, почему именно эта серая мышка, а не та лиловая крыска?!

— Ах, папа, ты ничего не понимаешь, — рассердилась Лена. — Это Шевроле, в прекрасном состоянии. Посмотри получше!

Смотрю: колеса, фонари, крылья, все на месте. Блестит и серое.

— Может она тысячи стоит, — не уступаю еще я. — Надо спросить.

Тут уже нас заметили и к нам в развалку подходит испанского вида молодой субъект, улыбается.

— Халло, господа, — говорит. — Я вижу, что мисс снимает толк в машинах. Эту Шевроле наша фирма, собственно говоря, не намерена продавать. По причине исключительного качества.

— О, мистер, — зарделась Лена. — Она мне так понравилась!

— Только для вас, милейшая леди. Мой компаньон будет на меня сердит, — уверяет испанец. — Угодно господам, попробовать машину на ходу?!

— Спроси сколько стоит, — шепчу я Лене.

Оказывается четыреста долларов со всеми потрохами! Я быстро соображаю: даром! У нас в Пятигорске зa эти деньги наверно примуса не купишь! Для вида однако торгуюсь:

— Скажи, что больше трехсот не дадим! — шепчу дочери.

Но та махнула рукой и уже лезет в кабину. Субъект сел за руль и мы покатили. И приехали мы с серенькой мышкой прямо к нам во двор!

Утром машину обнаружила Арина Алексеевна, опрашивает:

— Кто это у нас свою машину оставил?!

— Это наша машина, — отвечает Лена. — Правда, мамочка, прелесть!

Арина Алексеевна, однако, с этим не согласна:

— Что за дура петая! — говорит она с возмущением. — Немедленно доставляйте машину обратно. У нас и денег нету и управлять некому!

Тут я выступаю на передний план и говорю:

— За машину уже уплачено, обратно не пойдет. Что же касается управления, то не беспокойся. Вначале шоферить научусь я, а там Лена подрастет и Николай вернется из армии.

— Ты?! — презрительно сказала Арина Алексеевна. — Не забудь, что тебе уже стукнуло пол столетия! В такие почтенные годы прямой путь в телеграфный столб!

— Не спеши, говорю, мать, вокруг столба объедем! И ты,. Арина Алексеевна, вторую четверть столетия докушиваешь. Гордиться нечем!

Лена видя, что разговор уклонился в сторону, на всякий случай начала плакать и абстрактно причитать:

— Всегда они, проклятые, так! Сбегу из дома с негром, и все!

Иван Филиппович тяжело засопел и остановился. Почувствовалось, что повествование докатилось до какого-то рубежа, так сказать — станции. Толя, внимательно посмотрел на учителя и решив, что простоквашей уже не двинешь поезда на подъем, отлучился и вскоре вернулся с бутылкой Кагора и бокалами.

— Сейчас со льда, — сообщил он, наливая янтарную жидкость.

Мы отведали, одобрили и многозначительно замолчали. Молодому же человеку не терпелось:

— И что же, скоро вы получили право на езду? — спросил он.

— Двенадцать раз, — тихо отвечал Иван Филиппович.

— Что?! — поперхнулся юноша. — Как вы сказали?

— Двенадцать раз я держал испытание, на тринадцатый — преодолел!

Нам стало неловко и мы отвели взоры от преодолевшего.

— Бедняжка, что вы пережили! — наконец нашел господин Расчетов слова участия. — Вы просто герой!

— Да, я герой! — без ложной скромности подтвердил Иван Филиппович. — Простите, господа, я буду дальше краток. Слишком тяжело! Это испытание напоминает мне то время, когда я был проконсулом в северной Галлии и мне пришлось …

Толя решил не допускать больше никаких исторических воспоминаний, и потому решительно вмешался:

— Насчет вашего проконсульства, Иван Филиппович, мы готовы слушать до бесконечности. Преинтересная тема на следующее воскресение. Сейчас же разрешите вам задать несколько вопросов по существу. Вам не везло или вы оказались не столь способным?

Иван Филиппович недовольно посмотрел на неучтенного юношу, но к нашему удивлению легко смирился.

— Автомобильные мои способности средние, — скачал он. — Не везло же мне исключительно. На первом экзамене я с размаха въехал в задок чей-то подвернувшейся машины. Полицейский инспектор, который производил испытание, молча вылез, молча обошел вокруг сцепившихся машин, потом сам сел за руль и мы благополучно прибыли к месту старта. Затем я стал щелкать испытания как орехи. Второе, пятое, седьмое… Каждый раз почтой получалась бумага с указанием количества отрицательных баллов. Прошло пол года и положение стало невыносимым. Я потерял 12 фунтов живого веса, перестал спать, ночью мне часто являлся тот же кошмар в виде обнаженного, извините, ниже пупка полицейского инспектора с советской государственной эмблемой в зубах. Арина Алексеевна, вместо того чтобы меня поддержать, вдохнуть волю к победе, своими репликами меня принижала.

— На твоем месте, говорила она, — я бы честно призналась, что я бревно и бросила всю канитель. Добром это не кончится!

Сечь по больному месту и не замечать этого, способна только любящая женщина! Я скрежетал зубами, и забившись в темный угол плакал горькими, мужскими слезами. Но как это в жизни бывает, в критический момент явился добрый ангел. Бывший боцман. Он попробовал мое искусство водителя и вдохновенно воскликнул:

— Да вы, Иван Филиппович, профессор! Они (дальше следовало несколько морских терминов) хотят с вас сорвать. В следующий раз на экзамен я поеду с вами. Готовьте пару десяток. Дело верное!

Перед стартом мой ангел меня поучал:

— Вот вам прозрачный конверт, вложите деньги и по дороге положите на сиденье между собой и инспектором. Перед отъездом я загляну в окошко и громко скажу: «пут конверт!» И дурак догадается!

Напутствуемые «путь конвертом» мы отъехали. Всю дорогу я только думал о том, чтобы во время положить деньги. В глухом переулке мне это удалось, но два колеса серенькой мышки оказались на тротуаре.

При прощании инспектор мне сказал:

— Вы здесь что-то обронили. Ответ получите по почте.

Количество отрицательных баллов на этот раз было исключительно высоко. Я понял, что боцман был ложным ангелом, и с ним расстался.

На тринадцатый раз наконец пришло разрешение на право езды. Когда я с драгоценным документом приехал домой, семья устроила мне торжественную встречу. Путь был устлан цветами, на деревьях зажглись разноцветные лампочки. Мы пили шампанское.

Иван Филиппович опять замолчал и стал вытирать вспотевший лоб.

— Ну слава Богу, слава Богу, — взволнованно шептал господин Расчетов. — Вы выстрадали себе, Иван Филиппович, мир и покой!

— Какое! — потупился вдруг Иван Филиппович. — Настоящие мои испытания с этого времени только начались!

— Не может быть, — подскочили мы.— Немыслимо!

Толя, воспользовавшись общим замешательством, поспешно снова наполнил наши бокалы.

Иван Филиппович вскоре сам возобновил свой рассказ:

Дальнейшие мои злоключения, — повествовал он, — шли по двум линиям. Оказалось, что механизмы cерой Мышки изъезженная труха. Пришлось заменить ей внутренности, разные клачи, трансмиссии и прочее. Стоило это дорого! Потом начались у нас дорожные приключения. Когда после капитального ремонта, в первый раз с разрешением, я с Леной вечером выехали на прогулку, нам повстречался грузовик.

— Да обгони же ты эту галошу, — сказала Лена.

Я нажал на газ, Мышка рванулась, но на повороте грузовик нас прижал. Я хотел затормозить, но наверно и спешке произвел не ту манипуляцию рычагами. Мы налетели на отставленную машину, руль у меня вырвало и, проломив ограду, двинули в пропасть.

— И Господь вас все же сохранил! — вырвалось у Расчетова.

— Сохранил! — мрачно, словно недовольный таким оборотом дела, подтвердил Иван Филиппович. — Но подождите!… Первая пришла в себя Лена.