— Я тебе скоро позвоню, — пообещала Глория мачехе, целуя ее в щеку.

Как бы ни повлияли события сегодняшнего вечера на ее отношения с Джонатаном, она встретилась с Элизабет, разговаривала с ней, многое поняла и простила ее.

— Если ты не позвонишь, я тут же приеду, сказала Элизабет, помахав визитной карточкой, которую дала ей Глория. — Я так по тебе скучала, — прибавила она.

— И я по тебе. — Глория заметила, как в глазах Элизабет блеснули слезы, и обняла ее еще раз, перед тем как уйти с Джонатаном. Брендон и Элизабет проводили их взглядами.

— Они хорошо смотрятся вместе, — грустно сказала Элизабет.

Брендон пожал ее руку.

— Но здесь не о чем грустить, не так ли? Она пожала плечами.

— Не знаю. У меня такое чувство, что из их отношений сейчас ничего не выйдет.

— Ну, вот, а двадцать минут назад ты меня уверяла, что этот вечер был устроен ангелами специально для Глории.

— Это могли быть черные ангелы.

— Потому что так много людей здесь знали когда-то Глорию?

Поэтому, и еще потому, что Джонатан оказался в таком нелепом положении. По тому, как он смотрел на нее, когда она вышла из туалетной комнаты, я поняла, что он считает ее совершенно особенной. — Элизабет прикусила губу. — А потом, когда он узнал, кто она, и Уоррен налетел на нее с друзьями, он выглядел так, будто его ударили в живот. Не уверена, что он справится с таким потрясением.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — сказал Брендон. — Ему нужна в жизни любовь.

— И ей тоже.

Ночное небо было похоже на черный бархат, усеянный сверкающими кристаллами. Но потом, дальше на юг, оно затуманилось, как будто мир начал плакать.

Глории тоже хотелось плакать. Когда она в первый раз встретила Джонатана, она не ожидала, что их отношения продолжатся. Но он был так настойчив и одновременно так заботлив и нежен с ней, что постепенно ее неуверенность, ее боязнь очередного разочарования прошли, и она надеялась, что они всегда будут вместе. Этим вечером она упала с небес на землю, и синяки от этого падения у нее останутся на всю жизнь.

Джонатан хотел поговорить с Глорией, но он не знал, как начать. Должен ли он спросить ее, почему она не рассказала ему обо всем раньше? Ему на ум приходили только колкости и проклятья. Черт возьми, он сошел с ума.

Джонатан не разговаривал, и Глория решила, что она сама должна что-то сказать. Но ее язык, казалось, прилип к небу. Почему он с ней не разговаривает? Может быть, он еще не оправился от шока. Или пытается бороться с обуревавшим его гневом.

Она была благодарна ему за то, что снова увидела Элизабет, разговаривала с ней, избавившись от так долго преследовавших ее призраков прошлого. Какой ужас, что за это приходится платить разрывом с Джонатаном! Ее сердце разрывалось на части. Два долгих года назад, в Ливерпуле, она поступила глупо и теперь должна была заплатить за это своим счастьем. Будь проклята эта ее глупость! Слезы застилали ей глаза. Рыдания сдавливали грудь и отдавались страшной болью в голове.

Несмотря на страдание, переполнявшее его душу, Джонатан мягко посадил самолет. Он теряет Глорию… Черт возьми! Он теряет ее!

Он отвез Глорию домой. Единственным звуком, раздававшимся в машине, было ровное урчание мотора.

Джонатан остановил машину перед ее домом.

— Спокойной ночи, Глория.

— Спокойной ночи, Джонатан. Расставание уже не было для них сладостной мукой.

Недели, последовавшие за злосчастным ужином, состояли из пустых минут, перетекавших в такие же пустые часы и дни.

В ноябре почти каждый день сыпал мелкий дождь. Ходьба по улицам превратилась в шлепанье по серой слякоти, которая потом оказывалась на сапогах и брюках. Стоять у обочины дороги стало опасным занятием, и люди осторожно отступали назад, ожидая, когда загорится зеленый свет. Серые облака тяжело нависли над городом, и казалось просто чудом, что небо до сих пор не обвалилось на улицы под их тяжестью.

