Отразив серию ударов мечом и щитом, он сам пошел в атаку. Клинки сошлись, во все стороны брызнули искры. Степняк был чудо как хорош, мерзавец. Георгию было нелегко отбивать замысловатые и сильные удары сабель и самому наносить их сквозь рисунок стальных клинков.

Удар, еще удар, щит, подобранный перед поединком, треснул, со следующим ударом раскололся. Георгий отбросил его в противника, тот увернулся, но не раскрылся, отразил меч молнией сверкнувшей сабли.

Нужно было что-то делать. Следующий удар Георгий почувствовал на кольчуге — та выдержала, но синяк наверняка останется. А рядом была уже другая сабля, клинок которой, за неимением лучшего выхода, он отвел уже просто наручью.

Все, считай, ты меня разозлил. Пора сравнять силы.

Георгий отступил на полшага, перехватил получше меч. Когда сабля пошла вниз, он проверенным приемом рубанул мечом у эфеса. Собственно после этого у степняка должна была остаться всего одна сабля.

Снова брызнули искры, и клинок Георгия, сверкнув серебряной рыбкой, отлетел в сторону.

Сотник ошарашенно посмотрел на меч. В руке у него осталась только рукоять.

Тут его озарила простая и страшная догадка. Этот прием всегда срабатывал, когда в руках был проверенный не в одной сшибке меч.

Его булат остался у Демьяна, когда сотника оглушили бояре.

Зато степняк не склонен был теряться. Увернувшись от летящей в него рукояти, он нанес несколько ударов, от которых безоружному сотнику чудом удалось увернуться, и впечатал ему колено в доспехе в грудь так, что Георгий отлетел назад и, споткнувшись о лежащее тело, упал.

Дыхание никак не хотело восстанавливаться.

Степняк замахнулся обеими саблями, намереваясь пришпилить сотника к земле.

— Ну что, молиться будешь, рус? — с кривой усмешкой спросил он.

— Уже помолился, — с большим трудом сделав глоток воздуха, ответил сотник.

Почему проклятый рус так спокоен?

Волк мотнул головой, чтобы прогнать эту мысль. Клинки, сверкнув в вечерних лучах солнца, пошли вниз. В эту долю секунды степняк с удивлением заметил, что за их поединком наблюдала не одна пара глаз.

Олеся, сидя на острове посреди болота, не находила себе места. Душу терзала смутная тревога. Руки были сложены на груди, но молиться не было сил. Вся она была мольбой — ее поза, мысли, которые кричали.

Снова и снова она вспоминала усталый, но светящийся взгляд темных глаз. Завитки спутанных запыленных волос. Улыбку. Он так спешил, чтобы предупредить об опасности.

Неужели, неужели я больше никогда тебя не увижу!

В груди было холодно от сознания надвигающейся беды.

Так не должно быть. Неужели я нашла его, чтобы снова потерять, теперь уже навсегда?

Сознание бессилия угнетало. Ожидание было хуже самой страшной пытки.

Она так хотела любить и быть любимой.

Отчаяние вдруг стало таким острым, что из глаз сами собой полились слезы. Она склонила голову на руки. Плечи обреченно опустились.

Внезапно смятение сменила уверенность. Олеся вытерла слезы.

Я не отдам тебя смерти.

Как будто это ее желание что-то могло изменить.

Я не отдам тебя!

Она сама не знала, кому это говорила.

Олеся встала, обвела взглядом расположившихся рядом сестер и бросилась по тропке, ведущей назад.

Господи, помилуй!

Борясь со спазмом, сдавившим грудь и не дающим вздохнуть, Георгий внезапно понял, что сегодня он не умрет. Понимание этого пришло свыше и наполнило его спокойной радостью.

— Ну что, молиться будешь, рус? — услышал он почти правильную речь степняка.

— Я уже помолился, — чистосердечно ответил сотник.

Он не знал, откуда придет спасение, но ждал его.

Словно разрезая само время, сабли медленно пошли вниз. Георгий обратил всего себя в открытую книгу, где монах-летописец готовился вписать новую строчку.

— Сотник, держи меч! — услышал он возглас.

В воздухе сверкнул клинок, который Георгий поймал в развороте, уклоняясь от острых молний, грозящихся проткнуть его насквозь.

