— Придется здесь и заночевать, куда ехать-то по такой темноте?

Мы съехали с тракта, эльф осветил нам дорогу, что бы окончательно шеи себе не переломали. Кое-как развели костерок, собирая хворост под искусственным светом, что, ворча, нам сотворил Ниал. Молодец он все же, ворчит-ворчит, но делает. Федька бегал за мной по пятам, не отходя ни на шаг, чтобы я, не дай Бог, не потерялась в лесу. Воду искать было бесполезно, да и эльф ее не чувствовал (удобная вещь, эльф под боком!), обошлись сухим пайком. Эх, Федька, Федька, завел к трактиру. Спали беспокойно, опять же благодаря Федьке, которому спального мешка не хватило. Но эльф (добряк!) выделил ему одеяло. Только уснули, и я забыла о том, куда еду и что у меня от сиденья на седле уже мозоль по всему телу. Что надо просыпаться утром и опять пилить часы на бедняге Ное, что так же с удовольствием отдыхал от меня, как и я от него. В общем, забыла обо всем, окунулась в покой, как Федькины дикие крики вернули все по местам, жестоко долбанув меня об реальность. Сначала я испугалась Федьки, забыв, что он теперь у нас есть. Да и видок его лохматый с бешено горящими глазами при свете догорающих углей не был входящим в десятку того "Что я хочу увидеть, проснувшись с утра". Ниал вскочил с мечом в руках, как будто и не спал.

— Че орешь? — рявкнул он шепотом.

— Дык, страшно, в кустах кто-то.

— Встретили мы уже одного в кустах! — пробурчал эльф, тихонько направляясь к кустам.

Я уставилась на те самые кусты, на которые указывал дрожащим пальцем Федька. В кустах явно что-то происходило, трещали ветки, эльф пыхтел и ругался, но вытащил в итоге за длинные уши зайца — не зайца, кошку — не кошку. То бишь чудо-юдо о четырех лапах, двух ушах, и хвосте. Серо-буро-малиновое чудо с огромными слезливыми глазками.

— Будет, чем позавтракать. — буркнул Ниал.

Посмотрел он на Федьку так, что мне стало жаль бедолагу. А еще больше мне стало жаль ту зверушку, что устроила здесь переполох (опять девичьи выкидоны, знаю, но поделать ничего не могу!). Еле вынырнув из мешка, забрала у злого, как фашист, эльфа зверушку и уложила спать с собой, пообещав спасти и выпустить на волю. На что эльф опять буркнул, что, мол, у меня комплекс чего-то там и мания спасения и освобождения обездоленных и обиженных. Лечится мне, мол, надо.

— Сам лечись!

Мы разлеглись по мешкам, отвернулись друг от дружки и захрапели.

Утро выдалось промозглым, роса на траве промочила все мои волосы и уши заледенели до самых мозгов. Что случилось с мозгами, я не хотела знать. Зверушка крепко спала, свернувшись у меня на плече, мило посапывая. Вставать никак не хотелось, вылезая в прохладу, умываться холодной водой, что откуда-то приволок Федька. Я лежала и ждала, пока эльф разведет костер, что за ночь потух. Там уже можно будет подползти поближе, как гусеница и не так холодно будет жить.

Федор и Ниал показались мне как-то излишне веселыми, старающимися не рассмеяться в голос, задыхающимися от хохота. Я подозрительно зыркнула на них своим императорским взглядом, ощупала себя незаметно, вдруг чего-то не так. Но никаких аномалий не обнаружила. Вообще, конечно трудно что-то нащупать в мокрых от росы волосах. Да и зеркала с собой у меня не было. Зеркало это вообще самое последнее, о чем я подумала, когда мы выехали за ворота замка. Осторожно вылезая из мешка, чтобы не разбудить зверушку, я буркнула, чтобы мужчины отвернулись. Они, давясь от эмоций, ушли подальше, потерявшись в кустах, оставив меня наедине с утром.

Вода в ведре была холоднючая, я отдернула руку. Укутавшись в одеяло, села рядом с костром, что горел в полную силу, пыталась привести в порядок волосы, расчесывая их рукой. Роса оказалась мало того, что мокрая и холодная, так еще и тягучая какая-то. Я зачесала волосы на плече, что бы глянуть, что ж там такое твориться. Вся голова была в каком-то подобии слизи-паутины, каждая прядь окутана этой ерундой от корня до кончика. Я вскочила на ноги, вопя, и понимая, над чем ржали эти двое, что ретировались похохотать надо мной из кустов. Оттуда они и вывалились, держась за животы. Даже эльф, которому я так доверяла! Даже Федька, который мой первый верный подданный!

