Он выискивал дорогу вокруг серого чистилища площади, прижав ладонь ко рту и стараясь не выкашлять легкие. Чтобы добраться до дальнего края Дворца культуры у него ушел почти час. К этому времени большая часть пыли осела, к тому же его дополнительно прикрыла громада здания. Он снова мог дышать. Движения стали быстрыми и целеустремленными. Ему нужно было средство передвижения, но с возможностью маневрировать в запутанном хаосе улиц. В полукилометре от площади он нашел искомое. Человек сидел на работающем вхолостую мотоцикле. Песня застигла его перед самым отъездом. Корвус попытался столкнуть его, но тот был таким же неподвижным и прикованным к месту, как и губернатор. Корвус застрелил его. Сбрасывая труп с мотоцикла, он говорил себе, что человек уже был мертв. Если бы Корвус не проявил к нему милосердие, это случилось бы как-нибудь иначе. Распространяющийся пожар. Падающие обломки. А если бы не произошло никакой насильственной смерти, то…

Корвус уставился на поющих пешеходов и задумался над смыслом увиденного. Он был убежден, что ничто уже не могло освободить жертв после того, как песня получала над ними власть. Так что они будут стоять, ничего не делая, там же, где их накрыло. Не будут спать. Не будут есть. Не будут пить. Корвус увидел конечный результат, а с ним и первый спасительный проблеск. С окрепшим чувством долга он вскочил на мотоцикл и уехал.

К тому моменту, как город остался позади, шел первый час после рассвета. Покинув холмы Палестрины, Корвус поехал еще быстрее по иссушенным грязевым равнинам. Вода этой некогда плодородной земли ушла на утоление жажды города. На горизонте звезды заслоняла тень горы Горек. У ее основания виднелись крохотные огоньки. Они и были его целью и надеждой.

У базы земля вновь начинала подниматься вверх. Он приблизился к главным воротам и не услышал пения. Стена представляла собой железный заслон высотой в пятьдесят метров — покатый гофрированный заслон силы. Каждые десять метров по всей двухкилометровой протяженности стены были выбиты гигантские аквилы, еще более темные, чем чернота железа. Из-за стены слышалась работа двигателей, звуки стрельбы с полигонов и марширующих ботинок. Звуки дисциплины. Она ощущалась с самого момента прибытия. Если часовые и удивились, увидев его запыленным и изможденным на гражданском средстве передвижения вместо штабного автомобился, то не подали виду. Они четко, как машины, отсалютовали и открыли перед ним ворота. Он вошел в форт Горек, обещавший спасение.

По эту сторону стены располагалось место без искусства и музыки. У Корвуса свалился груз с плеч, когда он увидел размеренный барабанный ритм военной мощи. Ее сила доходила до совершенства, но, во имя Трона, чуть также не была утрачена. Днем ранее поступил запрос от капитана базы Иеронима Тарранта. Принимая во внимание важность такого события планетарного масштаба, как новое сочинение Гургеса Парфамена, не позволит ли полковник сделать перерыв в тренировках, чтобы солдаты могли послушать вокс-трансляцию концерта? Корвус не просто с ходу отказал в запросе, он запретил все виды приема и передачи представления. Ему нужны солдаты, сообщил он Иерониму. Если бы ему были нужны дилетанты, он бы нашел целую кучу в ложах Дворца культуры. Направляясь на концерт, Корвус ломал голову относительно мотивов этого своего распоряжения. Ревность? Неужто он настолько мелочен? Теперь он знал, что это не так и он был прав. Задача баз вроде этой — поддерживать Гвардию в состоянии постоянной готовности, потому что война может начаться в любую секунду.

Как это случилось сейчас.

Он пересек строевой плац, направляясь к приземистой командной башне в задней части базы, примостившейся к базальтовой стене горы. Корвус едва успел слезть с мотоцикла, когда из башни появился трясущийся Иероним. Он был бледен и почти безумен, но не забыл отсалютовать. Дисциплина, подумал Корвус. Она уже их спасла. И приведет к победе.

— Сэр, — произнес Иероним. — Вы знаете, что происходит? Нас атакуют? Мы не можем ни с кем связаться.

