Я встал и поспешил на кухню, к коробке. Из нее слышался стук. Видимо, грачонок уже проснулся и прыгал по своему дому. Я заглянул в коробку и увидел его, веселого и еще более черного, чем вчера. Перед ним стояла тарелка с кашей. Видно было, что грачонок уже позавтракал: по всей коробке валялись крошки.
— Привет! — сказал я грачонку.
— Кр-ры-ы! — ответило оно вдруг и радостно замахало крыльями.
И тут я увидел, что с крыльями у него не все в порядке! Я вытащил его из коробки и внимательно рассмотрел. Так и есть. Крылья ему кто-то подрезал. А это означало одно: в грачонка уже есть хозяин!
Нечего и говорить, как я расстроился. Теперь не оставалось надежды, что грач будет моим. Я опустил его на пол, а сам пошел в ванную, умылся, оделся, убрал кровать и вернулся на кухню — завтракать.
Дома снова никого не было…
Как мне это надоело! Почти никогда не бывает дома родителей, — так они заняты. Даже ни с кем поговорить, когда тебе грустно. Не пойду же я к Славе в семь утра! Вот и сиди себе и грусти… Папа уходит на работу, когда я еще сплю, потому что ехать ему далеко, с двумя пересадками, автобус и метро. А мама утром всегда куда-то бежит — то в магазин, то на базар, то еще куда. А сегодня пошла в парикмахерскую очередь занимать. У нее вечер в школе, и она должна быть красивой… Мама у меня и так всегда красивая, и ей почему-то обязательно понадобилась еще и прическа!
Я привык, что, когда утром нет никого, мама оставляет записку. Вот, кстати, и она! Ну-ка, посмотрю…
«ПЕРВОЕ: не забудь убрать кровать».
Ну вот, опять о кровати! Всегда мама напоминает, хоть я и сам помню… Что же там дальше? Ага!..
«ВТОРОЕ: пей молоко с детским творожком».
Конечно, творожок! Можно было и не писать…
«ТРЕТЬЕ: не забудь закрыть холодильник и закрой дверь на оба замка!»
Каждый раз — «оба замка», как будто их десять! Что там еще?
«ЧЕТВЕРТОЕ: будь в три дома — есть важный разговор».
Буду, куда же я денусь! Разве что со Славой прошлись бы, так у него тренировки, он с первого класса гимнастикой занимается. Ну вот, вроде последнее!..
«ПЯТОЕ: мы с папой вчера решили — грачонок остается у нас».
У меня аж дух перехватило! Я тряхнул головой и перечитал последние слова. Да, я не ошибся! Вот, пожалуйста, черным по белому:
«ГРАЧОНОК ОСТАЕТСЯ У НАС»!
Я подскочил чуть не до потолка и заорал:
— Ура! Да здравствует мама! Пусть живет папа! Ура-а-а! Он — мой, мой, мой!..
Видимо, я своим визгом напугал бедную птицу, потому грачонок крикнул и с разгона пустился в коробку, забился в угол и даже не шевелился.
Я потанцевал вокруг стола, еще трижды крикнул «ура!» маме и папе и вытащил испуганного птицы из его тайника.
— Ты представляешь, как тебе повезло! — начал было я, но сразу же исправился. — Ой, извини! Не тебе, а нам, нам с тобой! Теперь ты мой, а я — твой навсегда! Понимаешь, на-всег-да!..
И я чуть не заплакал от счастья, но вовремя вспомнил: мужчина я или не мужчина, как любил говорить папа, — и только чмокнул грачонка в крыло. А он, мой дорогой, мой хороший, клюнул на радостях меня просто в плечо. И совсем не больно, вот ни капельки не больно, а по-дружески, по-родному!
Конечно, детский творожок я проглотил за полминуты, и он показался мне таким сладким, как никогда. Тут я взглянул на часы — и вовремя! Было уже восемь. Я быстро собрал портфель, попрощался с грачонком, закрыл дверь на два замка и поспешил в школу.
На улице я вдруг вспомнил, что не выучил заданного стихотворения, а Татьяна Никитична может вызвать меня. Я на ходу вытащил учебник, чтобы запомнить хоть строчку. Портфель я зажал под мышкой, развернул книгу на нужной странице и прочитал:
Поздняя осень.
