Ублюдок, а точнее, Бастард — это, если кто не в курсах, прозвище некоего гражданина Пешеходова Вильгельма Робертовича, француза норвежского происхождения, ортодоксального католика, служащего военно-феодального управленческого аппарата в должности герцога Нормандского. Почему Пешеходов? Ну, стыдно-с, господа, таких вещей не понимать. Предок Вилли как звался? Правильно, Рольф Пешеход. Ну и какую фамилию прикажете после этого назначить тому Вилли? Завоевав Англию, означенный гражданин Пешеходов, физически и биологически оставаясь одним человеком, политически и юридически разделился на двух двойников-клонов — вассала французской короны герцога Нормандского и независимого суверена короля Английского. И никого не сношало то, что это один и тот же человек — принципа нерушимости границ никто не отменял. Вот такое же политическое и юридическое раздвоение предстояло и Миликону, когда он поднакопит для этого достаточно силёнок.

Пару дней он дулся на нас из-за Дахау, который, как оказалось, хотел назвать по названию своего прежнего городка. Помозговав, мы посвятили его в секрет прикола — естественно, отредактированный в духе официальной версии нашего происхождения. Типа, была у нашего венедского племени далеко на северо-востоке большая война с германцами, а те были большими любителями пленников в укреплённые и охраняемые лагеря сгонять и заставлять там вгрёбывать как папа Карло на голодном пайке из отбросов, и настоящий Дахау — как раз один из таких лагерей, и даже внешне очень похожий. Тоже прямоугольный в плане, тоже с ограждением из плетня, тоже с такими же вышками — просто, не мудрствуя лукаво, описали ему устройство и характерные признаки его собственного лагеря, включая и кормёжку желудями. А для пущего правдоподобия не забыли упомянуть и об отличиях — охрана в шкурах и рогатых шлемах, которую мы описали по стереотипному киношному штампу древних германцев. Кто поедет проверять? Нашим басням о масштабах той бойни — с нашей стороны аж полторы тысячи полегло, и ещё пять сотен германцы в тех лагерях заморили, из которых сотню в том своём плетёном из прутьев Дахау — вождь не поверил, уменьшив заявленную нами цифирь в «стандартные» три раза, но суть прикола уловил и от души поржал, что нам от него и требовалось. Оценив юмор, он обиду выключил и махнул рукой — ладно, так и быть, пусть будет Дахау. Попросил нас только никому больше не рассказывать. Приятно человеку гордиться своей причастностью к сокровенному знанию, которым владеют лишь немногие, и он — в их числе. Особенно забавляли его самодовольные ухмылки Фабриция, действительно ПОСВЯЩЁННОГО в наш секрет и знавшего от нас НАСТОЯЩУЮ версию. От той редакции, что мы скормили Миликону, он хохотал едва ли не больше, чем от самого нашего прикола. Впрочем, сочиняя её для вождя, мы и сами поржали вволю — даже Хренио, когда я ради пущей хохмы описал ему старика Алоизыча с его характерными усиками а-ля Чарли Чаплин, но плаще из медвежьей шкуры и с чёлкой, выглядывающей из-под рогатого шлема….

— А помните, мужики, как пыжилось это чмурло, Антипка которое, когда представлялось? — припомнил, давясь от смеха, Володя, — Гней Марций Антип, — гнусаво передразнил он проквесторского клиента-вольноотпущенника.

— Дык, целый римский гражданин — не нам, варварам, чета! — хохотнул я, тоже вспомнив эту картину маслом, — Пуп земли, млять!

— Ещё вокруг Эссельты увивался, хотел её за два медяка уломать! — прикололся и Васкес, — И как надулся, когда она его отшила!

— Так ведь за какие медяки! Аж за два римских асса! Видели, какие блямбы? Так он же ещё потом и набавлял — до пяти! — спецназер аж дурашливо закатил глазки, — И кого отшила! Самого Гнея Марция Антипку, гражданина Рима! — и мы расхохотались все втроём — это ведь и в самом деле надо было видеть!

— А потом, вроде, и НАСТОЯЩИЙ Марций слюну на неё пустил? — ухмыльнулся наш мент, — Или мне показалось?

