— Они проделали отличную работу. Даже стабилизаторы выглядят, как настоящие. Полагаю, военные секреты уже не такие секретные.

— У них задействованы профессиональные модельщики. Им достаточно краем глаза увидеть что-то, чтобы воссоздать почти точную копию. Модели, изготовленные в Японии, лучшие. За них можно выручить кучу денег на аукционе.

— Такой талант пропадает даром, — Рита прокрутила фигурку в своей руке. На ногах были выгравированы слова MADE IN CHINA. — У Китая ещё есть время, чтобы делать игрушки? Я слышала, они не могут справиться даже с производством контрольных чипов для Жилетов.

— Они располагают огромной рабочей силой. Вспомни того сенатора, которого заставили покинуть пост после того, как он сказал, что Китай может потерять население, равное населению Соединённых Штатов, и при этом там останется больше миллиарда людей? Ну, вообще-то они потеряли миллионы людей на юге, но они смогли перебросить туда ресурсы и удержать линию.

— Сложно поверить, что мы все выходцы с одной планеты.

— Америка в состоянии войны, и мы до сих пор находим время, чтобы крутить тошнотворные фильмы.

Рита не могла тут поспорить.

ОСО существовали для защиты мира, который помешался на создании бесполезного хлама. Так думала Рита. Было удивительно, как люди могли посвящать своё сердце и душу таким тленным вещам. Не то чтобы это было прям плохо. Никто не ценил это больше, чем Рита, единственным навыком которой было убийство.

— У меня есть ещё, — Шаста вытащила кучку фигурок из своей спецодежды.

— Что это? Какая-то свиножаба из тёмных уголков Амазонки?

— Это Мимик.

— Негусто для твоих профессиональных модельщиков.

— Так они выглядят в кино. Так что они похожи на настоящих, пока публика так думает. Верь мне, они такие в фильме, вплоть до последней складки.

— А что вот с этой?

— Ты должна была узнать. Это Рита Вратаски — ты!

Фигурка была тощей, была одарена удивительными формами и щеголяла волнистыми светлыми волосами. Было сложно найти хоть что-то, что отдалённо напоминало бы Риту. Между прочим, Рита однажды встречалась с актрисой, что играла её в фильме. Нельзя было сказать, что ей не подходила роль пилота Жилета, поскольку сама Рита смотрелась в нём не ахти. Но женщина, которую они выбрали для съёмок, была слишком гламурной для солдата, сражающегося на передовой.

Рита сравнила свою фигурку с Мимиком. Что неожиданно, модельщик Мимика ушёл не так далеко от истины.

— Не возражаешь, если я возьму её? — Рита подхватила фигурку Боевой суки, которая раздражала своей непохожестью на неё.

— Что?

— Ты ведь не заметишь недостачу одной?

Реакция Шасты была чем-то средним между спящей кошкой, которую согнали с любимого места на кровати, и пятилетним ребёнком, тётя которого запретила съесть последний кусочек шоколадной тоффи с киндалем, потому что приберегла его для себя. От взгляда на её лице резко бы уменьшилось число заявок в МТИ, если бы перспективные студенты узнали, что она была выпускницей, закончившей школу с максимальным баллом в классе.

Рита пересмотрела свою просьбу. Люди, типа Шасты, которые шли в престижные университеты с адским конкурсом, могли с высокой вероятностью, если не в ста процентах случаев, взорваться, если их толкнуть.

— Прости, плохая шутка. Мне не надо было тебя дразнить.

— Нет, это мне надо извиниться, — сказала Шаста. — Просто она как бы, ну, очень редкая. Я имею в виду, я купила в машине все шары до последнего, а такой попался только один.

— Не беспокойся. Я вовсе не помышляю о том, чтобы отобрать её у тебя.

— Спасибо, что понимаешь. Мне правда жаль. Вот, почему бы вместо этого тебе не взять её? Вроде тоже редкая.

— Что это?

— Это инженер, приписанный к отряду Риты в фильме. Так что, в общем… это я, — с губ Шасты сорвался нервный смех.

