Марина вышла только через десять минут, потратив это время на вычесывание из волос травы и приведение своей внешности в порядок. Чтобы пройти в дом, ей пришлось протолкаться через толпу человек в пятнадцать. Толпа в основном состояла из подростков и молодежи. Они были настолько поглощены разглядыванием кого-то в окнах веранды, что не обратили на нее никакого внимания.

— Это Ронни Сэндз… — услышала Марина их перешептывания. — Сам Ронни Сэндз? Не может быть. Какой-то другой мужик, похожий на него… Нет, это он сам!..

В большой комнате помимо Ронни, Лидии Петровны, Насти и обоих внуков сидели три незнакомые женщины и долговязый мужчина средних лет, в потертом мышином пиджаке и галстуке. Оказалось, соседи. Прослышав от детей о приезде американской знаменитости, они явились к Воронихиным, чтобы лично в этом удостовериться. На Сэндза они смотрели как на диковинного зверя, а тот, надев на лицо дежурную улыбку, уклончиво и не слишком внятно отвечал на их вопросы. В обществе зоотехника и доярок он чувствовал себя скованно, однако старался не показывать этого. Доярок прежде всего интересовало, сколько он зарабатывает. Это был тот самый вопрос, на который они прямо-таки жаждали получить конкретный ответ, а Ронни именно об этом меньше всего хотелось распространяться. Увидев Марину, он поспешно поднялся с дивана.

— Пожалуй, нам пора ехать, ты не находишь? — спросил он, взглянув на часы.

— Как, уже сразу ехать? — всполошилась Лидия Петровна. — А чайку попить на дорогу? Да и Эдуарда надо дождаться…

Марина из вежливости согласилась остаться на чай, хотя ей, как и Ронни, тоже не нравилось это назойливое внимание. Вскоре, к счастью, вернулся Воронихин и своим громогласным рассказом о монастырских фресках на какое-то время отвлек односельчан от американца. Наскоро выпив по чашке чая, Ронни и Марина начали прощаться с радушными хозяевами.

Вечернее солнце стояло еще довольно высоко, когда «ягуар» остановился у обочины тротуара напротив Марининого дома.

— Мы ведь не прощаемся? — спросил по-английски Сэндз, выходя из машины вслед за Мариной и девочкой.

Марина как будто не слышала его вопроса.

— О сегодняшнем недоразумении нам лучше забыть, — с прохладцей в голосе сказала она, тоже по-английски.

Досада тенью скользнула по его лицу.

— О’кей. Пусть будет так. Но, по крайней мере, я к тебе еще наведаюсь?

— Не вижу в этом смысла. Кстати, не забудь сказать своей супруге, чтобы больше не заявлялась ко мне, а то я ей откровенно выскажу все, что думаю.

— Вряд ли Бетси это проймет. К тому же она редко советуется со мной…

— Лучше бы ты уехал в Америку и Бетси свою прихватил! — Она обратилась к дочери по-русски: — Скажи дяде «до свидания».

— Это не дядя, а папа! — возразила девочка. — Папа, до свидания! А ты завтра придешь?

— Конечно, приду, если захочешь.

— Хочу!

Марина легонько дернула ее за руку.

— Ладно, пошли.

— Мы так и расстанемся? — спросил он по-английски, делая шаг следом за ней.

— А как ты еще хотел? — удивилась она и, не дожидаясь ответа, зашагала с Настей к дому по асфальтовой дорожке мимо гаражей-«ракушек».

Ронни остановился, подавив тяжелый вздох. Действительно, как он еще хотел? Что вообще он может требовать от этой женщины, ставшей матерью его ребенка? Чего он добивается, в конце концов? Чтобы она отдала ему дочь или… Его прошиб пот от мысли, которая пришла к нему в следующее мгновение. Или чтобы она стала его любовницей?.. Какой дикий вздор! Как будто мало ему хлопот и скандалов, доставляемых женой!

Настя шла, то и дело оглядываясь и махая ему рукой. Ронни, улыбаясь, махал ей в ответ, пока Марина с девочкой не скрылись за углом. Он постоял еще минуту, а потом, сам не зная зачем, направился за ними. Свернув за угол, он увидел, как они заходят в подъезд.

