— Давайте сразу выпьем виски с содовой, — сказал он, сев за столик, и приказал подать бутылку «Джонни».

Во время обеда он говорил только о прочитанных детективах: о том, что ему в них нравилось, об из героях, наконец, о том, что он предпочитает, когда убийство произведено из пистолета. Виски было допито, на десерт подали земляничное мороженое. Вдруг он, наклонившись к Латимеру, сказал:

— Мне кажется, месье Латимер, я мог бы помочь вам.

Еще до встречи у Латимера мелькнуло дикое предположение: не предложит ли ему полковник сотрудничать с турецкой службой безопасности.

— Ну что же, буду вам очень благодарен, — вот все, что пришло ему сейчас на ум.

— Вы не поверите, — продолжал полковник, — но у меня была мечта написать самому хороший полицейский роман. Я долго обдумывал его, но время… где взять время, вот в чем вся загвоздка.

Он многозначительно замолчал. Латимер подумал, сколько все-таки людей считают, будь у них только время, они бы непременно сочинили детектив.

— Сюжет у меня давно разработан, — сказал полковник, — и я буду рад отдать его вам — это мой подарок. Ваша книга доставила мне столько удовольствия, — отмахнулся он от изъявлений благодарности, которые начал было Латимер, — что я готов отдать вам идею. Времени у меня в обрез, да и, — добавил он великодушно, — вы воспользуетесь ею много лучше, чем я.

Латимер пробормотал в ответ что-то весьма невразумительное.

— Дело происходит в Англии, — начал полковник, пристально глядя своими светло-серыми глазами на Латимера, — в загородном доме одного богача, лорда Робинсона. На уик-энд в доме собрались гости. И вдруг кто-то обнаружил, что лорд Робинсон убит выстрелом из пистолета в висок. Рана, заметьте, контактная. Письменный стол, за которым он сидел, залит кровью. Убийство произошло в тот самый момент, когда лорду оставалось лишь поставить подпись под своим новым завещанием, согласно которому все его имущество должно было после его смерти перейти в руки одного из родственников. Согласно прежней редакции завещания имущество лорда делилось поровну между шестью родственниками. Следовательно, — он поднял руку, в которой была десертная ложка, и ткнул ею в Латимера, — убийство совершено кем-то из пяти. Логично, не правда ли?

Латимер, открыв рот, хотел что-то сказать, но не нашелся и только кивнул головой. На лице полковника сияла торжествующая улыбка.

— Вот тут-то и зарыта собака.

— Где же?

— Дело в том, что никто из подозреваемых к убийству не причастен. Лорда убил его дворецкий, потому что тот совратил его жену! Вам нравится мой сюжет?

— Весьма изобретательный.

Откинувшись на спинку кресла, полковник самодовольно улыбался, разглаживая складку на рукаве кителя.

— Я рад, что вы оценили этот поворот сюжета. Он у меня проработан во всех деталях. Конечно, есть и полицейский, комиссар из Скотленд-Ярда. Он, между прочим, совратил одну из подозреваемых, очень красивую женщину, и ради ее спасения занимается расследованием убийства. Очень художественно получилось. Да я, кстати, изложил все на бумаге.

— Вы так меня заинтересовали, — сказал Латимер вполне искренне, — что я хочу почитать ваши заметки.

— Я ждал, что вы это скажете. Как у вас со временем?

— В общем-то мне спешить некуда.

— Тогда давайте заглянем ко мне в офис, и я покажу вам рукопись. Она, конечно, на французском.

Секунду-другую Латимер раздумывал, принимать или не принимать приглашение. Все-таки увидеть своими глазами кабинет полковника было очень заманчиво. Он сказал:

— Я готов следовать за вами.

Офис полковника помещался на верхнем этаже здания, с виду похожего на дешевую гостиницу, очевидно, переделанную под правительственное учреждение. Пройдя длинный коридор, они оказались в большой комнате.

