— А остальные?

— Здоровенный парень — Карвер. Саймон Карвер. А маленький — тот, что на побегушках, — Стрэттон, не знаю, как его зовут.

— И они оказывают на тебя давление?

Лэзер обнажил зубы в грустной улыбке:

— Не столь уж явно. Скажем так, у меня есть очень хороший маленький бизнес и мистер Вернон хотел бы иметь в нем долю или выкупить его. По договоренности, разумеется. Все прекрасно и легально. Но, к несчастью, я не заинтересован продавать его.

Вернон остановился в паре ярдов от них. Карвер и Стрэттон стояли по бокам.

— Хэлло, старина, — приветствовал он Чака. — Я надеялся застать вас у себя. У вас найдется время, чтобы еще раз кое-что обсудить?

— Я не планировал такого разговора, — ответил Лэзер.

Карвер сделал шаг вперед, но, опережая события, Миллер поспешно сказал:

— На вас галстук выпускника Старого Итона, вы это знаете?

Вернон повернулся к нему, все еще улыбаясь:

— Как приятно. Вы первый человек, который заметил это с тех пор, как я здесь. Конечно, мы немного севернее по сравнению с вами.

— Такая опасная страна, — заметил Миллер. — Говорят, что там могут столкнуть валун по склону холма на неосторожного путника.

— Это просто очаровательно. — Вернон повернулся к Лэзеру: — Представьте же меня вашему другу, Чак!

— С удовольствием, — отозвался Лэзер. — Детектив Ник Миллер, сержант отдела по расследованию уголовных преступлений.

Вернон на мгновение смешался, но потом протянул руку:

— Всегда рад встретиться с законом!

А Миллер остался на том месте, где сидел, на скамье, глубоко засунув руки в карманы.

— А я не могу ответить вам тем же.

— Ну, ты, легавый, думай, что говоришь! — резко вмешался Карвер.

Когда он угрожающе двинулся вперед, Лэзер свистнул два раза, и оба дога бросились к нему. Они стали по обе стороны, глядя на Карвера, в их глотках послышалось глухое рычание.

Карвер заколебался, явно потеряв всякую уверенность, и Миллер рассмеялся:

— Знаешь, почему их называли дорожными собаками, Карвер? Потому что эту породу вывели еще в восемнадцатом веке для того, чтобы сопровождать путников на дорогах.

В глубине глаз Карвера что-то блеснуло, а Вернон сдавленно фыркнул:

— Отлично, просто замечательно. — Он обернулся к Карверу: — Видишь, ты каждый день узнаешь что-то новенькое.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и направился к «роллсу», а Карвер и Стрэттон поспешили за ним. Лэзер наклонился, чтобы погладить собак, а Миллер тихо произнес:

— Мне кажется, у тебя тут будут проблемы, Чак!

— Если будут, то я с ними справлюсь.

Миллер покачал головой:

— Нет, это я с ними справлюсь. Не вздумай подставляться — мой приказ! — Он поднялся и улыбнулся. — Ну, мне пора.

Лэзер тоже поднялся и достал из нагрудного кармана карточку с золотым обрезом.

— Я понимаю, что незаконно поступать так, но вот членская карточка. Почему бы тебе не заглянуть к нам? Я давно не слышал, как ты играешь на пианино.

— Наверное, я так и сделаю, — пообещал Миллер и пошел через газон.

Когда «роллс-ройс» уже влился в транспортный поток, Макс Вернон наклонился вперед и опустил стекло, отделявшее его от водителя.

— Этот парень, Миллер, — спросил он у Карвера, — ты знаешь что-нибудь о нем?

— Совсем ничего.

— Тогда начинай копать. Я желаю знать все — все, что можно.

— Какая-нибудь особенная причина? — поинтересовался Карвер.

— Да, скажем так. Только один коп из всех, кого я когда-либо встречал, позволял себе носить костюмы за шестьдесят гиней, да и тот получил пять лет тюрьмы по обвинению в коррупции.

Карвер вытаращил глаза, а Вернон поднял стеклянную панель, откинулся на спинку сиденья и, саркастически улыбнувшись, закурил.

Генри Уэйд был толст и плешив, его несколько подбородков и очки в роговой оправе придавали ему обманчиво добродушный вид процветающего издателя или ученого. Но он не являлся ни тем, ни другим. Он возглавлял отдел судебной медицины в ранге инспектора, и его улыбчивость иногда маскировала ум, острый в деле.

Когда Миллер вошел в его маленький офис в дальнем конце лаборатории, он нашел Уэйда за столом. Тот строчил отчет, покрывая бумагу красивыми наклонными буквами. Почерк составлял предмет его особой гордости.

Он обернулся и улыбнулся:

— Хэлло, Ник! Я как раз ожидал, что ты появишься.

— Есть что-нибудь для меня?

— Боюсь, что немного. Иди сюда, я тебе покажу.

Миллер прошел за ним в лабораторию, кивком здороваясь с техниками. На столе у окна лежало платье девушки, аккуратно разложенное.

Уэйд начал перебирать одну за другой детали одежды.

— Чулки хорошо известной фирмы и продаются везде, а белье она купила у «Маркса и Спенсера», сейчас все девушки в стране носят такое.

— Ну а что насчет платья?

— Дорогое, но в разумных пределах, однако опять же от известной фирмы, и такие можно купить дюжинами в магазинах. Но только одна интересная деталь. Прямо под ярлыком изготовителя была нашивка с именем, так вот ее оторвали.

Он поднял платье, указывая на это место пинцетом, и Миллер кивнул:

— Я заметил.

— У меня возникло некое подозрение, и мы сравнили кусочек, который остался прикрепленным к платью. Моя догадка оказалась справедливой. Это именная нашивка, ты, должно быть, видел такие. Маленькая белая нашивка, с именем, вышитым красным. Родители покупают их для школьников или студентов, которые уезжают учиться.

Миллер кивнул:

— Тысячи людей делают так, в том числе и моя невестка. Она нашивает такие ярлыки на каждую вещь своих двух мальчишек. И это все?

— Нет… еще одно. Когда мы проверяли соскобы из-под ногтей, то обнаружили очень небольшое количество масляной краски. И на платье тоже нашли одно или два пятна краски.

— Художница? — спросил Миллер.

— Нельзя сказать точно. Множество людей в наши дни пишут маслом как любители. — Генри Уэйд улыбнулся и похлопал его по плечу. — Не придавай этому особого значения, дружище Ник! Не придавай особого значения.

Грант уже вставал из-за своего письменного стола, когда в дверь заглянул Миллер.

— У вас найдется минутка?

— Прямо сейчас? — Грант снова сел за стол и закурил. — Как идут дела?

— Да не очень хорошо. Но есть кое-что, о чем я хотел бы узнать больше. Что вам известно о человеке по имени Вернон?

— Макс Вернон? Тип из Лондона. Купил у Фолкнера казино и букмекерские конторы. — Грант пожал плечами и продолжал: — Немного. Шеф представил его мне на балу, который устраивали консерваторы. Явно джентльмен. Привилегированная закрытая школа и все такое.

— Включая его традиционный итонский галстук. — Миллер подавил в себе сильное желание рассмеяться. — Он наехал на Чака Лэзера.

— Что он сделал? — недоверчиво спросил Грант.

— Чистая правда, — ответил Миллер. — Я болтал с Лэзером возле его казино, когда подъехал Вернон с двумя громилами — Карвером и Стрэттоном. Парочка — не водевильные комики, можете мне поверить. Вернон хочет заполучить долю в клубе «Беркли». Он за все, конечно, заплатит, все будет прилично и легально, но Чак Лэзер ни в какую…

Грант сразу стал другим человеком, как только нажал одну из клавишей внутренней телефонной связи.

— Отдел информации? Немедленно свяжитесь с архивом в Лондоне. Я хочу знать все, что у них есть, о Максе Верноне и двух людях, которые работают на него, Карвере и Стрэттоне. Высшая степень важности. — Он снова обернулся к Миллеру: — Что произошло?

— Ничего особенного. Вернон не произнес ничего, что можно хоть в малейшей степени вменить ему в вину. Наоборот. Он предлагает вполне легальный бизнес.

— Он знал, кто вы такой?

— Нет, пока Лэзер не представил нас друг другу.

Грант поднялся и прошел к окну.

— Мне это совсем не нравится.

— Но тут определенно возникают интересные возможности, — заметил Миллер. — Я насчет тех домов, которыми владел Фолкнер на Гасконь-сквер. Его рэкет с девочками по вызову. Вернон и это забрал?