— Было дело! — хмыкнул я, — Только Софонибу приныкал, чтоб глаза ему не мозолила, а тут эта — ага, тоже типа как городская вырядилась. Он-то ведь за мою рабыню её принял и думал, что всего-то и делов — со мной договориться, а как услыхал, что свободная и замужем — видел бы ты, как скис!

Пока Нирул организовывал переезд со всем рудничным и прочим хозяйством, его жена продолжала оставаться у меня под видом служанки, дабы быть под присмотром и под защитой. И проблем это никаких не вызывало, пока римлян нелёгкая не принесла…

— Он же ещё потом таки пронюхал, что ейный муж — мой вольноотпущенник, — поделился я приколом, — Так прикиньте, у них же принято, что вольноотпущенник и на свободе должен угождать во всём бывшему хозяину, ну он и вообразил… Представляете, каково было ему разжевать, что здесь ему — не тут, да при этом ещё и не обидеть?

— Его, наверное, смутило то, как она время от времени тебе глазки строила, — предположил Володя, — Намекала, можно сказать, прозрачно! Ведь было же дело, а?

— Ну, намекала — и чего? Нахрена, спрашивается, усложнять жизнь сверх необходимости? Велия для чего со мной Софонибу отрядила, которая ей и дома очень пригодилась бы? Как раз для этого самого. А эту — сбагрил мужу обратно с рук на руки, отправил с ним — и хвала богам. Как это по-рюсски? Фрау с бричка — битюг есть легко.

— Так неужто ж самому не хотелось воспользоваться случаем? Ведь эффектная ж бабёнка! И конкретно в тебя глазками стреляла, с прицелом! И не только глазками!

— Есть такое дело. Да только, сдаётся мне, что ей не просто перепихнуться ради интереса захотелось. Вот и прикинь хрен к носу — Нирул мне такие ништяки делает, а я тем временем жену его буду брюхатить! Если ей самой мозгов не хватает сообразить, что не очень-то мы с ним внешне похожи, то мне-то мозги на что даны? Чтоб я вместо головы головкой думал? Нахрена, спрашивается?

— Ну, тоже правильно — не стоит оно того. Твоя бастулонка уж всяко не хуже — даже пофигуристее…

— И поумнее, кстати. А дома ещё и законная супружница, надо полагать, уже годна к употреблению, — коммуникации античного мира — те, что полагались нам, ни разу ещё не вершителям судеб, а всего лишь их подручным — оставляют желать лучшего, и сообщения о новостях приходят с изрядным запозданием, но по срокам Велия должна была уже и наследника мне родить, и после родов оправиться. Волний с Фабрицием осведомлены получше моего, но не колятся, стервецы — типа сюрприз. Но по ним видно, что сюрприз меня в Карфагене ждёт приятный — как говорится, спасибо и на том.

— Счастливчик! — позавидовал спецназер, — Моя-то ещё только с брюхом ходит!

— Ну так и у тебя ж рабыня есть.

— Ага, видел бы ты, как моя шипела, когда её со мной отправляла! Везунчики вы с Хренио — попали сюда без баб, женились на местных и горя не знаете.

— Так твоя ж, вроде, не такая уж и стерва. Ну, дурила поначалу, потом, вроде, за ум взялась…

— Взялась… Для этого надо иметь, за что браться. Просто угомонилась. А потом, как залетела, снова в дурь попёрла. При вас просто не выступала, но дома… Знаешь, как шипит королевская кобра?

— По-твоему, мне со стервами дела иметь не доводилось? Всякие попадались — с тех пор и научился распознавать и отфутболивать обезьян.

— То-то ты так похренестически реагировал на юлькины наезды! Она психует, а ты спокоен как удав…

— А мне-то чего психовать? Ты же сталкивался в интернете с сетевым троллингом? Так это — то же самое, только в реале. С точки зрения биоэнергетики — самый натуральный энергетический вампиризм. Ну и хрен ли на него вестись? Собака лает — а караван идёт. Каким отсеком спинного мозга Серёга думал, когда на такую польстился — это ты его самого спроси. Я — умея вампирьи присоски отсекать — с такими не связываюсь, потому как иногда просто расслабиться и отдохнуть хочется…

— Тоже верно. А ты вот как думаешь, пацан у тебя там или девка?

— Тёща уверяла, что пацан будет. Знахарка, которую она приглашала для проверки — тоже.