— Да, мы на военном положении, — ответил Корвус, быстро шагая к двери. — Никто на базе не имел внешних контактов за последние десять часов?

Иероним покачал головой.

— Нет, сэр. Какая-то бессмыслица. Все, кто выходит с нами на связь, шлют что-то похожее на музыку.

— Вы слушали? — прервал его Корвус.

— Всего пару секунд. Когда мы обнаружили, что повсюду какая-то чушь, мы выключили звук. Никто не передает ничего связного. Даже «Коса правосудия».

Итак, лигетский флагман пал. Это не удивило Корвуса, однако он все равно обнаружил, что ощущает смятение. Но то обстоятельство, что база пережила передачи, кое о чем ему сказало. Зараза получала контроль не сразу. Он припомнил, что хор и аудитория не начали петь, пока Гургес не довел рефрен до конца. Похоже, содержащееся в песне послание должно было быть завершено, чтобы она смогла поглотить слушателя.

— Что вы предприняли? — спросил он Иеронима, пока они шли по лестнице в командный пункт.

— Разослали по всем частотам запросы о подтверждении приема сообщения. Я перевел базу в состояние повышенной готовности. А поскольку мы ни от кого ничего не услышали, я отправил сигнал бедствия.

— Хорошо, — произнес Корвус. Если только этот сигнал принесет пользу, подумалось ему. До того момента, как сообщение будет получено, и придет помощь, пройдут недели или месяцы. К этому времени битва за душу Лигеты будет уже либо выиграна, либо проиграна. Певцы умрут от голода, кто-то выживет, чтобы собрать уцелевшее, либо же не останется никого.

Когда Корвус и Иероним вошли в командный центр, офицер связи поднял глаза от ауспика.

— Полковник, — отсалютовал он. — В нашу систему только что вошел крупный боевой корабль.

— В самом деле?

Быстро. Невероятно быстро.

— Он нас приветствует, — сообщил старший вокс-оператор.

Корвус рванулся через комнату и сорвал с головы оператора наушники.

— До дальнейшего распоряжения все сообщения принимаются в текстовом виде. — приказал он. — Без исключений. Это ясно?

Оператор кивнул.

— Опознайте его, — продолжил Корвус. — Запросите идентификационные данные.

Солдат повиновался. Корвус подошел к пластековому окну и, ожидая, стал смотреть на базу. Пять тысяч человек. Позиция на возвышенности и легко обороняется. Средства у него есть. Нужно всего лишь понять, как сражаться.

— Полковник, получено сообщение.

Корвус повернулся к вокс-оператору. Голос того звучал как-то неправильно, словно у человека, внезапно осознавшего тщетность своего существования. Он таращился на устройство хранения данных. Лицо посерело.

— Зачитайте, — произнес Корвус, взяв себя в руки.

— «Приветствую, имперцы. Говорит «Терминус Эст».

Когда корабль вырвался в реальное пространство Лигетской системы, Тифус вошел в стратегиум.

— Множественные сигналы, повелитель, — сообщил дежурный по мостику.

Ну, разумеется. Вряд ли Империум оставил бы Лигету без защиты флота. Громада Тифуса двинулась к основному оккулусу. Они были уже достаточно близко, чтобы видеть рой имперских крейсеров и оборонительных спутников.

— И сколько из них на атакующем курсе? — поинтересовался Тифус. Он знал ответ, но хотел испытать удовлетворение, услышав его.

Офицер дважды взглянул на гололитический дисплей, словно сомневаясь в поступающих сообщениях.

— Ни одного, — сказал он через мгновение.

— А сколько целятся в нас?

Еще одна непродолжительная пауза.

— Никто.

Тифус загудел и зажужжал от удовольствия. Насекомые, паразитировавшие на нем и составлявшие его личность, затрепетали и завозились от волнения. От их движения броня пошла волнами. На мгновение он позволил себе насладиться впечатлением, великолепным и ужасающим парадоксом существования. Болезнь была неиссякаемым источником восхищения в своем союзе со смертью и жизнью без границ. Ему доставляло удовольствие распространять проповедь этого парадокса, урок гниения. Оккулус перед ним демонстрировал, сколь хорошо этот урок был усвоен.