Глянув на свое отражение в ведре, я ужаснулась. Я и так-то по утрам не красавица, а тут еще и этот полнейший кошмар на голове, оставшийся стоять дыбом, не смотря на то, что я уже не в горизонтальном положении.

— Придворные красотки используют это вещество, как закрепитель прически… — еле выдавил из себя Ниал. — Вместо лака для волос.

И опять зашелся приступом смеха. Я бы и сама посмеялась, будь на моем месте кто-нибудь другой. Но когда над тобой смеются двое мужчин, один из которых тебе очень нравится (эта ситуация не касается парней) становиться далеко не весело, а как-то даже печально. Но я не убежала плакать, вычесывая с головы тех муравьев, которые производят то самое закрепляющее вещество для волос и, на гнездо которых я вчера так неосмотрительно улеглась.

— Хватит ржать! — огрызнулась я, вспоминая, как смешно, наверное, выглядел мой императорский взгляд, что я кинула на этих двоих, когда проснулась с ужасом на голове и опухшими глазами.

То-то они так быстро поднялись и воды натаскали. Хоть за это спасибо. А то приехала бы к Пустыне великая Дочь Светила и долгожданная потерянная императрица с чучелом на голове. Мыться пришлось быстро, хорошо хоть солнце поднялось и прогрело воздух. Процесс помывки описываться не будет. И надеюсь, вообще, забыть его поскорее. Да, и свидетелей того происшествия стоило бы сразу убрать.

Спасенную зверушку взяли с собой, решив не делать из нее пока жаркого. Худовата, глядишь, откормим (если до этого сами не съедим), а потом уже и пообедаем. Мысль эта мне не нравилась, но на ней настаивали двое моих сопровождающих. Думаю, делали они это просто, чтобы меня позлить (никакого уважения к императорской персоне!). Зверь оказался мальчиком, а точнее, взрослым мужчиной, как определил Федька. Прозывался он в народе серебряник, за замечательный серебряный окрас шерсти. Охота за шкурками этих животных велась еще, когда мой настоящий пра-пра-прадед (Земля ему пухом!) жив был. Но поймать малявок было не так-то легко, пронырливые очень и ловкие. Когда-то было модно их носить, как воротничок на шубке, потом в живом виде на светском рауте, а потом бедолаг заключили под опеку человека для изучения, от которой они теперь и скрывались.

Зверя я назвала Зверем. От нехватки фантазии в последнее время. Да и что сильно выкаблучиваться, если, как мне сказали, серебряники не ручные и убегают, когда им вздумается, хоть ты их цепями приковывай. Но пока Зверь сидел на моем плече, со спокойно-надменным взглядом огромных зеленых глазищ, что напугали Федьку ночью. Я бы тоже начала орать, привидься мне такое ночью в лесу.

Ниал и Федька спелись накрепко, на почве утреннего прикола надо мной. Теперь они вместе напевали песни, придумывали новые рифмы, составляли дурацкие стишочки о девицах, что утром просыпались и находили себя не в лучшем виде. Камни летели в мой огород невинно и как-то не надумано, вроде как и не про меня. Мне самой приходили такие рифмы в голову, и самой же было смешно. Послушав все это около получаса, я придумала свой балалаечный шедевр.

— Вдруг повстречались два балбеса

В густых кустах у кромки леса.

Один неграмотный холоп,

Второй богат, но точно жлоб.

Сдружились накрепко до смерти

Как шило с мылом, вы поверьте,

Без ручек чумоданы два

И бросить жаль…

М-м-м… И нести тяжело! — закончила я, не найдя рифмы.

Ехали мы так весело до обеда. Зверь иногда ускакивал куда-то, возвращался обратно то с шишкой, то с ягодой. Мы жевали яблоки, что Федька нарвал у речки, где воду брал. Далеко же на Юг мы уже забрели, если в начале лета яблоки с деревьев срываем. Ниал предложил немного свернуть с Марианского тракта к людям-человекам, чтобы прикупить еще одного жеребчика или хотя бы полудохлую кобылу для Федьки. Видите ли, эльф уже устал ехать с кем-то за спиной. А я думаю, что это скрытые комплексы или желания. Хотя, жаль будет, если так, красивый мужик пропал! Ниал сверкнул на меня глазами, что меня еще больше развеселило. Если он воспринимает меня только, как объект охраны, то и я по нему убиваться не буду и точка, а точнее восклицательный знак!