Офицер, склонившись над письменным столом, — вероятно, секретарь полковника — увидев его, встал по стойке «смирно» и потом что-то сказал полковнику по-турецки. Тот ответил, и офицер вышел из комнаты. Латимер осмотрелся. В комнате кроме письменного стола стояло несколько кресел, в углу небольшой американский холодильник для льда; стены комнаты были голые, пол застлан циновкой из кокосовой пальмы. После поездки в автомобиле по солнцу и жаре было очень приятно оказаться в сумрачной прохладе комнаты — зеленые жалюзи защищали от ярких лучей солнца.

Полковник, показав жестом на кресло и на пачку сигарет, стал рыться в ящиках письменного стола. Наконец, достав оттуда несколько отпечатанных на машинке листов бумаги, он протянул их Латимеру.

— Я назвал эту вещь «Залитое кровью завещание», но, наверное, можно было придумать что-нибудь и получше. Все хорошие названия уже давно использованы, но я еще подумаю и, быть может, найду какое-нибудь другое. Прочтите, пожалуйста, и скажите мне прямо, что вы об этом думаете. Если надо изменить какие-то детали, то я с удовольствием это сделаю.

Латимер стал читать рукопись. Полковник, сидя на краешке письменного стола, качал ногой. Дважды прочитав рукопись, Латимер, хоть это было ужасно бессовестно, с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться. Зря только потратил время, что ж, теперь надо поскорей уносить отсюда ноги.

— Сейчас трудно сказать что-нибудь определенное, — начал он, медленно растягивая слова, — надо будет все как следует обдумать. Ведь легко ошибиться. Познакомившись с неплохим, быть может, сюжетом, требуется обдумать такие, например, детали, как ход расследования, который во многом определяется законами, принятыми в Англии…

— Да-да, конечно, — Полковник слез со стола и сел в кресло, — Но ведь вам, наверное, это может пригодиться?

— Не знаю, как и благодарить вас, — сказал Латимер, не найдя лучших слов.

— Какие пустяки! Пришлите мне экземпляр, когда книга выйдет из печати, — Полковник взялся за телефон, — Сейчас я скажу, чтобы вам отпечатали экземпляр.

У Латимера чуть было не вырвался вздох облегчения. Слава Богу, это не займет много времени. Поговорив с кем-то по телефону, полковник сказал:

— Простите, но мне придется заняться делами.

— Не беспокойтесь, я подожду.

Достав толстую папку из манильской бумаги, полковник начал перебирать содержавшиеся в ней документы. Какой-то из них его явно заинтересовал. В дверь постучали, и в комнату вошел секретарь, держа под мышкой тоненькую желтую папку, которую он вручил полковнику. Тот, сказав что-то по-турецки, отдал ему рукопись, и секретарь, щелкнув каблуками, удалился. В комнате воцарилось молчание.

Латимер курил и от нечего делать разглядывал полковника. Тот перелистывал бумаги в желтой папке и так углубился в свои мысли, что Латимер не мог не заметить происшедшую в нем перемену: за столом теперь сидел, что-то тщательно обдумывая, специалист, мастер своего дела. Куда подевались все его шуточки и бравада! Глядя на его длинные желтые пальцы, перелистывавшие бумаги, Латимер вспомнил слова Коллинсона о пытках заключенных. Да, конечно, не занятый своими служебными обязанностями полковник мог валять дурака, но теперь это был совершенно другой человек. Он вдруг чем-то напомнил Латимеру старого кота, наблюдающего за маленькой неопытной мышкой. И в этот момент полковник, оторвавшись от бумаг, взглянул на Латимера. Избегая смотреть прямо в глаза, полковник с какой-то непонятной задумчивостью разглядывал его галстук, но у Латимера было такое чувство, будто полковник читает его мысли.

Наконец, оторвавшись от галстука, полковник посмотрел ему в лицо — у Латимера екнуло сердце, будто его поймали за руку, когда он полез к кому-то в карман, — и сказал:

— Я думаю, месье Латимер, вам будет небезынтересно познакомиться с настоящим убийцей.

Латимер почувствовал, что его лицо заливает краска. Несколько минут назад он с усмешкой профессионала разглядывал полковника, но оказалось, что он всего лишь неопытный любитель. Ему хотелось под землю провалиться.

— Да я бы, — начал он медленно, — не прочь.