– Нель, обрати внимание во-он на того симпатичного молодого человека в очках. Интеллигентный, не пьёт, инженер, кандидат наук. Характер – просто золото, покладистый, ты из него верёвки будешь вить. А главное – холостой! Зовут Святославом.

Мать, выпив несколько рюмок, сама чуть ли не облизывалась, как кошка, при виде этого кандидата. «Молодой человек» оказался на самом деле уже не первой молодости, и его шевелюра была на пороге вступления в неравный бой с лысиной. Худой и длинный, как аист, в солидных очках в тёмной оправе, в светло-бежевом костюме с тщательно повязанным галстуком, он чувствовал себя на шумном свадебном застолье неловко и мало общался с остальными гостями. Из груди Нелли вырвался усталый вздох.

– Так вот зачем это всё! Ах ты, сводня…

Бракосочетание троюродной сестры Натальи не казалась Нелли мероприятием, на котором её присутствие было обязательным: они и виделись-то редко, в основном – на похоронах или свадьбах. Теперь ей стала ясна причина настойчивости, с которой мать зазывала её на это семейное торжество: её решили опять выдать замуж.

– Мам, ну какой же это молодой человек? – усмехнулась она. – Сорокед этому Славику уже точно есть.

– Ну, во-первых, не сорок, а только тридцать семь, – с многозначительным видом поправила мать. – А во-вторых… Нель, давай смотреть на вещи реально: свободных мужчин в твоей возрастной категории почти нет, если не считать разведённых, так что привередничать особо не приходится. Шансы тают с каждым годом после тридцати. Разведённые нам ни к чему, а чтобы брать мужа моложе себя, надо быть как минимум Пугачёвой. А Слава и женат ещё ни разу не был.

– М-м, тридцатисемилетний нетронутый бутон! Я так понимаю, мне выпала редкая удача. – Нелли опрокинула в себя стопку водки. «Хоть напьюсь, что ли».

– Вот только не надо сарказма, – обиделась мать. – Я, как могу, пытаюсь тебе помочь устроить личную жизнь, а ты…

Хлопнув пару рюмок, Славик слегка раскрепостился и даже пустился в пляс. Он выкидывал коленца с невозмутимо серьёзным видом, создавая впечатление танцующего усатого циркуля, и Нелли, сдержанно двигаясь неподалёку, не удержалась от комплимента:

– Боже мой, Слава, где вы научились так отвязно танцевать?

Слава, продолжая вычерчивать на полу окружности и вписывать в них квадраты, глубокомысленно изрёк:

– Танец – это проявление души, этому нельзя научиться.

Банкетная круговерть плыла тошнотворным калейдоскопом, и Нелли, чувствуя потребность отдохнуть от угара, вышла на крыльцо кафе. Летний вечер шёлково шелестел кронами клёнов, солнце лениво плавилось в окнах домов, и в янтарном воздухе Нелли мерещился запах дыма от жарящихся шашлыков.

– Эм-м… Нелли?

Слава, в чуть съехавшем набок галстуке, на ходу приглаживая карманной расчёской встрёпанные вихры, измерил аистиными шагами крыльцо и остановился.

– Я… э-э… много наслышан о ваших… гм… достоинствах, – начал он, нервно подбирая слова и помогая себе жестами мягких холеных рук. – Но все заочные описания меркнут перед оригиналом! Я… хмм… осмелюсь заметить, что вы прекрасны, Нелли.

Шашлычный флёр янтарной дымки пронзительно рассёк низкий и певучий, как виолончель, женский голос:

– Славочка! Ну что ты себе позволяешь!

Слава, вошедший во вкус комплиментов и уже начавший распускать невидимый павлиний хвост, тут же испуганно сник.

– Что?… Что такое, мама? Что не так?