Грачи улетели…
Ну и чудеса, так это же про грачей! Я несколько раз пробежал глазами страницу, и стих сам собой запомнился. И так крепко, что я не сомневался: разбуди меня среди ночи и спроси — сразу же его прочитаю!
В класс я влетел вместе со звонком.
Запыхавшись, поздоровался со Славиком и тяжело бухнулся на скамейку.
— Ну что, выучил? — вместо приветствия поинтересовался Славик.
— Еще как! — гордо ответил я. — Даже повторять не буду.
— Тогда подними руку, я не успел, — прошептал Слава мне на ухо, потому что в класс уже заходила Татьяна Никитична.
Все обошлось как нельзя лучше! Таки счастье на свете есть! В этом я наконец убедился. Во-первых, мама и папа оставили грачонка. Во-вторых, пятерка за стих тоже чего-то стоит. И, в-третьих, я спас Славку. Получи он двойку — и тренер не пустил бы его на гимнастику, пока не исправит. А Славик же без гимнастики — как рыба без воды!..
Хорошо идти домой, когда тебя ждут! Даже ботинки поют, а прохожие улыбаются тебе, как давнему знакомому. Красота, когда в тебя кто-то есть, кому ты нужен!
Разумеется, прежде всего я нужен папе и маме. Но одно — быть нужным родителям и совсем другое — грачонку. Маме и папе я нужен, потому что я их сын… А грачонку — чтобы я заботился о нем. А это здорово, когда тебе есть о ком заботиться!
Я припустил сильнее и уже через несколько минут был дома. Только тут я вспомнил, что у грачонка уже есть хозяин, и мне стало плохо. Я вообразил, что хозяин отыскался и забрал грачонка. И когда я зайду в квартиру, на кухне будет стоять пустая коробка из-под телевизора.
Напуганный этими мыслями, я забыл про лифт и почти взлетел на восьмой этаж.
Трудно писать объявления!
— За тобой что, волки гонятся? — спросила мама, открывая мне дверь. — У тебя же есть ключи. Или ты потерял их?
Нет, не потерял, а просто забыл о них.
— Где он?! — крикнул я.
— Кто «он»? — удивилась мама. — Грачонок!
— Где же ему быть: сидит и кашу уплетает, — улыбнулась мама, когда поняла причину моего волнения. — Мой руки и садись обедать. Заодно поговорим, ибо я скоро ухожу.
Я вымыл руки, плеснул холодной водой в лицо — так разгорячился! — и поспешил к маме.
— Ишь, куда залез! — кивнула мама на карниз.
Я взглянул на окно и увидел, что грачонок сидит под самым потолком и спокойно чистит свои черные, почти металлические, перья.
— Привет! — воззвал я к нему.
Грачонок бросил чиститься, повело на меня глазом и радостно крикнул:
— Кр-ры-ы!
На его языке это, видимо, означало: «Привет! Я за тобой соскучился».
— Если оно так будет орать, — недовольно заметила мама, — мы все оглохнем.
— Мамочка, — заверил я, — это он по мне соскучился. А на самом деле он очень спокойный!
— Садись, борщ остынет, — перебила мама и села напротив меня.
— Итак, — начала она торжественно, — мы с папой решили…
— Мамочка, дорогая! — воскликнул я, и мама оборвала мой пыл:
— Я не закончила! Так вот, мы его оставляем, но при одном условии: будешь ухаживать ты сам…
Я вновь открыл рот — заверить, что лучшего условия и не придумать, но мама строго подняла палец, и я стал слушать дальше.
— … И, конечно, чтобы это не отражалось на уроках. Одно замечание — и…
— Ни одного! — не утерпел-таки я. — Ни одного замечания с сегодняшнего дня! Сейчас увидишь…
Я выскочил из-за стола и выбежал в коридор, где стоял мой портфель.
— Как ты думаешь, мама, что это? — гордо протянул я маме дневника.
— Ой! — только и сказала мама, словно не верила глазам своим. Пятерка! По литературе! Дай я тебя поцелую, детка!
Опять — «детка»! Но я притворился, будто не слышал, и повис у мамы на шее.
— Итак, договорились, — сказала мама, когда наконец освободилась от моих объятий. — И чтобы мы с папой не напоминали о твоих обязанностях. Ты отвечаешь за жизнь птицы. Не забывай об этом. Все!
