– Кэнни! – Доктор К. просиял. Сиял, пока не поднялся, не обошел стол и не смог получше меня разглядеть.

– Я добилась потрясающего прогресса, – попыталась я улыбнуться. – Посмотри на меня! Сорока фунтов проклятого жира как не бывало! И всего за несколько месяцев! – Я провела рукой по глазам. – Я худая. – По щекам покатились слезы. – Да, я худая!

– Присядь. – Он закрыл дверь. Обнял за плечи и увлек к дивану, на который я и села, всхлипывающая и жалкая. – Кэнни, Господи, что случилось?

– Я пошла погулять. – Язык вдруг стал толстым, жестким, непослушным, я чувствовала, что губы потрескались. Да и голос сел. – Я пошла погулять и заблудилась. Я заблудилась, а теперь вот пытаюсь найтись.

Он положил руку мне на голову, погладил.

– Позволь отвезти тебя домой.

На лифте мы спустились вниз, вышли из здания, он усадил меня в свой автомобиль. Перед этим доктор К. на секунду задержался в холле у автомата и купил банку холодной колы. Я тут же выхватила ее у него из рук и осушила. Он ничего не сказал, даже когда я громко рыгнула. По пути остановился у магазинчика на углу, купил литровую бутылку воды и апельсиновое мороженое на палочке.

– Спасибо, – просипела я. – Очень мило с твоей стороны. – Я пила воду, слизывала с палочки мороженое.

– Я пытался дозвониться до тебя. Звонил домой и на работу.

– Я очень занята, – ответила я дежурной фразой.

– Джой уже дома? Я покачала головой. Он посмотрел на меня.

– Ты в порядке?

– Занята, – вновь просипела я. Груди болели. Я глянула вниз и не удивилась, увидев на футболке два круглых пятна.

– Занята чем? – спросил он.

Я крепко сжимала губы. Не ожидала, что на «занята» диалог не закончится.

Остановив автомобиль на красный свет, он наклонился ко мне, заглянул в глаза.

– Ты в порядке?

Я пожала плечами. Водитель вставшей нам в затылок машины нажал на клаксон, но доктор К. не тронул автомобиль с места.

– Кэнни... – Голос его наполняла доброта. Одна-единственная слезинка поползла по щеке. Он потянулся, чтобы смахнуть ее. Я отпрянула как от огня.

– Нет! – взвизгнула я. – Не прикасайся ко мне!

– Кэнни, Господи, да что с тобой?

Я покачала головой, уставившись на свои колени, на тающие на них остатки мороженого. Какое-то время мы ехали молча. Тихонько урчал мотор, холодный кондиционированный воздух обдувал колени и плечи.

На следующем светофоре он вновь попытался заговорить:

– Как Нифкин? Не забыл мои уроки? – Доктор К. быстро глянул на меня. – Ты помнишь, как мы навещали тебя, да?

Я кивнула.

– Я не чокнутая, – ответила я, однако полной уверенности в этом у меня не было. Разве сумасшедшие знают, что они сумасшедшие? Или думают, что никаких отклонений от нормы у них нет, хотя они и ведут себя как безумцы, ходят по городу грязными, в разваливающихся кроссовках и с головой, настолько переполненной яростью, что она грозит взорваться.

Еще несколько кварталов мы проехали в молчании. Я не знала, что сказать, что сделать. Вроде бы мне следовало задать доктору К. какие-то вопросы, расставить какие-то акценты, но мозг словно застлал густой туман.

– Куда мы едем? – наконец выдавила я из себя. – Мне надо домой. Или в больницу, я должна туда вернуться.

Мы остановились на красный свет.

– Ты работаешь? – спросил доктор К. – В последние месяцы я не видел твоего имени...

Я так давно не вела обычной светской беседы, что мне потребовалось время, чтобы понять смысл его слов.

– Я в отпуске.

– Ты ешь как положено? – Он искоса смотрел на меня. – Или вопрос следует сформулировать иначе: ты что-нибудь ешь?

Я пожала плечами:

– Это трудно. С ребенком. С Джой. Я дважды в день хожу к ней в больницу, и я готовлю дом к ее приезду... Я много хожу, – закончила я.

– Это я вижу.

Еще несколько кварталов молчания, опять остановка на красный свет.

– Я думал о тебе, – первым заговорил он. – Надеялся, ты зайдешь или позвонишь...

– Так я и зашла, не так ли?

– Я думал, мы сходим в кино. Или опять в тот ресторан. Слова его звучали так странно, что я рассмеялась. Какое кино, какой ресторан, если в мыслях у меня только дочь и ярость?

– И куда ты шла, когда заблудилась?

– Гуляла, – выдохнула я. – Просто пошла прогуляться. Он покачал головой, но не стал развивать тему.

– Позволь пригласить тебя к себе. Я приготовлю обед. Я обдумала его предложение.

– Ты живешь далеко от больницы?

– Ближе, чем ты. И я отвезу тебя туда по первому слову. Я кивнула, сдаваясь.

Я тихонько стояла, пока лифт поднимался на шестнадцатый этаж, пока доктор К. открывал дверь, заранее извиняясь за беспорядок, пока спрашивал, по-прежнему ли мне нравится курица и не хочу ли я позвонить. Насчет курицы я кивнула, насчет позвонить покачала головой, прошлась по его гостиной, провела рукой по корешкам его книг, посмотрела на фамильные портреты, смотрела, но не видела. Он исчез на кухне и тут же появился с полными руками: махровое полотенце, тренировочные штаны, футболка, маленькие кусочки мыла и бутылочки шампуня с логотипом одного из отелей Нью-Йорка.

– Не хочешь освежиться? – предложил он.

В большой и чистой ванной комнате я сняла футболку, потом шорты, попыталась вспомнить, когда они были чистыми. Сложила раз, другой, потом плюнула и просто бросила в корзину для грязного белья. Долго стояла под душем с закрытыми глазами, ни о чем не думая, лишь ощущая льющуюся по лицу воду. «Найдись, – сказала я себе. – Постарайся найтись».

Когда я вышла из ванной, одетая, с высушенными полотенцем волосами, доктор К. уже ставил на стол еду.

– Добро пожаловать, – улыбнулся он мне. – Тебя это устроит?

На столе я увидела овощной салат, жареную курицу, картофельные оладьи. И пахла еда отменно... впервые за долгое время запахи не вызывали у меня отвращения.

– Спасибо.

Он навалил мне полную тарелку, ничего не говорил пока я ела, лишь пристально наблюдал за мной. Если я отрывала глаза от еды, то встречалась с ним взглядом... он не таращился на меня, просто наблюдал, как я ем.

Наконец я отодвинула тарелку.

– Спасибо, – повторила я. – Очень вкусно.

Он отвел меня к дивану и вручил керамическую миску с шоколадным мороженым.

– «Бен и Джерри», – пояснил он. Голова у меня еще плохо соображала, я вдруг стала вспоминать сладости которые он приносил мне в больницу. Мороженое «Бен и Джерри» как-то с ними вязалось... – Помнишь, как на занятиях мы говорили про мороженое?

Я лишь смотрела на него, ничего не помнила – Когда речь шла о продуктах, которые вызывают цепную реакцию обжорства? – задал он наводящий вопрос Я вспомнила, хотя произошло сие миллион лет назад. Казалось невероятным, что когда-то я могла говорить о моих любимых блюдах, вообще могла есть... не только есть, но и жить нормальной жизнью. Ходить в рестораны в гости на прогулки, в кино. Неужто такая жизнь могла вернуться? Уверенности не было... но я подумала, что попытаться-то можно.

– Ты помнишь любимые блюда всех своих пациентов? – спросила я.

– Только пациентов-любимчиков. – Он сидел в кресле и наблюдал, как я ем мороженое, наслаждаясь каждой ложечкой. Я вздохнула, когда миска опустела. Давно уже я так хорошо не ела. Давно еда не была такой вкусной.

Он откашлялся. Я поняла, что мне пора уходить. Возможно, на вечер у него свои планы. Возможно, он собирался на свидание. Я порылась в памяти. Какой нынче день? Рабочий или уик-энд?

Я зевнула, доктор К. мне улыбнулся.

– Ты выглядишь такой усталой. Почему бы тебе не отдохнуть? – Голос добрый, успокаивающий. – Выпьешь чаю а не кофе, да? – Я кивнула. – Сейчас вернусь.

Он ушел на кухню, я вытянулась на диване и когда он вернулся, из последних сил боролась со сном. Веки стали очень уж тяжелыми. Я опять зевнула, попыталась сесть, он протянул мне фаянсовую кружку.

– Что ты сегодня делала? – спросил он.

Я отвернулась, протянула руку к одеялу, которое висело на спинке дивана.