После обмена учтивостями началась трапеза. Слуги разносили бесчисленные перемены блюд, подавая их сперва на главный стол, а потом, обнося гостей, кто был ниже рангом. Ральф с Монфором восседали за столом по правую руку от Бальдемара, тогда как Ребекку посадили слева от него. За тем же столом расселись и благородные господа из королевской свиты. Атмосфера была сугубо официальной; барон прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы все происходило согласно церемониалу, так как король Ральф вполне недвусмысленно дал понять, что прибыл сюда исключительно из соображений, связанных с его августейшими обязанностями. Монфор держался с большой непринужденностью, безуспешно пытаясь завести застольный разговор. Ребекка решила, что этот молодой человек ей нравится, а вот его отец — ужасный зануда. Она еще подумала, все ли короли бывают такими, о любом случае, она не обращала на них обоих особенного внимания, так как с нетерпением дожидалась появления Цадока. В других обстоятельствах ее увлекли бы и выступления других артистов, сменявших этим вечером один другого, но сейчас она была слишком взволнована предвкушением настоящего волшебства. Выступление каждого из актеров увенчивалось сдержанными аплодисментами, потому что именно так хлопал король, а остальные гости следовали его примеру. Ральф мало ел, мало говорил и презрительно кривился, если какой-нибудь из артистических номеров вдруг оказывался ниже всякой критики. Бальдемар, подражая сюзерену и стараясь уловить его желания, прогонял то одного, то другого артиста или музыканта еще до того, как тот успевал исполнить свой номер. И каждый раз Бальдемар надеялся на то, что уже следующий выход актеров будет удостоен августейшими хлопками.

В конце концов, после долгого представления, которое показалось Ребекке целой вечностью, когда пир был уже почти завершен, кубки наполнили вновь, потому что пришла пора главного из назначенных на этот вечер аттракциона. Цадок оказался мужчиной высокого роста с угольно-черными волосами, приятным лицом и изящными длиннопалыми руками. Черный плащ с красным подбоем, мягко облегавший его фигуру, придавал ему несколько зловещий облик. Его сопровождала красивая молодая женщина, внешность которой резко контрастировала с наружностью самого фокусника. Пышноволосая, маленькая, с изящной фигуркой, точеными формами и хорошеньким улыбающимся личиком, она вкатила в зал стол на колесиках. Вдвоем Колдун и его помощница производили ошеломляющее впечатление, и маленькая Ребекка затаила дыхание.

— Меня зовут Цадок, по прозвищу Колдун, — начал фокусник, и его басовитый голос раскатился по залу. — Нижайше кланяюсь Вашему Величеству, принцу Монфору и барону Бальдемару. — И они с ассистенткой действительно отвесили низкий поклон. Вновь выпрямившись во весь рост, Цадок продолжил: — Господа и дамы! Я принесу в ваше собрание волшебство и чудо.

Произнеся это, он широко развел руки и раскрыл их и внезапно в каждой появился алый цветок. Публика судорожно вздохнула, кое-кто захлопал в ладоши, и Цадок начал свое представление. Из его стиснутого кулака один за другим потянулись цепочкой разноцветные носовые платки; по воздуху без какой бы то ни было поддержки поплыли воздушные шары; вещи, одолженные у публики, то бесследно исчезали, то вновь появлялись на столике у его помощницы; невесть откуда взялось великое множество цветов, которые были тут же почтительно вручены присутствующим в зале дамам. Все эти фокусы сопровождались странными телодвижениями как самого Цадока, так и его помощницы, а также громкими и беспрерывными разглагольствованиями фокусника. Это страшно огорчало Ребекку, потому что лишало ее возможности сосредоточиться на волшебстве. Да и в целом действо не производило на нее особенного впечатления, она рассчитывала на куда как большее.

— А сейчас, — объявил Цадок, — я из воздуха создам живую тварь!

