Капитан настолько шумно выдохнул, что в шлемофонах Приликлы раздался звук, подобный порыву ветра, и сказал:

– Вы хотите сказать, что намерены остаться в гордом одиночестве в недрах чужого корабля, где намерены попытаться уловить эмоциональное излучение, исходящее от машины? Вы уж меня простите, доктор, но вы, грубо говоря, сбрендили.

Если я вам это позволю, патофизиолог Мэрчисон из меня кишки выпустит.

Приликла знал, что это такое образное выражение, не совсем точное с физиологической точки зрения. Он слыхал его и раньше и знал, что оно означает. Однако он решительно изрек:

– Тем не менее вы позволите мне остаться здесь и сделаете в точности то, о чем я вас прошу, друг Флетчер, поскольку мы находимся на месте происшествия и командую здесь я.

Сила эмоционального излучения, исходящего от источника, каковым являлся Флетчер, по мере его удаления уменьшилась. Капитан ушел той же дорогой, какой они с Приликлой ранее проникли в недра звездолета, покинул корабль и, включив портативный двигатель, полетел к «Ргабвару». Через несколько минут слабый фоновый эмоциональный шум, исходивший с борта неотложки, также утих. Очень медленно и осторожно Приликла вытянул хрупкую лапку и приблизился к роботу.

– Я тоже думаю, что я сбрендил, – негромко проговорил он.

Он легонько прикоснулся к выпуклости, которая скорее всего являлась головой робота. На лапках Приликлы были надеты прочные, но очень тонкие перчатки, и он ожидал, что прикосновение будет чревато для него чем угодно – от едва ощутимого покалывания до удара молнии, но он не почувствовал ровным счетом ничего.

Он «включил» свой эмпатический орган на полную мощность. Помимо того, что цинрусскиец был способен улавливать эмоции пациентов, раненых и любых существ, уцелевших при космических авариях, он еще обладал способностью к проективной эмпатии, которой мог воспользоваться в целях утешения и подбадривания собеседника, если тот не был в шоковом состоянии от страха или боли. Именно поэтому большинству существ рядом с Приликлой было так хорошо, и именно поэтому у него было столько добрых друзей. Не столько ради того, чтобы пообщаться с роботом, сколько для того, чтобы усилить эмпатический эффект, он заговорил:

– Я не желаю вам зла, – сказал он. – Если вы в беде, если вы больны, ранены или вышли из строя, я хотел бы вам помочь. Не обращайте внимания на очертания моего тела, а также на очертания тела моего бывшего спутника и тех, кого вам еще случится увидеть. Вероятно, мы кажемся вам странными и пугающими, но все мы хотим вам только добра…

Он повторял и повторял эти слова, продолжая изо всех сил проецировать на робота успокоение, сочувствие и дружеские чувства. Занимаясь этим, он передвинул лапку к середине туловища робота и легонько нажал ею в этом месте.

Робот оторвал от сетки четыре конечности из шести, а двумя другими подтянулся и немного отступил назад. Еще немного – и он бы стал невидим для Приликлы, но вдруг остановился и снова задвигался к цинрусскийцу. В пяти метрах от него робот снова остановился и пошел назад более медленно.

Он явно хотел, чтобы Приликла последовал за ним, что тот и сделал после минутного колебания.

Проход выводил напрямую к сложной конструкции, которая, похоже, целиком занимала носовую часть корабля. К крепежным элементам и сетке, из которой был изготовлен переход, подходили провода, цветная кодировка которых в точности совпадала с той, что Приликла видел ближе к обшивке.

Он начал что-то ощущать.

– Это вы делаете, – окликнул он передвигавшегося впереди робота, – или ваш суперинтеллектуальный робот-капитан?

Робот продолжал молча двигаться вперед. На его серебристой поверхности не было никакого отверстия, похожего на рот, поэтому, возможно, разговаривать он не умел.