Это было худшее клише инженера-женщины, какое видела Рита. Тощая, как жердь, покрытая веснушками, с преувеличенными чертами лица на грани возможного. Если и существовал филигранный перфекционист, который не перепутает местами ни один винтик или никогда не рискнёт поцеловать представителя противоположного пола, то это был он. При этом настоящий, блистательный инженер, который должен был служить прообразом, наверно, ударялся головой о собственный шкафчик дважды в день, но ты бы никогда об этом не узнал.

Шаста посмотрела на Риту с тревогой в глазах.

— Тебе не нравится?

— Она выглядит как угодно, но не как ты.

— Как и ты.

Они взглянули друг на друга.

— Ладно, спасибо. Я сохраню её. На удачу.

Шаста подняла другую фигурку, когда сюда зашёл Ральф Мурдок с висящей на шее неотъемлемой камерой.

— Добро утро, дамы.

Рита подняла ржаво-красную бровь при появлении нежеланного гостя. Её лицо затвердело, словно сталь. Резкая перемена в поведении Риты напугало Шасту, которая с виду будто не могла решить, то ли ей прятаться от неё за причудливым телом журналиста, то ли наоборот. Спустя несколько мгновений колебаний она решила укрыться за Ритой.

— Как ты сюда попал? — Рита не пыталась скрыть своё презрение.

— Я зарегистрированный член твоего личного персонала. Кто меня остановит?

— Ты свой собственный персонал, и мы оба это знаем. Можешь уходить, — Риту мало заботил этот человек и его ни-разу-не-познавшие-грязи-с-поля-боя кроссовки. Люди, типа него и Шасты, могли встретиться и поговорить в полной безопасности, когда им заблагорассудится. Его слова никогда не подкреплялись страхом от осознания того, что скоро ты увидишь смерть своих друзей в следующем сражении. Это был тот страх, та уверенность, которая ограждала Риту от её товарищей по отряду — единственной оставшейся у неё семьи. То, с чем за всю жизнь не будет иметь дела этот мыкающийся дурак.

— Будет так досадно после того, как я проделал весь этот путь, — сказал Мурдок. — Мне удалось разузнать интересные новости, и я решил поделиться ими с тобой.

— Пошли их в New York Times. Я с радостью прочитаю.

— Верь мне, ты захочешь это услышать.

— Я не так уж интересуюсь всем, что интересно тебе.

— Японские солдаты собираются на какую-то ФП. Наказание за нарушение прошлой ночью.

— Я попросила тебя уйти. У меня всегда скверное настроение перед сражением.

— Ты не хочешь пойти посмотреть? Они собираются выполнять некое самурайское упражнение. С удовольствием послушаю, как Валькирия примет участие в общем деле.

— Должно быть, твоя мать разочаровалась, когда аборт убил только твою совесть, — сказала Рита.

— Такие речи от милой, сладкой девочки вроде тебя.

— Могу сказать это ещё раз, но я с этим не заморачиваюсь.

— Пойдёшь?

— Поверь, я лучше воздержусь.

Мурдок приподнял брови.

— Ладно, так ты перемываешь кости и несёшь вздор. Два по цене одного.

— Полагаю, это заразно.

— Ладненько. Значит, у меня нет совести, и я отправлюсь прямо в Ад. Ты сказала мне то же самое в Индонезии, когда я сделал фотографию плачущего ребёнка, бегущего от группы Мимиков.

— Ад слишком хорош для тебя. Тебе лишь нужно будет найти способ сделать фото Сатаны и использовать его, чтобы прогрызть себе дорогу к чёрному входу в Рай.

— Приму это, как комплимент.

Губы Валькирии расплылись в улыбке. Это была та же улыбка, что появлялась у неё в те тёмные часы на поле боя, когда она скрыта за шлемом. Тело Шасты напряглось. Мурдок сделал шаг назад, даже не поняв этого.

— Что ж, — сказала Боевая сука. — Я собираюсь спуститься в Ад. До этого момента я не желаю видеть твою морду снова.

Рита в итоге пошла посмотреть на ФП. А Шаста нет. Единственным человеком рядом с Ритой был этот треклятый Мурдок. Остальные из её отряда сохраняли из уважения дистанцию.

Вот тогда глаза Риты встретили тот вызов со стороны поля, тот взгляд, испытывающий на себе тяжесть целого мира. Было в том парнишке нечто такое, что нравилось Рите. Она зашагала к нему.