Он встал рядом со столиком и описал рукой в воздухе плавную дугу. Молодая женщина проделала то же самое — и в том же драматическом стиле, — но Ребекка полностью проигнорировала все эти ухищрения. Куда больше интересовала ее сейчас другая рука Цадока, та, которую фокусник держал под плащом. Девочка заметила там какое-то легкое движение, блик чего-то белого, и когда словно бы ниоткуда в руках у Цадока появилась и нежно затрепетала белая голубка, Ребекка сразу сообразила, откуда та на самом деле взялась. А все остальные бурно аплодировали, пока голубка, выпущенная фокусником из рук, летала по воздуху и когда она, наконец, опустилась в руки его ассистентки. Тем временем Ребекка не спускала глаз с Колдуна, и ей удалось заметить еще одно потаенное движение в складках плаща. И когда вторая голубка взмыла в воздух, девочка решила поделиться своим открытием с окружающими.

— Она была под столом, — прошептала она.

— Тише, малышка, — зашипел на нее Бальдемар.

— Но я же видела!

Ребекка заговорила уже громче.

Кое-кто обратил на нее внимание, и барон потемнел от гнева.

— Молчать! — рявкнул он.

Ребекка подчинилась, даже не заметив, какое замешательство вызвали ее слова.

После небольшой паузы, по знаку Бальдемара, Цадок продолжил выступление. Переглянувшись с помощницей, он отпустил вторую голубку на волю. Публика в зале принялась следить за ее полетом, все, кроме Ребекки, и Колдун понимал это. Когда он начал выпускать третью голубку, его пальцы дрогнули, и теперь все увидели, где он ее прятал.

Ребекка поднялась с места и торжествующе указала пальцем.

— Вот, — взвизгнула она. — Он все время чем-нибудь вертит, чтобы мы не смогли уследить за его руками!

Цадок замер, лицо его перекосилось, во всем большом зале наступила мертвая тишина.

— Сядь и успокойся, — шикнул на Ребекку важный господин, сидевший слева от нее, но девочка слишком рассердилась, чтобы обратить на него внимание. Не этого ожидала она от представления, совсем не этого. Ее просто дурачили!

— Поколдуй по-настоящему, Колдун! — выкрикнула она. — Верни мне мою мамочку!

— Ах ты, идиотка малолетняя, — прохрипел Бальдемар, отчаянно стараясь не сорваться на крик. Он грубо схватил дочь за руку и практически швырнул ее в объятия к нянюшке, которая уже спешила к главному столу, и на ее добродушном лице было написано недоумение. — Забери ее, — стиснув зубы, пробормотал барон, лицо у него побагровело от ярости и возмущения. — И чтобы я это злосчастное дитя больше не видел!

Заплакавшую Ребекку вывели из зала. Бальдемар извинился перед собравшимися и жестом приказал Цадоку продолжить представление. Уже на выходе Ребекка сообразила, что ее опозорили, и ей захотелось спрятаться от всего мира, спрятаться от бесцеремонных и насмешливых глаз. И, тем не менее, она успела подметить, что юный принц взирает на нее с куда большей снисходительностью, чем остальные гости.

И вот она очутилась в темном коридоре, ее повели в детскую, а разочарование из-за несбывшихся надежд только преумножило обиду и тоску. Девочка вспомнила слова, сказанные Эмер, слова, которые поначалу значили так мало, но зато потом четко запечатлелись в ее подсознании. «Она стала частью Путины». И только волшебство может вернуть ее. И, вспомнив, заплакала еще пуще.

— Сюда, сюда, солнышко, — забормотала нянюшка. — Все будет хорошо.

Гневная выходка барона устрашила нянюшку, но сейчас для нее имело значение лишь самочувствие ее питомицы.

— Он не настоящий колдун, — выдохнула Ребекка. — Так чего ради он притворяется?

— Это прозвище — и только. Он циркач — а так у них повелось с незапамятных времен.

Нянюшка говорила ласково, но маленькая Ребекка не поддавалась ни на какие утешения.

— А ты говорила, что он настоящий колдун, — всхлипывая, упрекнула она.

— Да я и не поняла, что тебе нужно, — оправдывалась нянюшка, расстроившись из-за того, что и сама оказалась отчасти виновата в разыгравшемся скандале. — Ты ведь знаешь, какая я старая дура.

— Если бы он был настоящим колдуном, он смог бы вернуть мою мамочку, — жалобно пролепетала Ребекка.

— Не думаю, милая ты моя. Твоя мамочка стала частью Паутины.