— Все мои товарищи приехали в Токио по набору, они не любят рассказывать друг другу, где и когда они родились, я вот родился в лесной местности, у нас там растет Китовое дерево. А там, где вы родились, растет Китовое дерево?

Исана подумал, что юноша уже не раз спрашивал незнакомых людей о Китовом дереве и всякий раз получал отрицательный ответ. И когда он услышал, что Исана назначил себя поверенным китов и деревьев, ему захотелось заставить Исана поверить его нехитрой выдумке. Конечно, он надеялся, что Исана, услышав слова «Китовое дерево», безусловно, захочет поверить в его существование…

— Деревня, где я жил в детстве, тоже окружена лесами, правда, такого названия у нас нет, — сказал Исана осторожно. — Но сейчас, услышав от вас слова «Китовое дерево», я сразу же представил себе огромное дерево, напоминающее по внешнему виду кита и колышущееся на ветру, подобно киту на волнах. Меня охватило такое приятное чувство.

— Приятное? — сказал Такаки, стараясь понять, какой смысл вкладывает Исана в это слово. — Как вы его себе представляете? Я ведь только слышал название «Китовое дерево», а сам его ни разу не видел… Я был тогда еще совсем маленьким. Как услышу, бывало, о Китовом дереве, потом целый год мечтаю о нем. В детских журналах всегда печатают загадочные картинки, в которых спрятаны разные животные. Я представляю его деревом, в котором сплелись десятки китов. Я даже однажды нарисовал такое дерево.

Перед глазами Исана теперь появилось целое стадо китов. Он подтянул к себе велосипед.

— Значит, вы тоже не видели Китового дерева?..

— Но в наших местах оно и в самом деле растет, около него у нас в деревне как-то вершили суд, — перебил юноша, чтобы Исана не задал новый вопрос, который перечеркнет все сказанное раньше. — А те, кого судила деревня, в ту же ночь исчезали. Китовое дерево существует.

Даже если эта история про Китовое дерево и казалась Исана странной, он и не думал в ней усомниться. Ему было досадно, что они подошли к дороге, идущей вверх, к городу на холме. Досадно потому, что он знал: юноша сейчас повернет обратно.

— Вы потом продолжите свой рассказ о Китовом дереве, ладно? — грустно спросил Исана.

— Я всегда верил, что найду наконец человека, который серьезно выслушает мой рассказ о Китовом дереве, — сказал Такаки, отнимая руку от седла.

Исана чувствовал себя похожим на послушную обезьянку, покрутившись на крохотном пятачке, она вновь влезает на колени человека, держащего ее на коротком поводке… Толкая перед собой велосипед, он поднимался вверх по склону. Наклонившись вперед и изо всех сил отталкиваясь от земли, как собака, скребущая когтями каменистую почву, он шел с такой стремительностью, с какой никогда раньше не взбирался вверх, да еще толкая перед собой велосипед. Не обращая внимания на сердцебиение, он торопился ради того только, чтобы выполнить поручение совершенно чужих для него и Дзина людей. У него голова шла кругом от удивительного и, в общем-то, бессмысленного рассказа чужого человека, и он вдруг подумал, что не может даже сосредоточиться на мысли о Дзине, оставшемся в руках этих чужих людей. Китовое дерево! На отвесной стене, окаймлявшей глубоко прорезанную в холме дорогу, обнажились корни живых деревьев. Каждый раз, проходя здесь, захваченный мыслью о том, что смотреть лишь на корни невежливо по отношению к деревьям, Исана осматривал деревья до самой макушки, но теперь, изо всех сил толкая велосипед, он даже не поднимал головы, как бы извиняясь перед душами деревьев, которыми пренебрег. Мне сейчас был подан сигнал, был подан сигнал Китового дерева, и поэтому я вынужден бежать, хотя у меня и перехватило дыхание. На вершине холма Исана, не отдышавшись, вскочил на велосипед и помчался к аптеке у станции.

Исана полагал, что получить снотворное будет нелегко. Но средних лет аптекарша, записав его адрес и имя, причем нисколько не удивившись, что оно такое странное — Ооки Исана, сразу же дала ему коробочку со снотворным. Назначение же антибиотика вызвало у нее целый поток вопросов:

— Для ребенка? Если же собираетесь принимать его сами, то почему бы вам не посоветоваться с врачом? Нужно ли взрослому человеку, холостяку, стыдиться болезни, которой он может вдруг заболеть? — Хотя слова аптекарши выставляли Исана на всеобщее посмешище, он, больше всего стремившийся к тому, чтобы жить человеком-невидимкой, никак не связанным с обитателями города на холме, решил пережить позор, чтобы воспользоваться ошибкой аптекарши.

— Скажите, — спросил Исана, опустив глаза, — никаких побочных явлений, никакого вредного воздействия оно не окажет, правда?

— Сколько я ни предупреждаю, что в больших дозах антибиотики принимать нельзя, все, кто занимаются самолечением, принимают их в большем количестве, чем положено. Неужели вы тоже считаете, что вам сложно пойти к врачу, оставив дома больного ребенка, хотя выписать рецепт — минутное дело? Не понимаю, чего вы стыдитесь?

Хотя и благодаря ошибке, но все устраивалось самым лучшим образом; Исана молча ждал, пока ему дадут лекарство. Он понимал, что если будет вот так молча стоять, то не только в глазах аптекарши, заподозрившей неприличную болезнь, по и в глазах всех чужих людей он будет выглядеть «застенчивым человеком», «человеком, осознающим свой позор». Когда он в конце концов получил лекарства и снова сел на велосипед, то по-новому взглянул на чужих людей — и тех, кто делал покупки на торговой улице, и тех, кто просто шел по городу. Я не случайный приезжий на этой торговой привокзальной улице; все видят во мне хозяина странного дома под горой. Теперь и я должен обращать внимание на всех, кто меня окружает, — обратился он к душам платанов, задыхавшихся на широкой привокзальной улице в клубах выхлопных газов. Как только появились подростки — абсолютно чужие люди, заставившие Исана иметь с ними дело, для него сразу же стало вполне конкретным существование и других чужих людей, живущих в городе совершенно иной жизнью, чем эти парни. Другими словами, он внезапно вышел из того состояния, когда, укрывшись с Дзином в убежище, порвал всякие связи с чужими людьми, и теперь стал жить под пристальными взглядами чужих и разных людей, окружавших его со всех сторон. Они подступают к нему, настоятельно требуя определиться, примкнуть к какому-либо лагерю. Разум его бьет тревогу, но не беда, он под защитой могучих Китовых деревьев. С такими мыслями он крутил педали велосипеда, и ему казалось, что тело его вознеслось вверх. По мере того как он крутил педали, Китовое дерево, превратившись в самую реальнейшую реальность, овладело его мозгом, пустило корни в его теле, проникло в его кровь. Сознание Исана погрузилось в купающуюся в желтых лучах листву. Он крутил педали, взрастив в своем сознании и теле Китовое дерево и сам превратившись в него. Он стал спускаться по склону, беспрерывно притормаживая. Но когда он на полной скорости сделал поворот и понесся еще быстрее, переднее колесо соскользнуло с обочины. Все еще сидя в седле, он взлетел вместе с велосипедом в воздух, потом, инстинктивно сжавшись, как спортсмен, рухнул вниз. Его выбросило на поле несобранной и успевшей завять китайской капусты. Он безостановочно несся вниз, не в силах совладать со своим телом — так бывает, когда подхватит волна прибоя, — со страхом думая, что вот-вот появится боль в мышцах или костях — в зависимости от того, что он повредит. Прокатившись через все капустное поле, Исана ударился плечом и головой о земляную насыпь, и если бы он перемахнул через нее, то, несомненно, вывихнул бы себе плечо или свернул шею. Собрав все свои силы, он преодолел инерцию и, вжавшись в земляную насыпь, остановился чуть ли не вверх ногами…

Если бы он сразу же вскочил на ноги, то, конечно, не удержал бы равновесия и тотчас бы снова упал. Некоторое время он лежал неподвижно, как пловец, отдавшийся волне. Беспокоило только, что из носа течет кровь. Он разбил его о руль, когда взлетел в воздух вместе с велосипедом. Земля же, на которую он упал — и трава, и листья, и сама почва, на которые он целыми днями смотрел в свой сильный бинокль, — не причинила ему никакого вреда. Возможно, ему покровительствовали души деревьев и души китов. Исана выплюнул сгусток крови, которая почему-то попадала в горло, отер от крови губы рукавом джемпера и некоторое время не отнимал его от носа и губ. Лежа на спине, он увидел колышущиеся круг, крест и глаз, нарисованные на стене убежища. Глаз ли? — издевался он над своим рисунком с горечью большей, чем горечь крови, шедшей из носу. Этим он старался успокоить свое тело — внутренности, кости, мышцы, испытавшие страх от ужасного падения. Потеряв пространственную ориентацию, он не мог понять, откуда — ему казалось со всех сторон — к нему с криками сбегаются, вприпрыжку, как кузнечики, какие-то люди. Это были юнцы, которые, нагло смеясь, беззастенчиво рассматривали Исана. Их смех напоминал более всего нетерпеливый лай собак, ожидающих, когда можно будет полакомиться попавшим в капкан зверем. Испытывая жгучий стыд, а еще больше — растерянность, Исана поднялся. Он покачнулся, что вызвало новый взрыв хохота, смеявшиеся мальчишки и не собирались разомкнуть кольцо, чтобы дать ему дорогу.