Первые немногочисленные группы, провозглашавшие свою приверженность марксизму и завязывавшие контакты с Коммунистическим Интернационалом, возникли в арабских странах уже в 20-30-е гг. ХХ в., а в первой половине ХХ в. произошло организационное оформление компартий в ряде арабских стран (Алжире, Египте, Ираке, Ливане, Марокко, Палестине, Сирии и Тунисе).[116] В этот период были осуществлены первые попытки перевода на арабский язык марксистской литературы. Однако марксизм представал в основном в идеологической оболочке большевизма. Выбранный большевиками политический курс в глазах арабских коммунистов был прежде всего инструментом действия, доказавшим свою эффективность для сохранения территориальной целостности государства, где была совершена первая социалистическая революция.
Арабские коммунисты, восприняв ряд положений марксизма, усомнились в гомогенности арабской нации и признали наличие классовых противоречий в арабском обществе. Однако марксистские установки пребывали в состоянии идейной конфронтации не только с либеральными и консервативными взглядами, но и представляли собой альтернативу социал-реформизму и арабскому национализму. Поэтому марксизм необходимо было адаптировать к региональным реалиям. Из «научного социализма» заимствовались, прежде всего, положения, которые, по мнению арабских «левых», не противоречили традиции. Особого внимания заслуживает позиция в отношении религии: арабские коммунисты пытались синтезировать марксизм с исламом. Социалистическая интерпретация ислама, акцент, поставленный на социальной стороне этой доктрины, стали для коммунистов более эффективным методом установления контактов с массами, чем лишенная религиозной риторики классовая агитация.
Однако принятие условий членства в рядах Коминтерна и превращение арабских коммунистических групп в местные секции этой организации означало также, что арабские компартии неизбежно брали на себя курс Коммунистического Интернационала на Арабском Востоке. А общую политическую линию этой организации отличало стремление к формированию в арабском мире ячеек союзников Советской России, а в перспективе – и к созданию общеарабской компартии, с помощью которой стало бы возможным расширение влияния державы на ближневосточный регион. В политической линии Коминтерна ярко проступала идея превращения огромного геополитического пространства в поле жесткой конфронтации между СССР и Западом.
Позиция Коминтерна подвергалась существенным колебаниям, но общий курс этой организации предполагал, что пролетарская революция на Арабском Востоке не могла стать немедленной реальностью в силу того, что рабочий класс в этом регионе слаб, распылен по мелким предприятиям, многонационален, многоконфессионален и заражен множеством предрассудков. Поэтому Коминтерн выступал за расширение сферы влияния партии в первую очередь легальными средствами, а затем компартии должны были, не утратив собственной идейной самостоятельности, стать частью общенационального «левого движения», представляя его радикальное крыло, и уже после осуществления буржуазно-демократической революции захватить власть путем революции пролетарской. Зачастую высказывалось неверие в успех антиколониального движения в арабских странах до победы пролетарской революции в Европе.[117] Этот курс во многом объяснялся и тем, что у арабских коммунистов практически не было ни средств, ни возможностей на реализацию социальной революции в силу их малочисленности и отсутствия массовой опоры в мусульманской среде. Вместе с тем, Коминтерн настаивал на пропаганде тактики «класс против класса», означавшей прямую конфронтацию между пролетариатом и буржуазией.[118]
Компартии в большинстве арабских стран, несмотря на наличие определенного влияния, не превратились в массовые (тем более авангардные) политические организации, которые могли бы иметь значительный вес в мусульманской среде. Часто они были обречены на роль политических маргиналов. Тесные связи коммунистов с иностранной державой (СССР) в полной мере использовались их политическими соперниками, претендовавшими на статус «подлинно национальной» силы и рассматривавших интернационализм как предательство национальных интересов, а тактику «класс против класса» как средство распыления «арабского единства». В дальнейшем становление компартий определялось исключительно необходимостью решения стоявших перед той или иной страной региона национальных задач, и во второй половине ХХ в. арабские коммунисты пользовались определенным влиянием лишь в тех случаях, когда в их партийных программах имелась «националистическая» составляющая[119], а единственной арабской страной, где в качестве официальной идеологии была избрана марксистская доктрина, стал Южный Йемен.[120]
Но, так или иначе, несмотря на очевидную идеологическую зависимость арабских компартий от курса Коминтерна и в целом декларативный характер их революционных устремлений, коммунисты первыми на Арабском Востоке четко сформулировали теорию революции, за образец которой предлагали взять большевистскую. Широкое использование ими марксистской терминологии способствовало частичному восприятию некоторых тезисов К. Маркса арабскими «левыми», начинавшими осознавать возможность реализации намеченных целей не только легальными средствами. Это приводило к тому, что «вокруг либеральных чиновников и левых интеллигентов создавалась атмосфера открытого недоброжелательства и вражды»[121], а «антиколониальная мысль» все больше радикализировалась.
Однако «левые взгляды» в целом продолжали развиваться исключительно в теоретических разработках узкой группы интеллектуалов и не имели широкого общественного резонанса, «левые» организации оставались малочисленными и разобщенными, а их пропаганда «ограничивалась столичными кафе и мединами крупных городов».[122] В целом этот спектр политической мысли не представлял еще самостоятельного и оригинального идеологического течения, заимствуя большую часть терминов и социально-политических моделей из трудов европейских и русских «левых» теоретиков.[123]
В 20-е – 30-е гг. ХХ в. в арабском социалистическом движении объективно отсутствовал идеологический стержень, который смог бы превратить «левые взгляды» в авангард «антиколониальной мысли». Марксизм оказался не способен выполнить эту консолидирующую функцию; в условиях, когда вопрос национальной эмансипации становился ключевым для большинства арабских политических сил, любая «импортированная с Запада» теория неизбежно рассматривалась как не отражающая национальной специфики.
По существу, в первой половине ХХ в. на Арабском Востоке все проблемы социального и политического порядка рассматривались исключительно с точки зрения националистического императива, и ни одна политическая идея не могла быть реализована вне рамок арабского национализма, который и стал идеологическим стержнем «левого движения».
«Левые ценности» и идеология арабского национализма: попытка синтеза
Оформившись в рамках спектра «антиколониальной мысли», социалистические идеи были ориентированы на национальную консолидацию, и тема арабского возрождения стала центральной в концепциях большинства теоретиков. Стремление к сохранению собственной архитектоники, обращение к арабо-исламскому цивилизационному достоянию, осознание своей целостной социокультурной общности, поиск национальной идентификации в противовес насильственной модернизации по западным образцам стали определяющими для идеологов социализма. Новое могло быть воспринято исключительно как видоизменение, надстройка над старым и известным. Традиция как архетип, как верность нации, как историческая память, как культурный потенциал прошлого, как общность языка и территории послужила основой для политического развития «левого типа» и необходимой консолидации масс.