Исана и его жена с грустью сознавали, что случившееся свидетельствует о ненормальности ребенка, и старались по возможности не думать об этом. Но забыть не удавалось — стоило лишь посмотреть на оправившегося после болезни подросшего Дзина: мальчик весь ссохся и, хотя казалось, что он вернулся к жизни вполне нормального ребенка, начал вдруг падать на пол, причем совершенно безропотно ударялся лицом, никак не пытаясь предостеречься от ушибов. Так повторялось по нескольку раз на день. Тем, кто смотрел со стороны, эти ужасные падения доказывали, что жизненные силы ребенка иссякают; все лицо мальчика бывало перепачкано кровью, шедшей из носа, на ушах и переносице образовались кровоточащие раны. Исана с женой обращались к специалистам. С помощью рентгена поставили диагноз — рахит. Даже глаз неспециалиста мог увидеть на снимке, насколько кости искривлены. Для регулярного лечения отец жены прислал массажиста. Но в первый же день массажист сломал мальчику голень. Оправдываясь, он жаловался потом, что ребенок совсем не реагировал на боль, и поспешно покинул дом с видом человека, столкнувшегося с маленьким чудовищем; больше он у них не показывался.
В конце концов Исана и его жене пришлось поместить Дзина в манеж с резиновыми загородками, а когда его вынимали оттуда, поддерживать за ножки, чтобы уберечь от бесконечно повторяющихся падений. Манеж был устлан мягкой резиной, которую используют при упаковке произведений искусства, резина эта имела отвратительный запах и так пружинила, что Дзин с трудом поднимался, чтобы тут же снова упасть, — это было ужасное зрелище. И человеку, увидевшему, как ребенок без конца падает на мягком резиновом полу, нисколько не заботясь о том, чтобы уберечься от ушибов, сразу же приходила в голову мысль, что ребенок, ничего общего с обычным ребенком не имеющий, пытается убить себя.
Кончилось тем, что не только Дзин, но и Исана без всякой видимой причины стал падать, больно ударяясь об пол. А однажды, разговаривая с приятелем, Исана все время бил себя по виску и, лишь прочитав в глазах приятеля ужас, глянул на свои ногти — они были в крови, — видно, он расцарапал кожу. Поправившись после воспаления легких, Дзин начал отказываться от еды, и Исана тоже долгое время мучила рвота, и однажды во сне он понял, что ничего произрастающего на поверхности земли не может вводить в свой организм. Они с Дзином научились обходиться минимальным количеством Пищи и подслащенной водой. Разумеется, Исана пришлось оставить работу. Между отцом, который сидел, опершись на резиновую загородку манежа, поставив между ног кувшин с подслащенной водой, и сыном внутри манежа, зажавшим в исхудалой ручке бутылочку с соской, стала устанавливаться телепатическая связь.
В один прекрасный день Исана сказал жене, что он с сыном должен бежать отсюда в какое-то другое место, туда, где они смогут спастись, — так жить больше невозможно. Жена, безмолвно наблюдавшая со стороны жизнь этих двух любителей подслащенной воды, видимо, перехватила их телепатические переговоры и не только не воспротивилась, но даже попросила отца, чтобы им, использовав в качестве фундамента заброшенное атомное убежище, выстроили жилье, в котором они могли бы уединиться. Потом, разумеется, возникла масса осложнений житейского характера, но в конце концов отцу и сыну, которых до завершения строительства поместили в больницу, все же удалось укрыться в убежище, и они начали усиленно питаться не только подслащенной водой, но и другими продуктами. Как только они зажили по-новому, это были уже не прежние Дзин и его отец, отказывавшиеся жить. Дзин быстро приспособился к новым условиям, и, хотя было совершенно непонятно, почему он сразу же выздоровел, как только они укрылись в убежище, предназначенном для атомной войны, Исана не покидала уверенность, что он интуитивно избрал единственно верный путь излечения сына.
…Однажды утром, когда он и Дзин возвращались с покупками, Исана, взглянув на фасад убежища, обнаружил, что вокруг средней бойницы третьего этажа нарисован ярко-красный круг и рядом — огромный крест. Людям, которые будут смотреть издали, от подножья холма, эти рисунки, возможно, покажутся украшением, оживляющим безобразную бетонную громаду. Круг и крест, нарисованные сочной красной краской, не имели ни одного потека. Работа была выполнена с предельной тщательностью и явно потребовала немало времени и усилий не одного человека: кто-то рисовал большой кистью, другие, находившиеся рядом, стирали лишнюю краску.
Когда им удалось это сделать? Обутые в спортивные туфли на резине, подростки поднялись по косогору, оттуда перебрались на крышу убежища и спустились к бойнице на веревках. Если бы Дзин не спал, то даже малейший звук за бетонной стеной не прошел бы мимо его ушей. У него поразительно тонкий слух, да и сам Исана не мог бы этого не услышать. Значит, глубокой ночью? И к тому же в новолуние? Последние два-три дня небо, правда, было чистым, но месяц только нарождался. Заставляя себя до мельчайших деталей проанализировать случившееся, Исана ясно представил себе согласованные действия тех, кто темной ночью работал кистью и кто светил карманными фонариками и стирал потеки краски. Может быть, они, укрываясь в той местности, которая просматривалась в бинокль через бойницу в стене убежища, заподозрили, что, рассматривая в бинокль деревья, он на самом деле постоянно следит за их тайником? И нарисованные ими знаки выражают протест? В поле зрения, открывавшемся из бойницы, вокруг которой был нарисован круг, попадала находившаяся поодаль от заболоченной низины заброшенная киностудия, давно прекратившая съемки.
Еще в то время, когда кино как средство развлечения процветало, одна кинокомпания осушила участок заболоченной низины и выстроила киностудию. Позже кинокомпания разделила участок на три — левый продала автомобильной компании, выпускающей новое средство развлечения, а правый вернула государству, что, видимо, было предусмотрено контрактом на осушение низины. Мелкие подразделения сил самообороны использовали его для проведения учений. Киностудия, находившаяся в центре участка, сейчас была совершенно заброшена. Если, как предполагал Исана, они укрылись в этих развалинах, то нет ничего удивительного, что, усмотрев в его бинокле опасность для себя, решили сделать ему предупреждение. Но если они расценивали действия Исана как шпионаж, они вряд ли ограничились бы простым предупреждением. Не усмотрели ли они в его наблюдениях нечто иное?
Еще в то время, когда Дзин отказывался жить, Исана консультировался с психиатром, своим однокурсником, относительно непреодолимого желания убить себя, преследующего его по утрам. Психиатр, специалист своего дела, с полной определенностью заявил, что непредпринятая попытка самоубийства — это лишь крик о помощи. А вдруг, подумал Исана, я, сам замуровавший себя, подглядывая через бойницы в бетонных стенах, взываю о помощи к бескрайнему миру? В глазах Исана мелькнула добрая улыбка — в огромном красном круге и кресте он вдруг увидел сигнал, что его крик о помощи услышан…
Дзин засвистел сквозь сжатые зубы. И сразу же налетел порыв ветра, обдавший Исана с ног до головы. Дзин, точно веточка на дереве, трепещущая от малейшего дуновения, всегда раньше других реагировал на появление ветра. Свист Дзина, имитировавший шум ветра, и сам ветер вернули Исана к действительности.
— Ладно. — Исана тоже засвистел сквозь сжатые зубы. — Нужно как-то оградить Дзина от опасности. Сейчас я и сам не знаю, чего бы мне хотелось: спровоцировать нападение подростков или получить от них помощь. Но ведь Дзин пока не взывает о помощи…
Исана, посвятивший свою жизнь защите Дзина, поднялся по косогору и вошел в убежище. Почти час он рылся в своем имуществе. Потом, дрожа от страха, что группа Красного круга и креста нападет на Дзина, оставшегося в убежище, задыхаясь мчался на велосипеде, чтобы купить в хозяйственном магазине у вокзала банку зеленой краски и большую кисть. Всеми необходимыми материалами он себя обеспечил, теперь нужно было начать физическую тренировку. Он замыслил явную авантюру, забыв, насколько ослабло его тело от долгого затворничества в убежище. И потом, трудно даже представить себе, до чего смешно им будет наблюдать, как он болтается на веревке, спущенной с крыши. А после еще выйдут из своего укрытия и чего доброго, обмакнув кисть в зеленую краску, проведут ею по заду болтающегося в воздухе Исана. Чтобы испытать, на что способны его воля и тело, он привязал к перилам винтовой лестницы веревку, опустил ее в подвал, а сам встал на настоящую землю четырехугольного отверстия, проделанного в бетоне. Потом, глухо стукаясь о стены, начал взбираться по веревке вверх.
