Глаза Семёна защипало. Ему вспомнилась его жена. Молодая, в свадебном наряде. А не такая, какой нашел на пепелище.

— …Тять, а ты мне купишь коника?..

— …Куплю, будешь большим, станешь землю пахать…

— …Я на нем Аленку катать буду…

— …Ее жених катать будет…

— …А я кого?..

— …А ты свою невесту…

— …Тять, а мы никогда, никогда не умрем?..

Никогда сынок, никогда.

Звездная ночь совсем растревожила Семёна. Он резко встал, стряхивая оцепенение.

— Пойду пройдусь я, — обратился он к сидящим, — что-то жарко слишком у костра.

— Иди, Семён. Иди.

Через десяток шагов его поглотила ночь. Семён отходил все дальше, чтобы не показать чувств, охвативших его. Воспоминания заставили заново почувствовать горечь потерь. Уже давно не пускал он в сердце эту боль. Видимо, пламя костра убаюкало его и успокоило, а давние страхи вылезли наружу. Теперь он хотел уйти от самого себя и брел не разбирая дороги…

Семён сам не заметил, как оказался у кромки леса. Где-то недалеко была дорога, ведущая в город, в темноте Семён не нашел бы ее. Постоял, поежился, решил возвращаться к костру. Вдали от него было чувствительно прохладно. Вдруг слух уловил еле заметный перестук.

Конники! Откуда?

Это было любопытно. Ехали не спеша, осторожно. Словно крадучись.

У Семёна тут же возникли подозрения. Он метнулся к лесу, хотя в такой темени его не заметили бы, даже если б наехали.

По приглушенному травой топоту было ясно, что всадники приближаются.

По неясным силуэтам Семён заключил, что их было трое. Похожи на разведчиков. Только что разведчикам делать в окрестностях Холма, да еще ночью? Самым первым его желанием было окликнуть проезжающих мимо конников, но что-то остановило. Всадники остановились недалеко от того места, где засел бывший разбойник, всматриваясь вдаль. Семён понял, что заметили костер и его людей, стерегущих коней. Посмотрели и тронулись дальше.

Если это княжеские люди, то почему они не подъехали к костру, ведь ворота все равно ночью не откроют?

Семёну показалось, что всадники, наоборот, стараются не попасться на глаза. Быстро взвесив все «за» и «против», он тихонько двинулся за ними. Ориентировался на звук шагов. Через небольшое время загадочные всадники свернули с дороги и углубились в лес. Они, наверное, знали, куда едут, а Семён уже заблудился.

Как бы на сучок не напороться, глаза все же не казенные.

Десятник выставил вперед руки.

«А вдруг разбойники? — мелькнула шальная мысль. — Да я и сам только что был разбойником!» — успокоил себя Семён.

Так шел он за смутными тенями, сам не зная зачем.

Вдруг впереди перестук стих. Всадники остановились так внезапно, что Семён чуть не налетел на них, пришлось отойти назад.

Они вышли на полянку, освещаемую луной. На полянке стояла избушка. Всадники привязали коней и вошли внутрь.

И дальше что? Пойти спросить, не пустят ли переночевать?

Семён стал тихонько подкрадываться к избушке, вдруг за что-то зацепился. Обернувшись, остолбенел. Волосы на голове зашевелились: крест! Он был на погосте.

Вот угораздило!

Отцепив рубаху, он подобрался к избушке, проковырял пальцем дырку в окошке, затянутом бычьим пузырем, и приник к отверстию.

Шел разговор, но слышно было плохо. Семён еле разобрал, что договаривались завтра пойти в Холм, переодевшись купцами, — накануне напали на купчишку и забрали товар.

Зачем такие сложности?

Он заглянул внутрь, но света было мало, лиц не разобрал.

Все это не к добру. Хорошие люди тайком в город не приходят.

Семён решил вернуться к своим, пока не поздно. Нужно предупредить, чтобы купчин завтра проверяли получше. Подошел, чтобы рассмотреть хотя бы коней. Ничего примечательного, кроме того, что у одного подкова почти отлетела. Вряд ли станут ее менять до завтра. Масть и худая подкова. Небогато. Но хоть что-то.

