Сергей расхаживал из угла в угол, и его лицо было решительным и суровым.
Витуня отчаянно сосала за столом своего карандаша, словно хотела что-то высосать из него.
Лишь Витька настрочил сразу и бросил бумажку в кастрюлю.
Я участия в конкурсе не принимал, потому что согласен был на все — лишь бы грачонок оставался моим! Да и выдумки я не очень…
Наконец все бросили бумажки в кастрюлю. Я перемешал их, и Витуня вытащила.
— «Бу-це-фал»! — удивленно прочитала она.
— Что, что?! — переспросил Сергей.
— Буцефал, вот что! — ответил вместо Витуни Славка, потому что это была его бумажка.
— Сам ты Буцефал! — засмеялся Сергей. — Ты хоть знаешь, что оно такое — Буцефал?
— Так зовут моего хомяка.
— «Хомяка»! — опять засмеялся Сергей. — Так звали коня Александра Македонского. Или, может, ты не слышал, кто такой Македонский?
— Это его дядя! — встрял Витька.
— А ты — «тетя», — обиделся Славик. — Не все ли равно, кто такой Буцефал! Красиво — и все. А вы просто завидуете, что сами такого не придумали. И он отвернулся к окну.
— Ну подумай сам, — подошел к Славе Сергей, — разве можно сравнивать хомяка с птицей?
— А почему нет! — отозвалась Витуня. — Вот моего кота зовут Вася, как и Славиного папу. Ну и что же здесь плохого?
Мы едва не задохнулись от смеха. А Славик вернулся к Витуне, блеснул глазами, и… взмахнул рукой:
— Сама ты Вася! Ну хорошо, тяни еще.
Витуня достала второго бумажку и прочитала:
— «Гри-ня»!
— Ну как? — заволновался Витька, и мы поняли, что это его бумажка.
— Как будто неплохо, — рассудительно сказал Сергей и повторил: — Гри-ня…
Я хотел возразить, что это слишком просто для грача, и из коробки вдруг раздалось:
— Кр-ри-а! Кр-ри-а!
Казалось, грачонок повторяет: «Кр-ра-а!» — «Гриня!»
— Вот и ему нравится! — обрадовался Витька. Это меня убедило.
— Согласен! — сказал я. — Кто за? Против? Единогласно! И мы все обрадовались, что так легко решили эту сложную проблему — дать грачонку имя.
— А как тебе пришло в голову назвать его Гриней? — поинтересовался я у Витьки.
— Очень просто. Когда мы звонили к тебе, я услышал, как он кричит, то сразу и подумал: очень похоже на «Гриню».
Я забыл вам сказать, что наш Витя — поэт. Он всегда что-то рифмует или ищет одинаковые слова, к примеру — чайник-чайка-чашка или еще как-то… Правда, нам Витька свои стихи не читает. И вот почему. Когда только мы переехали в наш дом и познакомились, ресниц выбежал во двор и спросил:
— Хотите, стихи вам почитаю? Сам сочинил!
— Давай, — не очень искренне обрадовались мы, потому что как раз обсуждали последнюю победу киевского «Динамо».
Витька забрался на качели, взмахнул неизвестно зачем рукой и начал:
Светило солнце, птица пела,
а я домой шагал.
Вдруг из-за угла
с громким веселым «гав!»
рыжий и косолапый
появился пес и встал.
— Привет, кудлатохвостий!
я поздоровался с ним.
Пойдем ко мне в гости,
ты, наверное, проголодался?
Я дам тебе варенья,
конфет полную горсть,
сладкий ломоть дыни.
Ну что, рыжий, пойдем?
И пес в гости не захотел,
дослушал пес меня — и убежал…
«Тем хуже для рыжего!»
подумал я о нем,
подумал — и зашагал.
Что тут началось — не представляете! Мы схватились за животы и попадали на землю, потому что смех просто душил нас.
— Ну как? — поинтересовался Витька.
— Высший класс! — хихикнул Славка.
— Карл-сон-чик наш! — продекламировал Сергей, и мы еще сильнее расхохотались.
Тут Витька понял, что смеемся мы не из стихов, а из него, толстого и краснощекого, словно девчонка. Он всхлипнул и ринулся прочь. За несколько дней мы помирились, но стихов своих Витька нам больше не читает.