В эту минуту из «БМВ», припаркованного прямо на газоне, напротив подъезда, вылез молодой круглолицый мужчина с редкими, чуть вьющимися светлыми волосами и обозначившимся брюшком под белой рубашкой. Он вытащил из машины букет цветов, полиэтиленовую сумку, торт и с криком: «Марина! Постой!» — устремился к подъезду. Женщина и ребенок уже скрылись за дверью, когда мужчина подбежал и стукнул в нее, требуя открыть. Марина впустила его. Он рассмеялся, протягивая букет, и дверь снова захлопнулась, скрывая их от Ронни.

— Я уже битый час жду тебя, — отдуваясь, говорил Красильщиков, подходя вместе с ней к лифту. — Ты где была? Я же тебе сказал, что приеду сегодня.

— Сказал? — искренне изумилась Марина. — Когда это?

— Я тебе звонил на прошлой неделе, уже забыла?

— A-а, правда…

Действительно, Алексей ей звонил, но она, хоть убей, не помнила, чтобы они договаривались о сегодняшней встрече.

— Ты как будто говорил что-то насчет ресторана…

— Ну да. — Он вошел за ней и Настей в кабину лифта.

— И что тебя направляют в Турцию?

— Ну да, ну да. Торговым представителем фирмы. Наш офис находится в Измире, это отличный городок на берегу моря. Я так и вижу нас троих в роскошном номере семейного пансионата: я, ты и Настенька. А за окнами плещет этакое синее-синее море…

Он весь лучился от гордости и самодовольства. Марина, глядя на него, не могла не улыбнуться.

Лифт остановился, они вышли, и Марина открыла дверь квартиры.

— Но я все-таки не помню, чтобы ты собирался сегодня приехать ко мне.

— Ты, наверное, опять, как всегда, что-нибудь перепутала или поняла не так. Я тебе ясно сказал, заскочу в воскресенье в шесть вечера.

Марина покачала головой, продолжая сомневаться, однако спорить не стала. Красильщиков с сумкой и тортом сразу, по-хозяйски, направился в кухню. Пока Марина умывалась и помогала умыться Насте, он извлек из сумки бутылку коньяка, банку консервированных крабов, паштет, икру и пиццу, купленные в супермаркете по дороге, а также коробку с импортной куклой. Кукла была торжественно вручена Насте, когда она вышла из ванной.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила девочка.

— Хочешь со мной и с мамой поехать на юг, к морю? — спросил ее Красильщиков. — Там ты будешь купаться, плавать, загорать и есть сколько угодно фруктов. Апельсины растут прямо во дворе, подходи и срывай…

— Хочу, — застеснявшись, ответила Настя и отошла к маме.

Красильщиков расставил на столе тарелки с крабами и салатом, открыл бутылку коньяка.

— Контракт с турками мы подписали сроком на полтора года, — сообщил он, разливая коньяк по рюмкам.

— Мне немного, полрюмки, — остановила его Марина.

— Значит, полтора года будем жить там, — продолжал Алексей, садясь и придвигаясь вместе со стулом к столу. — Иногда придется наезжать в Грецию и Италию… представляешь? И все за счет фирмы! Плюс зарплата в долларах будет капать…

Он отпил из рюмки и закусил крабом.

— Но нам с тобой, чтобы у турков не возникло лишних вопросов, лучше бы расписаться еще здесь, в Москве. Настя, иди сюда. — Он привлек девочку к себе и с улыбкой погладил по голове. — А Настю мы там определим в хороший частный колледж…

— Как ты все быстро решил! Даже со мной не посоветовался.

— А чего советоваться. Сейчас самый удобный момент нам расписаться, ведь этак можно до старости дотянуть… Настя, — он взглянул на малышку, — что ты ничего не ешь?

— Не хочу.

— Попробуй этот паштет, — начал уговаривать ее Красильщиков. — Вкусно!

— Мы с папой не едим такую странную еду, — брякнула вдруг Настя, и Марина, вздрогнув, уставилась на дочь. — Мы любим овсяную кашу.

— С папой? — не понял Красильщиков. — Каким папой?

— Который приехал из Америки, — объяснила девочка. — Он снимается в кино, его все знают. А еще он ездит в большущей синей машине, — прибавила она для убедительности.

Марина отмахнулась:

— Фантазирует, не обращай внимания.

Красильщиков понимающе кивнул.

— Ну да, ну да. — И еще раз приложился к рюмке. — И что же, — повернулся он к девочке, — даже в кино снимается?