К ним подплыла обладательница не только виолончельного голоса, но и подобной же фигуры – дама более чем пышных форм, весьма нелепо подчёркнутых чересчур облегающим бледно-фисташковым брючным костюмом и крупными белыми бусами. Её волосы интенсивно-каштанового цвета были тщательно уложены феном и сбрызнуты лаком с блёстками, а накрашенный малиновой помадой рот утопал в складках щёк и покоился на пьедестале из трёх подбородков.

– Славик, ну как ты выглядишь? Ты же разговариваешь с девушкой… Будь добр выказывать к ней уважение и следить за собой. – Пухлые, как сосиски, пальцы с бордовым маникюром ловко поправили подгулявший галстук. Сладко улыбнувшись, дама поплыла в обратном направлении: – Всё, не буду мешать вашему общению!

– Мама, – растерянно и смущённо улыбнулся Слава, пожимая вешалкообразными плечами.

– Боюсь, я такой конкуренции не выдержу, – усмехнулась Нелли. – Пойдёмте-ка, хлопнем ещё по коктейльчику.

Под конец вечера Слава, растеряв свой интеллигентный лоск, сидел на стуле и расхлябанно дирижировал в такт музыке. Его голова моталась на кадыкастой шее, очки перекосились, на усах висели икринки с бутербродов; через несколько минут таких испытаний вестибулярный аппарат сдался, и Слава начал бледнеть. Зажав себе рот, он беспомощно озирался. На его счастье, подскочила бдительная мама и увела сына в туалет.

– Нель, ну так нельзя! Куда ты? – Мать пыталась преградить Нелли дорогу, цеплялась за её рукава. – Отец! Нелька сбегает!

– Я бы тоже отсюда свалил, – сыто отрыгивая, отозвался тот. – Молодых поздравили? Поздравили. Подарок подарили? Подарили. Ну и всё, что тут ещё делать? Айда домой, мне завтра на работу.

На крыльце Нелли достала мобильный, чтобы вызвать такси.

«Данный номер заблокирован».

Она набирала номер Влады.

В первый раз Джокер приснился ей после того, как Леська уговорила её сходить в «Радугу» на фильм о Бэтмене. Весь вечер у Нелли перед глазами стояло лицо Джека Николсона в этом жутком гриме, а ночью она провалилась в ледяную бесконечность лесного тумана, преследуемая человеком в маске. Она запиналась о корни деревьев, падала, обдирая в кровь колени и ладони, вскакивала и снова бежала… За ней на чёрных крыльях плаща нёсся её персональный маньяк, то настигая, то давая уйти – играл с ней, как кошка с мышью. В конце сна он догнал её и вцепился ледяными руками в белых перчатках ей в шею. Она, задыхаясь, из последних сил царапала его маску, пытаясь сорвать её и напоследок увидеть истинное лицо злодея…

И тут зазвучала сороковая симфония Моцарта. Если до этой ночи Нелли любила просыпаться под неё, то сейчас этот шедевр показался ей трубой Апокалипсиса, раздирающей её душу и рвущей нервы, как струны живой арфы. Выключив будильник, она ещё несколько минут пребывала где-то меж небом и землёй, в сером междумирье.

На кафедру пришёл новый сотрудник – Кирилл Павлович. Всё женское большинство преподавательского состава умилённо вздохнуло и растаяло: хорош, чертяка! Высокий, плечистый – аж пиджак по швам трещит на мускулистой, мужественной фигуре. Ходил Кирилл Павлович по университетским коридорам стремительно, так что пряди его ухоженных, всегда чистых и стильно подстриженных тёмных волос откидывались со лба под встречным потоком воздуха. Когда он нёсся с кейсом в руке, лучше было прижаться к стенке: не ровен час, случится «ДТП». Лия Георгиевна, степенная дама весьма солидных габаритов, не всегда успевала отскочить; она привыкла передвигаться неспешно, переставляя свои отёчные ноги с черепашьей обстоятельной вдумчивостью, и когда мимо неё проносилось торнадо с чёрным чемоданчиком, весьма ловко огибая её, восклицала: