Кроме того, меньшевики и большевики по-разному оценивали роль насилия, возможности ограничения демократии революционной партией, перспективы развития взаимоотношений рабочего класса с другими слоями общества. Многие меньшевики симпатизировали идеям К.Каутского и пытались превратить РСДРП в реформистскую партию западноевропейского образца. Эта европеизированная модель «демократического социализма» вызывала резкое неприятие у большевиков. Революционные призывы В.И.Ленина и его сторонников меньшевики считали преждевременными, указывая на неисчерпанность созидательных потенций либерально-демократического строя, незавершенность процесса капиталистической эволюции народного хозяйства в России, возможность дальнейшей демократизации общества в рамках развивавшегося капитализма. После Февральской революции 1917 г. и свержения монархии меньшевики выступили в поддержку Временного правительства, а некоторые члены фракции вступили в правительство.[89] В 1917 г. из течения внутри рабочего движения меньшевики превратились в отдельную партию, объединившую марксистов реформистского толка и получившую название Российской социал-демократической рабочей партии (объединенной) – РСДРП (о). В то же время, раскол меньшевиков в начале первой мировой войны способствовал консолидации многих из них (Л.Д.Троцкого, А.М.Коллонтай) с большевиками, которые в своей массе встали на позиции интернационализма.

В целом в начале XX в. единство «левых сил» в России уже превращалось в миф, а любые попытки консолидации в большинстве случаев заканчивались организационным расколом, усугублявшим тенденции к поляризации. Дискуссии и идеологические споры «левых» касались в первую очередь организационных и тактических вопросов. Партийное оформление большинства «левых» течений приводило к тому, что каждое решение партии стало преломляться в деятельности ее членов, а из каждого лозунга должны были проистекать конкретные деяния. И наиболее ярким примером, великолепно отобразившим практическое значение этого вопроса, стало развитие большевистской партии.

С 1917 г., после Октябрьской революции претензии на политическую и идейную монополию в сфере «левых взглядов» все больше начинали выказывать большевики.[90] Наряду с признанием на определенном, предшествующем социалистической революции этапе необходимости тактики «левого блока» – сотрудничества с другими социалистическим партиями и организациями, большевизм отличала вера в неоспоримые преимущества революции перед реформами.[91] Партия большевиков создавалась как строго централизованная нелегальная организация, объединявшая исключительно «профессиональных революционеров».[92] Главным теоретиком и вождем большевизма стал В.И.Ленин. Его экономические воззрения в целом воспроизводили марксистские модели, но ни К.Маркс, ни Ф.Энгельс не оставили подобных ленинской концепций для выработки политической стратегии и тактики пролетарской революции, а также столь развернутых схем осуществления послереволюционных социальных преобразований. Развитие марксистской теории классовой борьбы на организованном и тактическом уровне стало основной задачей в разработках В.И.Ленина. Характерной чертой ленинских работ стала попытка объединить мысль и действие, теорию и практику, тяга к тезисной манере изложения взглядов. Тезис о диалектическом единстве теории и практики был сформулирован К.Марксом[93], но В.И.Ленин актуализировал новый метод исследования в историческом материализме: конкретный анализ конкретной ситуации. Каждую абстрактно-философскую категорию В.И.Ленин рассматривал исключительно с точки зрения ее действия в рамках человеческой практики. Вполне закономерно, что именно большевики, проанализировав сложившуюся в 1917 г. ситуацию, приняли решение о совершении революции. Кроме того, В.И. Ленин стал утверждать возможность построения социализма в России до образования многочисленного рабочего класса и высокого уровня развития капитализма, полагая, что формирующийся рабочий класс станет самостоятельной революционной силой и, приняв на себя руководство крестьянскими массами, обеспечит перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую: в этом проявилась большевистская трактовка «особого пути» России.

Принципиальное отличие большевиков от предыдущих «левых» течений заключалась не только в том, что, отходя от «левых взглядов» на практике, они в дальнейшем оправдывали в теории эти политические шаги как единственно возможные в той или иной конкретной ситуации, а в том, что эта позиция была провозглашена как единственно верная. После революции, несмотря на интернационалистические лозунги[94], перед большевиками встала отнюдь не задача практической реализации «левых» лозунгов, а проблема выживания нового государства и его сохранения в существовавших международных условиях.[95] Начиная с 20 х гг. ХХ в. большевистская элита стремилась найти компромисс между идеологической парадигмой социализма и одновременно – задачей прорыва международной изоляции и установления межгосударственных связей (а нередко – взаимовыгодных политических и экономических контактов) с теми, кого сами большевики долгое время квалифицировали как враждебную силу.[96] Перспективы мировой революции начинали представляться сомнительными, функции Коминтерна постепенно сужались до защиты внешнеполитических интересов большевистского государства, коммунистическая теория превращалась в государственную идеологию, ее сущность стала определяться насущной потребностью и зачастую выходить за рамки спектра «левых взглядов», эволюционируя вместе с политикой Советской России (в качестве примера таких социальных экспериментов, подкреплявшихся теорией, можно привести «военный коммунизм», «новую экономическую политику» и пр.). «Левый» и «правый» уклон от курса партии, стал подвергаться большевиками резкой критике. Так, В.И. Ленин выступил против позиции «левых коммунистов» (Н.И.Бухарина, А.М.Коллонтай), критиковавших Брестский мир и настаивавших на необходимости продолжения войны с империализмом. Намеренное «размывание» большевиками границ между революционной теорией и государственной идеологией способствовало дальнейшей трансформации «левых взглядов». Многие положения теории В.И.Ленина были беспрецедентны для «левой традиции»: «Социализм немыслим без крупнокапиталистической техники, построенной по последнему слову новейшей науки, без планомерной государственной организации, подчиняющей десятки миллионов людей строжайшему соблюдению единой нормы в деле производства и распределения продуктов».[97] Подобная стратегия заключала в себе роковое противоречие: согласно ей строительство социализма постепенно начало превращаться в процесс, благодаря которому периферийные государства намеривались «догнать» центральные зоны капиталистической мироэкономики.

Однако ленинские взгляды на партию большевиков в течение многих лет не подвергались серьезным изменениям. Руководящей силой в государстве, согласно теории В.И.Ленина, должно было стать не пролетарское меньшинство населения и даже не партия, построенная на принципах централизма и строжайшей дисциплины, а ее олигархическая верхушка: «Всем известно, что… классами руководят обычно и в большинстве случаев… политические партии; – что политические партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями. Все это азбука».[98] Приходу партии к власти придавалось поистине мессианское значение. Фетишизация партии и принцип вождизма стали основополагающими в трудах В.И.Ленина, а Советы постепенно превращались во вспомогательный орган партии.[99] Среди большевиков этому мало кто противостоял, одной из таких попыток было образование группы «рабочая оппозиция» (во главе с А.М.Коллонтай), выступившей за возврат к первоначальным лозунгам большевиков и выдвинувшей требования права дискуссий, свободы критики партийной верхушки, оторвавшейся от рабочих; эти выступления были резко осуждены В.И. Лениным. Вместе с тем, в конце жизни В.И.Ленин был все больше обеспокоен тем, что решающее политическое влияние переходило к новой силе – государственному аппарату и чиновничеству. Последние работы В.И.Ленина стали отчаянной попыткой найти формы возрождения политической активности народных масс, которая могла бы искоренить бюрократизм нового Советского государства и восстановить утраченные после Октябрьской революции единство и демократию. Однако это во многом напоминало борьбу теряющей власть правящей элиты с соперниками, приобретавшими все большую политическую силу.