Для Глории жизнь превратилась в тягостную обязанность, которую нужно было исполнять. Ее спасением стала работа, и Глория бросилась в нее с головой. Больше она ни на что не обращала внимания.

Чем больше она работала, тем лучше спала, а значит, не видела снов. Каждый день она выпивала немного молока и съедала пару бутербродов. В основном же она поддерживала свои силы кофе и чаем. Когда Глория проходила мимо ресторана, она задерживала дыхание. От запаха еды ей становилось плохо. Она не заметила, как начала терять вес. Ее домашний халат висел на ней, юбки стали широки в талии.

Глории удалось убедить хозяина давать ей работу на дом, и она была этому безумно рада.

Она даже и в мыслях не представляла, чтобы продолжать работать в одном здании с Джонатаном. Джонатан… Одного этого имени было достаточно, чтобы заставить ее сердце бешено колотиться. Несмотря на все свои усилия, она так и не смогла забыть его. Две недели спустя после поездки в Ливерпуль, как соль на ее незажившую рану, в местной газете напечатали статью о нем и его компании. Рядом была помещена его фотография. Вопреки самой себе, Глория аккуратно вырезала статью и фотографию и положила их в тумбочку у своей постели.

Однажды утром у нее оказалось немного свободного времени, и она решила покрасить карниз, маскировавший панель с выключателями. Глория стояла на верхней ступеньке и работала очень аккуратно, стараясь не испачкать краской находившуюся прямо под карнизом дубовую панель.

Когда заскрипела дверь, она обернулась, держа кисть в руке, и застыла от изумления. Джонатан! Какое-то мгновение Глория была уверена, что это плод ее воображения. Но это действительно был он. Высокая спортивная фигура, деловой костюм из превосходной шерсти и шелковый галстук. Глория попыталась сдержать дрожь, пробежавшую по ее телу, и снова повернулась к стене. Дрожащей рукой она положила кисть в банку с краской. Но от ее неверных движений стремянка начала опасно раскачиваться Глория попыталась ухватиться за карниз, но рука скользнула по свежей краске и сдвинула с места банку с краской. Она хотела поставить ее на место, но случайно задела ее локтем.

— Черт возьми! — воскликнул Джонатан. Ты что, самоубийца?

Он прыгнул вперед и схватил обеими руками шатавшуюся стремянку. Глории, наконец, удалось схватиться за карниз. Она потянулась за банкой с краской, но рука снова соскользнула, и она опять потеряла равновесие. Стремянка наклонилась под опасным углом, но Джонатану удалось ее удержать и на этот раз.

А вот банка с краской все-таки проиграла битву с силой притяжения.

— О, дьявол! — выругался Джонатан. Краска дождем обрушилась на его голову, на костюм. Черт возьми, Глория!

Он вслепую вытянул руки, чтобы не дать ей упасть со стремянки: все его лицо было залито краской. Хорошо еще, что он успел зажмуриться.

Мир снова встал на свое место, и Глория быстро взглянула на Джонатана.

— Ох, у тебя на костюме краска, — несмело сказала она.

— Спасибо за тонкое наблюдение, — ответил он, тщетно пытаясь свободной рукой стереть краску с лица.

— Ох, — вздохнула она.

— Если ты еще раз скажешь «ох»…

Джонатан, наконец, открыл глаза, помог Глории слезть со стремянки и вопрошающе уставился на нее.

— Конечно, я заплачу за химчистку, — пробормотала она, не в силах встретиться с ним глазами.

— Я только что подумал об этом. Хотя не уверен, что это поможет.

— Не смотри на меня так. Я не виновата, что ты раскачал стремянку.

— Я? Я раскачал стремянку?!

— И не кричи, пожалуйста.

Глория вскинула голову и сердито посмотрела на Джонатана. Ее сердце бешено колотилось. Она столько раз видела Джонатана во сне, что трудно было поверить в то, что он действительно был здесь… Чуть опомнившись, она взглянула на его костюм и поморщилась.

— Почему бы тебе не пройти в кладовку? Там на вешалке висит несколько чистых халатов. Переоденься, а я отнесу твой костюм в химчистку через дорогу. Мистер Симмонс очень аккуратен, и если что-нибудь сможет…