— Если Свободные мореплаватели, забаррикадировавшись в нем, будут сражаться, появится еще одна причина превратить убежище в мемориальное здание, — сказала Инаго.

— Партизанский тайник эпохи атомного оружия? — усмехнулся Исана.

— И тот самый магараджа приедет из Индии осматривать его. В предвидении этого я должна вставить фильтры в вентиляционные устройства. Зачем пропадать таким прекрасным фильтрам? Дзину тоже нравятся фильтры.

— Да, Дзину нравятся фильтры, — сказал, сияя, Дзин, на лице которого еще кое-где виднелись засохшие, почерневшие точки.

— Ну ладно, сейчас не время для пустой болтовни, — сказал Исана, но в тоне его явно чувствовалось, что ему приятны и оптимизм Инаго, и мягкая, добрая улыбка Дзина.

Из бункера поднялся Красномордый, весь мокрый от пота, за ним еще двое ребят. Проникавшие сквозь бойницу лучи вечернего солнца провели красной краской по его скулам, ноздрям, подбородку.

— Десять человек смогут там спокойно жить, — сказал он. — Правда, мы все передвинули без вашего разрешения.

— Будь я дома, сам бы помог вам, — сказал Исана.

— Давайте разойдемся по комнатам и поспим. А в случае чего, сразу же укроемся в бункере, — сказал Такаки.

— Даже если появится противник, нет никакой нужды сразу бежать в бункер, — сказал Тамакити. — Я думаю, мы должны, сколько возможно, сражаться наверху. Обороной ты будешь руководить, Такаки?

— О чем ты говоришь? О каком руководстве может идти речь? Мы здесь в такой тесноте…

Сказав это, Такаки умолк и, точно обдумывая что-то, опустил голову. Двое ребят, закончив баррикадирование окон на третьем этаже, присоединились к команде Свободных мореплавателей, собравшейся вокруг молчавшего Такаки. Наконец, по-прежнему не поднимая головы, он медленно заговорил:

— Я думаю, что трех наших ребят, поехавших в Идзу, схватила полиция, и труп Короткого тоже обнаружили. По радио ничего не передают потому, что полиция запретила это делать. Полиция, я думаю, знает, что мы не разбежались, а укрываемся в одном месте. Если б они считали, что мы рассеялись по всей стране, то прибегли бы к помощи радио и телевидения. Я не думаю, что ребята, попав в руки полиции, будут молчать. Союз свободных мореплавателей не партия, которая зиждется на вере в революцию. Вспомните, что говорил Коротышка. Если кто-либо посторонний спросит, что такое Союз свободных мореплавателей, единственное, что нам придет на ум, — наш погибший символический корабль. И все. Если полиция их схватила, заперла в одиночках И припугнула как следует, из их голов сразу же вылетели все воспоминания о корабле. И нечего ждать, что они сохранят верность и, даже если их будут избивать, не проронят ни слова. Видимо, не позже, чем этой ночью, они все расскажут о нашем убежище. И мы здесь в безопасности только до ночи. Так что те, кому не по душе оказаться в осаде, могут свободно уйти отсюда…

Из-за спин ребят, загородивших дверь в прихожую, высунулся Радист.

— Я думаю, наш дом уже окружен, — покачал он головой, с невозмутимым спокойствием возражая Такаки. — Я не мог разобрать, о чем они переговариваются, но под горой полицейские машины поддерживают постоянную радиосвязь. Полиция видела фотографии военных учений и проявляет осторожность, поэтому они до сих пор и не ворвались сюда.

Тамакити вскочил как ужаленный. Он подлетел к черному глазу бойницы, смотревшему во тьму, но, разумеется, ничего рассмотреть не смог. Напрягшаяся спина Тамакити как бы символизировала и неуверенность, и решимость Союза свободных мореплавателей. Они снова хотят увидеть свой призрачный корабль, — сказал Исана, обращаясь к душам деревьев и душам китов. — Теперь, когда угроза со стороны полиции стала реальной, их мечта как никогда близка к осуществлению.

— Завтра утром, только рассветет, они, наверно, пойдут в наступление. Мы встретим их ружейным огнем, — сказал Тамакити, повернув к товарищам побледневшее от напряжения лицо.

— Тогда давайте возьмем самые лучшие продукты и устроим сегодня ночью пир, — сказала Инаго, вставая, и вслед за ней вскочил Дзин.

