Японские стихи Не люблю я японское суши, И романтики нет в харакири, И язык неприятно мне слушать, И сидеть из картона в квартире. Мы сейчас подражаем японцам, Что-то ищем себе в дзен-буддизме, Мы уже поклонялись Солнцу И себя истязали в марксизме. Мы не пишем стихи по-немецки, Гёте тоже не брался за русский, Но в руках мы держали нецке, Пили чай на коленках вприкуску. Не читают японцы хокку, Что написаны где-то в России, И без суши прочистят глотки, Чтобы им острова возвратили. Мы всегда подражаем кому-то, Все культуры своей чуждаясь, Мы уже научились чему-то, Потихоньку в себе возрождаясь. Два самурая Где-то в преддверии рая Встретились два самурая. Молоды оба, еще горячи, Сразу скрестили друг с другом мечи. Оба из школы сенсея Мусаси, Оба учились в «хейко-до» классе. Словно два друга сошлись на попойке, Выпьют сакэ и улягутся в койки. Оба учили «Пути всех профессий», Оба отличники всех школьных сессий. Их фехтованье как «птиц пирует», Воинов лучше в Японии нет. Кто из них лучший, не найден ответ, Меч, хоть и острый, не даст им совет. Вышел апостол с ключами от рая, Кто за Японию здесь умирает? Стало вдруг стыдно небесным бойцам, Мы лишь пришли поклониться отцам. И мы погибли в неравном бою, Но защитили деревню свою. Сдайте мечи, их нельзя носить в рае, В рай не пойдем, мы – самураи! Я умру от пронзительных глаз Я умру от пронзительных глаз, Что встречают меня каждый раз, Стоит мне лишь куда-то пойти, Неотлучно они на пути. Посетил я друзей-докторов, Все в порядке, я жив и здоров, Но шепнул окулист, – в роговице Вижу древней религии жрицу. Эти жрицы красивы, как небо, Эти жрицы податливей хлеба, Эти жрицы страстны, как вулкан, Сладким медом обмазан капкан. Мне по нраву такое моление, Дикой крови живое волнение, И ловушка – большой достархан, Оплетут по рукам и ногам? Будь что будет, готов ко всему, Пусть заманят меня на кошму, Чтоб горячей любовью убить, Расплетя до конца жизни нить. Мой знакомый кардиолог До Самары путь долог, Надо ехать на Волгу, И там живет кардиолог, Верный врачебному долгу. В Самаре губернатор Титов, Известный всем сердцеед, В Волге разводит китов, И осетров больше не ест. В Самаре гречанка Таис, Знакомая Джона Голсуорси, Все говорят ей «кис-кис», Расточая вокруг восторги. Иногда она закрывает глаза, Как нормальная женщина, Иногда в глазах бывает слеза, Если в делах трещина. Не близкая землячка Ленина, Не героиня мировой революции, Но миру станет известна Синтетическая теория эволюции. Коптилка При свете маленькой коптилки Вставала утром вся семья, В углу иконы темнолики, Пять мужиков и мальчик – я. Чего ж мы баб-то не считали, На них держался дедов дом, Полы скобленые сверкали, Скотина, огород, и все бегом. Зато как весело все пели, На зов сходилась молодежь И долго были слышны трели Пяти гармошек там, где рожь. Домой все возвращались на рассвете, Глаза закрыл – уже вставай, Душа объятием согрета И шепот тихий – ну, давай. Промчалось быстро это лето, Покос, уборка, первый снег, Читал недавно я про это В теньке у дома на бревне. Красавица-крестьянка Сани быстро пролетели Незнакомый хуторок, Новогодние метели Не оставили дорог. Солнце спряталось за тучи И закончился денек, Поворачивай-ка, кучер, В дом, где светит огонек. Заночуем в этом доме, Тянет всех зимой к теплу, На перину из соломы И сверчок поет в углу. Вот тесовые ворота, Справа вход, залаял пес, Мужской голос со хрипотой: Что за гостя Бог принес? Открывай, хозяин, двери, Из Москвы я, лейб-гусар, Не доехал я до Твери, Путь не видно, конь устал. В чистой горнице уютно, На божнице Спаса лик, Пахнет щами, очень вкусно, От порога – половик. Из-за яркой занавески Вышла девушка-краса, На ушах блестят подвески И до пояса коса. Чарку с водкой мне выносит, На закуску – огурец, На поднос кладу целковый, Улыбается отец. Стол накрыли как на праздник, Каша, щи, грибы и мед, Труд крестьянина не праздный, Знает день, что кормит год. Звать хозяина Прокофий, Дочку Аннушкой зовут, Извините, барин, кофий В доме нашем не дают. Самовар запел нам песню Про далекие края, Мне в мундире стало тесно, Где ты, трубочка моя? За степенным разговором Я узнал про урожай, Что Прокофий с дочкой, вдовый, Да и жизнь в глуши не рай. Проезжал недавно Пушкин, Что-то в книжечку писал, Дочке дал сережки в ушки, А недавно услыхал, Что издал писатель повесть О гусаре молодом, От любви забыл он совесть И увез в господский дом Раскрасавицу-крестьянку, Бросив батьку бобылем… Ложись, барин, на лежанку, Завтра в Тверь тебя свезем. Утром выехал я рано, Светит полная луна, На груди болела рана И душа любви полна. |