Ощущение, испытываемое Приликлой, было едва заметным, но постепенно нарастало. Поначалу он не мог точно понять, от кого исходит это излучение – от одного существа или от нескольких. Затем решил, что исходит оно от двух отдельных мыслящих существ. Оба эти существа были расстроены и напуганы. Кроме того, одно из них испытывало обескураженность и сильное любопытство, а второе излучало панические чувства, характерные для того, кто попал в замкнутое помещение и страдает недостатком сенсорных ощущений.

Чувства не могли обманывать Приликлу, и пока он не ощущал, чтобы кто-то из этих существ испытывал боль или страх, типичный для предсмертного состояния. Но затем он решил, что роботы и не могут испытывать подобных чувств. Для того чтобы произвести более точное считывание эмоций, он должен был находиться ближе к их источникам, но это оказалось невозможным по трем причинам.

Сетчатый переход привел в тупик. Он заканчивался непроницаемой стеной, за которой, по всей вероятности, и находились эти существа. Стена была снабжена удобной панелью с множеством разноцветных кнопок и рычажков, но Приликла понятия не имел о том, на какие из них следует нажать, и что произойдет, если он это сделает. Ведь выбор не правильной комбинации мог быть чреват непоправимыми последствиями как для тех, кто находился за стеной, так и для него самого. А самое главное – Приликле пора было спать.

Конечно, он волновался, но почему-то понимал, что бояться нечего. И все же было бы очень глупо и беспечно с его стороны взять и заснуть в недрах чужого корабля.

Проснувшись, Приликла почувствовал, что отдохнул. Голова у него была ясная, но несмотря на то, что источник излучения находился на расстоянии, равном половине длины корабля, он все же ощутил, что капитан сердится и волнуется.

Вернулся Приликла с чужого корабля, от слабости валясь с лапок, и, естественно, ничего внятного поведать капитану не мог при всем желании. И вот теперь друг Флетчер с нетерпением ожидал возможности поговорить с ним. Беда была в том, что все, что Приликла обнаружил на чужом звездолете, повергало его самого в такое смятение, что и теперь он вряд ли бы смог содержательно отчитаться о проделанной работе. Ему нужно было еще думать.

Трусость физическая и моральная наряду со стремлением откладывать неприятные разговоры на будущее были второй натурой цинрусскийца. Посему он, покинув каюту, направился через центральную шахту на медицинскую палубу и с помощью коммуникатора связался с патофизиологом Мэрчисон, которую попросил подробно рассказать о состоянии пациентов с «Террагара».

Мэрчисон сообщила ему, что состояние капитана Дэвидсона и двоих его подчиненных без изменений. Пациенты положительно отвечали на лечение, предпринимаемое в условиях временного изолятора. Им продолжали вводить внутривенно питательные вещества и успокоительные препараты. Мэрчисон сказала, что лично ей кажется, что все карантинные мероприятия, направленные на изоляцию пациентов от экипажа «Ргабвара», лишены всякого смысла, и что, на ее взгляд, разумнее было бы как можно скорее транспортировать пациентов на медицинскую палубу «Ргабвара» и вернуться в госпиталь, где можно было бы приступить к более интенсивному лечению больных. Она добавила, что всякие там разведки и налаживание контактов с компанией мыслящих роботов – это дело чисто техническое и медиков не касается.

Приликла, находясь на орбите, не мог, конечно, ощутить эмоционального излучения патофизиолога, но он вполне мог домыслить происходящее на станции и представить, как волнуются его подчиненные за пациентов. Кроме того, он понимал, что мониторы в отсеке управления воспроизводят все переговоры между кораблем и медпунктом, и поэтому все, что он сейчас мог сказать Мэрчисон, означало бы, что он более не сможет откладывать встречу и беседу с капитаном.

– Друг Мэрчисон, – негромко проговорил он, – я не предвижу скорого возвращения в госпиталь, поскольку положение дел здесь значительно осложняется. На чужом корабле обнаружены двое пострадавших инопланетян, которые, вероятно, также нуждаются в помощи.

– Пострадавших инопланетян? – саркастично переспросила Мэрчисон. – Сэр, вы уж простите, но не станем же мы здесь заниматься ремонтом каких-то треклятых роботов?