«Ничего, — думал я, — лишь бы не бросал писать. Станет когда-то всемирно известным, и мы вспомним, как слышали его первое выступление!»
Такой он, наш Витя! Поэтому ясно, что придумать какое-то там имя — для него пустое! Наконец все насмотрелись на Гриню досыта и стали собираться домой. Тут позвонили в дверь. Я попросил ребят подождать и побежал открыть.
За дверью стоял незнакомец. Под мышкой у него был черный облезлый портфель, а на голове сидела странная зеленая шляпа.
— Здравствуйте, молодой человек! — как-то слишком вежливо поздоровался он. — Это вы — Юрий Почепцов?
— Да, — ответил я.
— И это вы повесили объявление?
— …Объявление? — начал я, и вдруг все понял. «Он! Хозяин Грини!..» — подумал я, и в груди у меня похолодело…
Скажи «привет!»
— Может, пригласите меня в квартиру, или так через порог и будем разговаривать? — нарушил тишину незнакомец.
— Извините! — смутился я. — Заходите, пожалуйста.
— А это что за собрание? — поинтересовался он, когда увидел ребят.
— Никакое не собрание! — возразил я. — Мы просто так… Вы проходите на кухню, он там.
— Что — «он»? — удивился незнакомец.
— Не «что», а «кто»! — поправила его Витуня. — Потому что он живой.
— Конечно, «кто»! — сказал я. — Ваш Гриня.
— Простите, но я не очень понимаю, о каком Грине вы говорите. Нет у меня никаких Гринь!
— Как нет?! — удивился теперь Сергей. — А ваш грачонок?
— А, так вы о граче! — наконец понял незнакомец. — Так бы и говорили, а то «он», «Гриня»! А вы почему, собственно, решили, что он мой? Вы знаете, кто я?
— Конечно, знаем! — ответил Славик. — Вы его хозяин.
«Плохой хозяин!» — подумал я, и промолчал.
— Вот и не угадали! — улыбнулся незнакомец. — Я — ваш новый управдом! Хе-хе…
— Вы… правду говорите? — не поверила Витуня.
— Девочка! — строго оборвал ее управдом. — Запомни: Зиновий Всеволодович Панько, то есть я, всегда говорит правду!
— Извините нас, Зиновий Всеволодович! — зашумели сразу все. Мы это… ну, мы того…
— Я вижу, что вы «это» и немного, видимо, «того», но, — и он посмотрел на меня, — запомните раз и навсегда, гражданин Почепцов: никаких объявлений без моего разрешения вывешивать нельзя! В нашем доме, который борется за звание лучшего в районе, возле первого подъезда есть специальная доска для объявлений и объявлений. Двери — не для этого! Ясно?
— Ясно! — ответили мы как один.
— Тогда бывайте и об этом не забывайте! — заговорил вдруг стихами управдом и сам удивился. — Ах ты, поэт!.. Ну хорошо, ушел. А объявление снимите, «товарищи граждане»!
— Кажется, все! — сказал Славик, и мы облегченно вздохнули.
— Нам тоже пора. Бывай! — попрощались ребята. — А объявление мы снимем.
Они помахали Грине — нашему Грине! — и пошли, а я накормил грачонок и сел за уроки.
Скоро пришел папа.
Он заглянул в кухню и сразу — точь-в-точь как я у ребят спросил у меня:
— Ну как?!
— Люкс! — ответил я словцом Сергея, и папа счастливо улыбнулся.
— Ты уроки делаешь? — заметил он. — Делай, делай, потом расскажешь.
Папа отрезал хлеба и сыра, налил чаю и спросил:
— Ты прости, я на минутку. Можно, я побуду с ним… с грачонком?
— Конечно, можно! — щедро разрешил я, потому что прекрасно знал: папа тоже давно мечтал о нечто живом.
— Я немножко, пока ты учишь, — обрадовался папа, взял коробку с Гриней и поспешил к себе.
А когда я справился с уроками, мы с папой сидели на кухне и разговаривали. Я рассказал ему про все наши приключения. А потом папа рассказал мне о грачах.
Оказывается, они живут почти во всех уголках Советского Союза, а весной прилетают первыми. Гнездятся они огромными колониями и из года в год возвращаются на старые места. Грачи уничтожают вредных насекомых, очищают леса и поля, и что интересно — их можно научить разговаривать! Конечно, не так хорошо, как человека, но хоть несколько слов.