Лицо степняка перекосило удивление.

Сотник уже стоял напротив с целым мечом в руке и твердым желанием победить. Лишь на секунду он отвлекся, чтобы кивком поблагодарить дружинника, кинувшего ему свой меч.

Степняк не нападал. Ждал, что предпримет Георгий.

Сотник бросился на него, нанося серию быстрых ударов. Лязг, и клинок одной из сабель степняка отлетел. Георгий в первый раз верно провел прием, хоть его меч и переломился при этом. Сабля Волка тоже пострадала, а теперь и вовсе сломалась.

Степняк отбросил рукоять как ненужную, он и с одной саблей представлял серьезную опасность.

Георгий, ощущая подъем, начал его теснить. Ближайшие воины перестали сражаться, а просто стояли и завороженно смотрели. От исхода поединка могла зависеть судьба скита.

Противники были практически равны, их бой был красив, насколько красивым может быть смертоубийство.

Удар, снова удар. Степняк отвел. Фальшивый выпад, Волк потерял равновесие, Георгий помог ему пинком. Тот грохнулся на землю. Без лишних раздумий сотник ударил сверху, степняк, так же как до этого Георгий, перекатился. Но тут в поединок вмешались несколько воинов, напавших со спины. Георгий вынужден был перенести внимание на них. Ему на помощь кинулись несколько дружинников. Когда он обернулся, степняк уже был в нескольких десятках метров.

Вдруг от самого пролома раздался приближающийся вой. Сигнал, что подоспела подмога с заставы.

Степняки бросились назад в пролом. Остатки сотни стали их догонять и истреблять.

Волк обернулся, засмеялся и, легко вбежав по лесенке на стену, перемахнул через частокол. Георгий подался вперед, но по перестуку копыт понял, что там степняка ждал конь.

Во двор тем временем въезжали воины с заставы, ведя на арканах и подталкивая копьями пойманных разбойников.

Георгий стоял посреди этого поля битвы и смотрел в небо. Румяные облака золотились предзакатным солнцем.

Как хорошо было жить!

Олеся бежала по болотным кочкам. Бурая вода намочила подол ее платья, но она этого не замечала. Сейчас имело значение только одно — еще хотя бы раз увидеть Георгия. Ее не пугало то, что в скиту почти наверняка идет схватка. Меньше всего она думала о грозившей ей опасности. Сердце рвалось к любимому человеку, словно птица из силка.

Бежать впопыхах, соскальзывая с кочек и утопая по щиколотку, было утомительно. Но Олесю ничто не могло остановить. Из болотца она вырвалась в перелесок, до скита оставалось совсем чуть-чуть.

Вечернее солнце ласкало зеленую хвою елей. Лес был так спокоен — все жило своей неторопливой жизнью. Здесь никому не было дела до трагедии, разворачивающейся совсем неподалеку. Ни зайцу, прошмыгнувшему в густой кустарник, ни белке, прячущей орехи в дупло, ни кукушке, отсчитывающей чей-то век.

Внезапно Олеся остановилась. Впереди над верхушками елок показался дым.

Я опоздала! Уже опоздала!

Сердце девушки замерло.

Быстрее, нужно бежать еще быстрее.

Олеся боялась подумать о том, что она может увидеть в конце своего пути. Сердце бешено колотилось.

Вон там, за поворотом тропинки, уже будет виден скит.

Еще чуть-чуть…

Дымящиеся скаты крыш и частокол. В одном месте стена разрушена. Ворота распахнуты.

Олесины ноги остановились сами.

Кто же внутри?

Сотнику пришлось отвлечься от созерцания красот природы. Пора было наводить порядок. Его поредевшая сотня собиралась у избы с колоколенкой, служившей сестрам храмом. Туда же перетаскивали мертвых русичей, степняков складывали с другой стороны. Связанные пленные сидели во дворе.

Георгий медленно направился к своим воинам. Теперь, когда лихорадка боя спала, Георгий понял, как устал. Каждый шаг давался с трудом, однако радость еще давала силы двигаться. И на душе было легко.

Уже вечер, а я еще жив.

Девичий крик заставил его обернуться. Сердце на секунду замерло.

Олеся с радостным возгласом побежала к нему. Раскрасневшаяся, в платье, забрызганном болотной грязью.