Поднос, который принесла Инаго, действительно ломился от обилия еды, но Исана потрясло убожество угощения. Суп из мясных консервов, лука, моркови и картошки и лапша с накрошенными в нее кусочками бекона — вот и все деликатесы. Исана, у которого не было аппетита, попробовал немного овощного супа и, привалившись к стене, стал наблюдать за тем, как едят ребята. Они ели с жадностью, как изголодавшиеся. Неужели вас не потрясают эти люди, с такой откровенностью утоляющие голод? — сказал Исана душам деревьев и душам китов. — Их тела совершенно лишены жира. Если содрать с них кожу, под ней окажутся кроваво-красные упругие мышцы. Какое огромное количество еды может сгореть в их желудках. Как все это ужасно.

Ребята ели долго, и Дзин, притомившись, заснул прямо на полу. Позаботиться о сыне, который лежал ничком на полу, снова должен был Исана. Взяв на руки Дзина, он отнес его на второй этаж.

— Можно на минутку? — послышался голос Такаки, который остановился у порога, не решаясь войти в комнату. Видимо, его смутило благоговение, с каким Исана надевал на Дзина пижаму.

— Можно, конечно, — сказал Исана, увидев выглядывавшее из темноты лицо Такаки.

Такаки стоял вполоборота к Исана, и свет лампы у винтовой лестницы освещал половину его лица.

— Я вот о чем подумал, — сказал Такаки. — Мы пригласили вас в Союз свободных мореплавателей как специалиста по словам. Но сейчас специалисту по словам делать у нас нечего, и мы можем обойтись без вас. И я и Тамакити считаем, что в нынешней ситуации не до слов. Не лучше ли вам с Дзином этой ночью покинуть убежище?

Такаки говорил, с трудом выдавливая из себя слова. Он умолк, а Исана все ждал, что он продолжит свою печальную речь.

— Но ведь это убежище мое и Дзина, — ответил он возмущенно.

Такаки, сжав в ниточку губы, горько усмехнулся. Молодость, проглянувшая за этой горькой усмешкой взрослого человека, заставила Исана обратиться к душам деревьев и душам китов. Неужели я и в самом деле забаррикадировался вместе с этими детьми? Но Такаки быстро согнал с лица усмешку, спрятал проглянувшее на нем детское выражение и спросил:

— Предположим, вы останетесь, и нам придется выдержать осаду. Зачем это вам?

— Поселившись в убежище, я добровольно взял на себя миссию поверенного лучших обитателей земли, не способных передвигаться, лучших обитателей морей, не способных выйти на сушу. Разве я не говорил об этом? — сказал Исана. — Только укрывшись здесь, я осознал себя поверенным деревьев и китов. Я был пассивен, это верно, но, как мне кажется, взятую на себя миссию я выполнял честно. Если начнется война и водородная бомба уничтожит все человечество, мы с Дзином, благодаря атомному убежищу, погибнем последними, и я хотел в свой последний день сообщить всем китам и деревьям на земном шаре: как ваш поверенный поздравляю вас с тем, что человечество, пытавшееся уничтожить вас, — погибло. Я думал, что, если мне удастся это сделать, я тем самым выполню свою миссию. Но мне не хотелось никого посвящать в свою мечту. Я понимал, что моя мечта сродни навязчивой идее безумца. И боялся, что меня упрячут в психиатрическую лечебницу. Возможно, я действительно сумасшедший, но поскольку свое безумие я запер в этом убежище, то свободен в своих поступках. А Дзин — прекрасный компаньон, он ни словом не возразит, какие бы безумства я ни совершал… Да и у Дзина, с тех пор как началось наше затворничество, появилось желание жить… И вот я встретился со Свободными мореплавателями, они приняли меня в свой Союз, и я обнаружил, что передо мной открылись совершенно новые возможности, о которых я даже не подозревал. Прежде всего я обнаружил, что, если, оказавшись в осаде, придется сражаться и стрелять в людей, я, стоя рядом с вами, смогу полностью проявить себя как поверенный деревьев и китов. Бах — выстрел во имя прекрасных деревьев, уничтожаемых людьми, бах — выстрел во имя прекрасных китов, уничтожаемых людьми… Возможно, атакующие поразились бы, услышав мои слова. Но я бы сказал им: если вы возражаете, поставьте себя на место деревьев и китов.