Чуть поодаль стояли другие кони, всего их было шесть, значит, в доме были еще люди.

Нужно ноги уносить.

Семён двинулся в обратный путь. В лесочке было хоть глаз выколи, пробирался он на ощупь. Все время спотыкался о корни и коряги, пытаясь выйти на тропинку, по которой пришел сюда. Пока не удавалось. Вдруг нога не нашла опоры. Семён попытался ухватиться за ветки, но руки соскользнули, и он полетел в темноту, больно ударившись головой.

Сообразив, куда он провалился, Семён чуть не заорал.

Могила!

Десятник стал карабкаться наверх, но земля только осыпалась. Промучившись минут десять, он присел на дно могилы, чтобы подумать.

Вдруг в тишине он услышал нетвердые шаги и замер. Кто-то приближался. И этот кто-то ругался на чем свет стоит. Видимо, один из обитателей избушки вышел освежиться.

Не хватало еще, чтобы Семёна нашли в таком положении.

Шаги все приближались, ругань не стихала. Человек был изрядно пьян, и шел он прямо на Семёна. Десятник с замиранием сердца прислушивался.

«Точно, идет сюда», — только и успел подумать Семён, как вместе с землей к нему съехал вновь прибывший.

— А-а-а! — произнес человек.

Семёна он еще не заметил. Тот скорчился в углу, не горя желанием знакомиться.

Человек поднялся на ноги и попытался вылезти. Его попытки так же не увенчались успехом. Он пытался лезть, подпрыгивать. Даже стал звать на помощь. Но, видимо, в избушке его не слышали — никто на помощь не пришел.

Человек разочарованно опустился на землю, прямо напротив Семёна, которого все еще не заметил, и произнес с пьяной грустцой:

— Ну что же мне здесь — целую ночь одному сидеть?

Семён понял, что пришло его время.

— Ну почему же одному? — ласково спросил он.

Мгновенно произошло то, чего Семён и не ожидал. Человек подскочил и, несмотря на свое нетрезвое состояние, в секунду выбрался из могилы, засыпав десятника землей.

Семён хохотал до рези в животе. Причем при этих звуках удаляющийся топот участился.

Через несколько минут десятник успокоился и стал пытаться рушить стенки, которые и так осыпались после визита ночного гостя.

Арба неторопливо тащилась по дороге. Поскрипывали колеса, цокали копыта низкорослых лошадок, кто-то из нукеров напевал себе под нос протяжную степную песню.

Потолстевший мурза Усман развалился на подушках, пальцы в дорогих перстнях монотонно перебирали четки. Полы дорогого шелкового халата, распахнувшись, открывали расшитые парчовые шаровары и тисненые золотом сафьяновые сапожки.

Кочевники ограбили и разорили полмира. Уничтожили много культур, а своей-то только и было что грубые узоры на белом войлоке ханских шатров.

Мысли мурзы текли неторопливо, вторя цокоту копыт. Размеренное покачивание арбы навевало дремоту.

Велика столица Сарай-Берке. Взметнулись ввысь ее купола и минареты в низовьях Итиль-реки. Тысячи рабов-ремесленников строили ее в поте и крови под ударами бичей. Сюда стекалась дань от покоренных народов и съезжались купцы со всего Востока за рабами и награбленными ценностями. Хотя частенько их самих грабили как в Орде, так и по пути в нее.

В Китае было лучше всего. Многое взяли: и осадные машины, и дорогие шелка, несметные богатства и знания. Но зачем кочевнику знания астрономии, архитектуры, письменности? Вот золото, драгоценности, шелка — это хорошо. Осадные машины еще лучше: с их помощью можно грабить новые города и подчинять целые народы, а остальное — чушь.

Мурза повернул голову и окинул взором движущиеся под охраной нукеров возы, прикидывая, не удастся ли утаить кое-что для себя из собранных ханских подарков и дани сверх того, что причиталось ему как численнику. На коленях лежал бархатный футляр с китайскими драконами. В нем ханский ярлык и серебряная пайцзе, дающие подателю неограниченные права и полномочия. Грубо говоря, законное право от имени хана делать все, что только ни вздумается.

На пайцзе так и было выгравировано: